«Чека» – «Дни» (Берлин), 19 мая 1925 г.
В только что вышедшем 10-м сборнике «На чужой стороне» [(Прага)] помещен
отрывок из одного частного письма госп. Н.Б., предоставленного редакции
сборника получившим его лицом. Письмо это написано уже заграницей, в начале
1921 г., рассказывается в нем о событиях 1919 г.
13-го января 1921 г.
… Я обещал тебе написать о «чрезвычайках» Киевских – не знаю, выйдет ли?
Слов нет: все краски бледнеют перед тем, что я видел. Итак: Ч.К. было в
Киеве 3 – Городская, Губернская и Всеукраинская со знаменитым
Лацисом во главе. За месяц до ухода
большевиков (конец июня 1919 г.) все три стали проявлять лихорадочную
деятельность и притом по разрядам: в первую голову были расстреляны буржуи,
не внесшие контрибуции, потом – юристы, инженеры, поляки, украинцы,
педагоги и т.д. и т.д. Люди прямо исчезали – списков расстрелянных не
печатали больше, прямо человек исчез, значит расстреляли. Придирались к
мельчайшему поводу: нашли при обыске 2 фунта сахару – довольно, или бензин
для зажигалки – расстрел чуть ли не на месте.
У меня за неделю было 5 обысков и все ночью между 3-4 часами, что искали –
неизвестно, придут, посмотрят и уйдут. Может быть, вид у меня был совсем
пролетарский. Последние
2 недели я скрывался… Жизнь стала невыносима…
Во время прихода добровольцев, конечно, я оказался в городе. Зная о
существовании Ч.К. и справедливо предполагая, что в первый день там будет
мало народа, т.к. все будут на улице, моментально отправился туда. Я
принципиально бывал всюду, где бывали находимы трупы, может быть, увижу или
узнаю кого-нибудь из знакомых, тогда хоть известить можно будет. Итак,
прихожу туда, в городскую раньше. Милый, небольшой особнячок миллионера
Решетникова, весь окруженный огромным тенистым садом. Народу немного,
кругом, однако, стон стоит – истерики, слезы и какие-то непонятные выкрики:
«еще два!..», «и что они с тобой сделали…», «не нужно стрелять…», прямо
визжит какой-то женский голос… это, как оказалось, все были родные
заложников, взятых большевиками, и пришедшие что-нибудь узнать. И они
узнали: большевики при отступлении, за невозможностью взять заложников с
собой, расстреляли 1800 человек, не успели всех 2300, т.к. не было
времени.
У Петра в больнице [(доктор, знакомый автора письма и его адресата)] были
умалишенные из числа спасшихся: рассудок не выдержал, т.к. большевики
заставляли приговоренных убирать и уносить трупы, когда кто уставал – его
убирали уже другие, но уже с раздробленной головой.
Итак, я вхожу на двор, ничего не выдает ужасного назначения этой милой и
мирной на облик усадьбы, перехожу наискось двор и иду к кучке людей,
собравшихся при входе в каменный, солидно построенный гараж. На ? пути меня
словно огорошивает кто-то ударом в голову: мой путь перерезает бетонная
канава (для стока воды во время мойки автомобилей), полная дымящейся и
запекшейся кровью, в которой плавают какие-то белые клецки. Присмотрелся,
эти клецки оказались человеческими мозгами. Из толпы на эту «мелочь» никто
не смотрел, все смотрели на нечто более ужасное… толпа положительно
безмолствовала в этом углу, и все стояли без шапок.
Иду параллельно канаве, стараюсь [держаться] подальше: меня уже мутит от
невероятно сильного запаха крови, протискиваюсь чрез толпу и вижу – гараж
для 3-х больших автомобилей… бетонные стены, наклонный пол, сток устроен в
канаву, о которой я уже писал. Стены буквально залиты кровью, человеческие
мозги всюду – на стенах, даже на потолке, пол же на ? аршина покрыт кашей
из волос, кусков черепных костей, и все это смешано с кровью. Отсюда-то
берет свое начало ужасная канава. На стенах висели кронштейны с веревками,
совершенно пропитанными кровью, это для привязывания тех, которые
сопротивлялись. Не дай Бог еще раз что-нибудь подобное видеть. И это
результаты «работы» только одной ночи, последней перед их уходом!
Трупов убирать не было времени, для этого был заготовлен особый ящик
шириной в нормальный рост человека и такой длины, что могут в него лечь
рядом 6 человек. Обреченные клались в него ничком и пристреливались
выстрелом из револьвера в голову, сверху клался еще ряд живых, опять
пристреливался, и так, пока ящик не наполнялся. Ящик с трупами вываливался
или в Днепр или прямо на свалку или увозился в редких случаях в
анатомический театр. Чем руководствовались большевики при этом
«распределении» – не знаю.
Рядом с гаражом – мастерская-печь, в которой еще дымились угли, клещи и
гвозди, какие-то особенные, никогда мной не виданные ножи, вроде докторских
[скальпелей], все покрыто клочьями мяса и запекшейся кровью. Огромный
котел, наполненный еще теплой жидкостью, сильно пахнущий бульоном, и в ней
куски мяса и отваренные человеческие пальцы – это камера судебного
следователя Ч.К. тов. Богуславского, о его конце расскажу ниже. Рядом с его
столом огромный чурбан-плаха, топор и солдатский тесак – все в крови. Здесь
совершался допрос и суд и расправа. Потом, при осмотре трупов, я видел
отваренные руки с облезшим отваренным мясом и с голыми костями вместо
пальцев, видел трупы без кожи совершенно и с кожей, оставленной на месте
погон и лампасов, с отрубленными и вырезанными частями – все это были следы
«следствия», а результат один – пуля из браунинга в голову в соседнем
помещении.
Иду в сад. Оттуда-то неслись возгласы и истерики, и проклятия, оказывается,
сад представлял из себя сплошную братскую могилу: ни одного не вскопанного
места не было, и уже добровольцы из публики принялись ее раскапывать –
трупы, трупы, без конца трупы, наваленные вповалку один на другого как
попало и засыпанные не более как на ? аршина землей. У всех решительно
головы раздроблены – это мера большевиков, чтобы труп не был опознан.
Половина из них носила на себе следы допроса. Но вот из неоткрытой еще
могилы показывается рука… пронзительный, душу раздирающий крик, и какую-то
женщину уносят замертво: это мать Жигалина (ты ее знаешь) узнала по
какой-то метке на руке труп своего сына.
И такие картинки без конца, там, где выкопанные трупы положены рядами,
исковерканные, истерзанные, с разбитыми головами, с судорожно сведенными
оконечностями, все голые, т.к. перед расстрелом большевики всем приказывали
раздеться. Среди них был и [инженер-железнодорожник] Г.О. Паукер, но я его
не узнал. Были и старики, и женщины, и дети 10-12-летнего возраста –
заложники польской партии, когда поляки двинулись вперед.
Толпа становилась многочисленнее и возбужденнее, мне же было более чем
довольно, и я отправился посмотреть особняк, но было уже поздно: успели
поставить стражу. В окна были видны комнаты барского роскошного дома,
наполненные обломками мебели, пустыми бутылками и рваной бумагой. Пока я
ходил около дома, толпа сильно возросла, стали произноситься речи, и уже
хотели идти бить евреев, но нашелся один священник, который предложил тут
же на улице отслужить панихиду по замученным. Я этого зрелища никогда не
забуду: старичок-священник служит без облачения, без всяких привычных
церковных принадлежностей – панихиду по «имена же их, Господи, ты веси», а
толпа в 5000 человек минимум поет.
Но опять случай: некоторые, более предусмотрительные, чем я, успели-таки
забраться до постановки стражи в помещение. Бродили там и добрались до
подвалов и, оказывается, не зря. Там скрывались 2 члена ЧК, не успевшие
удрать вовремя и залегшие среди пустых ящиков в надежде под покровом ночи
задать тягу. Их-то и раскопали. Не зная, куда деться, они полезли из окна в
надежде скрыться, т.к. толпа была занята панихидой, но их все-таки
заметили: одного успела отбить стража, а другой, оказавшийся секретарем
следователя Ч.К. (безусый мальчишка лет 17-ти), был менее чем в одну минуту
на моих глазах буквально затоптан толпой, осталась какая-то кровавая масса
на улице без малейшего признака чего-либо человеческого, ни рук, ни ног, ни
головы, - ничего, буквально ничего. Другой был на другой день повешен.
После этого я отправился во Всеукраинскую ЧК, где «забавлялся» сам Лацис,
но об этом в другой раз: я думаю, что тебе и этого пока довольно.
Видел я ужасов довольно, видел 74 повешенных на трамвайных столбах на
главной улице Николаева (Слащев повесил всю организацию коммунистического
заговора, задумано было его убийство и взрыв штаба и казарм) – висели 3
дня, но ничего подобного я нигде не видел, что видел в К[иеве] в застенках
большевиков. В следующий раз, но не раньше твоего ответа, т.е. разрешения,
писать не буду: моих рассказов об этом никто еще более 5 минут не был в
состоянии слушать. А еще имеется 2 чрезвычайки, морг, раскопки, ловля
чекистов на улицах и, наконец, Роза Кровавая – палач Ч.К. и Богуславский –
судебный следователь Ч.К., весьма достойная парочка. Итак, я буду ждать
ответа.*
* Как цитированное письмо, так и другие свидетельства зверств большевиков в
Киеве опубликованы в книге Сергея Волкова «Красный террор глазами
очевидцев»
(e-libra.ru/read/211469-krasnyj-terror-glazami-ochevidcev.html).