Вернадский В.И. хочет реанемировать Урановую комиссию

Между тем наступала короткая прекрасная весна, когда в соответствии с ритмом природы он чувствовал себя лучше (а заболевал всегда осенью). В дневнике уходят на второй план заботы о здоровье - видимо, недомогания не докучали. Он обращается к коллегам по академии, направляет записки президенту. Особенно его возмущает совершенно недопустимое поведение цензуры, потому что продолжает получать иностранные журналы с вырезанными или замаранными статьями. Кто-то по-прежнему отслеживает, что ему можно читать, а что нет. Если мы хотим восстановить разрушенное, мы должны развивать науку в полном объеме, что невозможно без свободы мысли, пишет он. Из всех институтов Академии наук только два, утверждает Вернадский, устроены правильно: физический институт Капицы и бывший Павлова . В остальных талантливые люди прилагают массу усилий, чтобы решать далеко не научные проблемы. Надо строить специальный завод по обеспечению экспериментальной работы. Настойчиво требует возобновить работу Урановой комиссии . Возможно, Вернадский не знал, что с середины 1942 года , когда стало известно о режиме секретности в американских физических институтах, у нас стремительно готовились создать собственную атомную бомбу . "Я считаю необходимым немедленно восстановить деятельность Урановой комиссии, - писал он О. Ю. Шмидту, - имею в виду как возможность использования урана для военных нужд, так и необходимость быстрой реконструкции последствий разрушений от гитлеровских варваров, произведенных в нашей стране. Для этого необходимо ввести в жизнь источники новой мощной энергии. Логически ясно для меня, что таковой на первом месте должна быть энергия актин-урана (уран-235. - Г. А.). Из того, что доходит до меня из иностранной литературы, я вижу косвенные указания на то, что мысль в этом направлении идет как у наших союзников, так и у наших врагов, и очевидно, в этом направлении идут искания" 1-27 . Удивительно, но и теперь Вернадский не утерял возможности устанавливать новые, порой дружеские отношения. В Боровом он подружился с академиком-физиком Леонидом Исааковичем Мандельштамом , вел с ним длительные беседы о самых острых научных проблемах. Сблизился с директором Дома ученых Марией Федоровной Андреевой , человеком необыкновенной судьбы, биография которой может составить сюжет множества книг и фильмов. Он знал ее издалека, но в Боровом они часто встречались и разговаривали и оказалось, что на многое они смотрят одинаково, несмотря на то, что она была пламенной большевичкой. Марии Федоровне в ту пору было 73 года, но в ней еще оставалось много от ее прежней артистичной внешности, женской прелести в соединении с большим умом, что заставляло многих больших людей века влюбляться в нее. У них обнаружилось множество общих знакомых в прошлой жизни. 5 февраля 1943 года записывает: "В ней я нашел сейчас верного друга. Не ожидал, что это возможно в моем возрасте" 2-27 .

Ссылки: