Отец Иоанн Кронштадтский

Для характеристики о. Иоанна Кронштадтского не могу не рассказать о моей встрече с ним. Вскоре после выздоровления Шуры скончался вблизи Серпухова богатый купец Хутарев . Его семья телеграфировала о. Иоанну с просьбой приехать на похороны. Он ответил: "1500 рублей, проезд ваш счет". Необходимо отметить, что проезд о. Иоанна равнялся стоимости 12 билетов первого класса плюс стоимость пробега отдельного вагона. Говорю "отдельного вагона", так как о. Иоанну действительно предоставлялся отдельный вагон - он не мог ехать в общем вагоне первого класса из-за неизбежной давки и несчастных случаев при скоплении его почитателей. Хутаревы перевели деньги в Кронштадт по телеграфу, и о. Иоанн прибыл к назначенному сроку, даже на несколько часов раньше.

День был воскресный, на похороны явились все рабочие Хутаревской фабрики (около 1000 человек), их семьи и масса крестьян окрестных деревень, когда узнали, что отпевать покойника будет "сам Иоанн Кронштадтский". Был там и я как знакомый Хутаревых.

До обедни был сервирован чай. Площадь перед домом кишмя кишела народом. Окна раскрыты. Неожиданно раздался крик: "Батюшку, батюшку требуют!" Выглянув в окно, я увидел, как на руках, по головам передают кричащую нечеловеческим голосом женщину. Народ волновался, требовал чуда. О. Иоанн спокойно встал, вышел в коридор, потребовал ввести кликушу в дом. Я пошел за ним, стоял почти рядом с батюшкой. Когда ввели больную, она не кричала, а как-то неистово визжала. Язык, точно вырванный из гортани, болтался снаружи. Отец Иоанн обнял больную женщину, что-то шептал, прижимая голову к своей груди. Затем резко оттолкнул больную и, глядя прямо ей в глаза, точно гипнотизируя, сам стал кричать: "Перекрестись, перекрестись!", топая ногами. Больная этого приказания не исполнила, продолжая неистово визжать. О. Иоанн несколько раз обнимал голову больной женщины, прижимая ее к своей груди, затем отталкивал от себя, приказывая перекреститься. Однако безуспешно. Тогда он сам взял ее бледную руку и этой рукой стал ее крестить, пытливо глядя в ее бессмысленные глаза, продолжая кричать: "Перекрестись, перекрестись". Больная начала успокаиваться, припадок стал проходить, рот нормально закрылся. "Чудо" свершилось. А когда женщина вышла сама на крыльцо, без посторонней помощи сама стала креститься, благодарить батюшку за чудодейственное излечение, тысячная толпа ахнула от удивления и восторга.

Стоя почти рядом с батюшкой во время совершения им "чуда", я ясно слышал, как он шептал: "Бес изыде, бес изыде...", когда обнимал голову больной женщины. Не менее оригинально о. Иоанн отпевал покойника в церкви. Он не служил, как обычно было принято, не читал, не напевал, а командовал, приказывал, как командир войскам. Наконец, после долгой службы покойника похоронили, и после поминального обеда о. Иоанн Кронштадтский уехал на вокзал. Тысячная толпа двинулась за ним "проводить батюшку". Я поспешил туда же, опасаясь несчастных случаев на маленькой станции Шарапова Охота во время прицепки вагона, окруженного наэлектризованной толпой.

И действительно, прицепить салон-вагон о. Иоанна было очень трудно. В последний момент, когда поезд уже трогался с места, я не смог в толпе проникнуть в общий поездной вагон и застрял на площадке салона. О. Иоанн, увидев это, пригласил меня к себе, угощал чаем, долго беседовал со мной. Прекрасно помню все, что мне тогда говорил о. Иоанн Кронштадтский. Прежде всего необходимо отметить необычайно выразительные, пронизывающие глаза. Такие глаза видел в продолжение своей долгой жизни лишь два раза: у Льва Николаевича Толстого и у о. Иоанна Кронштадтского. Глаза были точно бездонны, веселы и жизнерадостны.

Когда келейник (или служка), подав чай, удалился и мы остались в салоне вдвоем, наша беседа с о. Иоанном долго не клеилась. А когда я попытался ему напомнить, что его молитва вылечила моего сына, отец Иоанн ответил: "Все зависит от веры. Кто верит, тому молитва помогает".

- Когда вы, батюшка, сегодня излечили кликушу, я стоял близко и слышал, как вы шептали ей на ухо: "Бес изыде, бес изыде". Значит, вы убеждены, что в этой деревенской женщине сидел бес, которого надо было изгнать?

- Ничего подобного, - возразил мне о. Иоанн. - Спросите в любой деревне, что такое кликушество? Вам девяносто девять человек из ста ответят: беснование. И эта баба, которую вы сегодня видели, убеждена, что в ней сидит бес, которого надо изгнать молитвой. Это я и делал так, чтобы кликуша слышала мою молитву. И, как вы сами видели, помогло. Суть в том, что с каждым надо говорить понятными ему словами. Припомните, как учат детей. Сначала ребенку говорят: я утром съел два яблока и вечером одно. Сколько всего яблок я съел? Постепенно, когда ребенок подрастет и научится считать яблоки, столы, карандаши и т.д., ему говорят: сколько будет пять да три, без указания на яблоки, сливы и т.д. Взрослому юноше цифры уже не нужны. Он комбинирует иксами и игреками. Так и здесь. Дальше беса понятия деревенской бабы пока еще не ушли, поэтому она должна быть убежденной, что этого беса изгоняют. А если это делает Иоанн Кронштадтский, то бес обязательно изыдет. Так и случилось. Никакого чуда тут не было. Была лишь вера моя и этой больной женщины.

Таких либеральных воззрений я не предполагал у о. Иоанна Кронштадтского.

Было ли ему скучно и явилась потребность поговорить или по иной причине, но о. Иоанн разоткровенничался дальше. Он сказал мне:

- Разные бывают люди. Вот, например, Хутаревы. Умер Андрей Диомидович , оставил семье много миллионов, большой капитал. Так им обязательно подай Иоанна Кронштадтского, чтобы отец Иоанн отпевал, хоронил, тогда на том свете скажут: "Пожалуйте в рай, во фраке, при белом галстуке".

- Поглядите, - продолжал о. Иоанн, - пошел дождь, приближается осень; скоро эта зеленая трава поблекнет, зимой сгниет, а весной вырастет новая, свежая трава. И так до бесконечности. Так же будет с Хутаревым, которого так пышно хоронил сегодня сам Иоанн Кронштадтский. Прах его сгниет, вырастет трава, которую съест корова или лошадь. А эти лошади, коровы родят других коров и лошадей. Вот и все.

- Позвольте, батюшка, - осмелился я ему заметить, - вы проповедуете переселение душ. Этот религиозный взгляд, убеждение - не христианское.

- Не знаю, не знаю, но это так, - закончил свою беседу со мной о. Иоанн.

Левая наша печать считала о. Иоанна Кронштадтского черносотенцем, и то, что я записал о моей случайной встрече с ним, не совпадает с подобным представлением. На этом заканчиваю речь об Иоанне Кронштадтском, так как записки мои и суждения начинают выходить за пределы автобиографии и нашей семейной хроники. Наконец, я ставил себе задачу дать детям материал, а выводы сделайте сами, мои милые, о той эпохе "великого обмана", если можно так выразиться.

Ссылки: