Летом 1895 г Вайнштейн Г.М. заболел

Летом я заболел. Около прямой кишки образовался нарыв, превратившийся в фистулу. По своей природе всегда мнительный или неженка, как правильно определила Юличка, я принципиально избегал врачей. А когда врачи предложили оперировать фистулу, я категорически отказался и уехал в Харьков. Разумеется, у меня еще свежа была в памяти операция в курском приемном покое, где так безжалостно полосовали моего ребенка.

В Харькове, университетском городе, меня показывали сведущим врачам, пришедшим также к заключению о необходимости подвергнуться операции. Мой страх был столь велик, что в последнюю минуту я не пошел в лечебницу, а отправился к известному тогда профессору Зарубину. Он также признал необходимость операции, но заявил, что не видит необходимости оперировать сейчас, немедленно. Можно, мол, подождать, а там видно будет. Я ухватился за эту мысль и удрал из Харькова. Будучи всегда сторонником водолечения во всех видах ( система Кнейпа ), я стал применять водолечение и в этом случае. Результат получился блестящий: рана зарубцевалась, фистула зажила. Моя Юличка радовалась этому удачному исходу лечения по способу Кнейпа не менее, если не более, меня. После смерти Юлички я нашел в ее бумагах одно из моих писем из Харькова от 13 августа 1895 года, которое она сохранила.

13 августа 1895 года.

Дорогой друг мой!

Я вновь был у некоторых специалистов и, между прочим, у профессора Зарубина; все утверждают, что у меня фистула, хотя явного сообщения раны с прямой кишкой никто не нашел. Я окончательно решил лечиться у Зарубина, но не знаю, когда назначить операцию, так как профессор говорит, что можно ее сделать без вреда и после. Операция и лечение займут от 2 до 3 недель времени и в частной лечебнице Давидовича, где ежедневно бывает Зарубин. Я выторговал комнату на всем готовом за 3 рубля в сутки, но профессору за операцию нужно будет заплатить особо - по условию; полагаю, что он возьмет с меня за эту операцию не более 25 рублей, а может быть, и меньше и для условий пошлю к нему Акима. Так как у меня вновь появилась опухоль и операцию делать сейчас нельзя, то я, может быть, решу приехать домой на некоторое время, впрочем, тогда напишу об этом. Пока, в общем, чувствую себя очень хорошо и благодаря Шиперовичам и другим провожу время весело. Вчера мы были в саду до часу. Как ты поживаешь и мои дорогие детки? Кто будет капризничать, тому гостинцев не привезу, так и скажи им. Купил тебе хороший недорогой платок и гребешок, как ты поручила. Сегодня меня пригласили к Гольдбергам на дачу, но я туда не попаду. Попроси тетю выслать в Харьков большой скоростью пуд хорошего масла на предъявителя квитанции, а квитанцию выслать в письме по следующему адресу: Харьков, Екатеринославская ул., Южная торговля аптекарскими товарами, Льву Владимировичу Шиперовичу.

Крепко целую тебя и дорогих деток. Всем кланяйся.

Твой всегда Григорий.

Рельсы, вагоны, гудки паровозов, огни семафоров стали моей мечтой, идиллией во сне и наяву настолько, что я стал мечтать о работе в более широком масштабе.

Стремясь вперед, вперед, я работал не покладая рук в самом широком смысле этого слова, всячески пополняя свои весьма скудные технические познания. И я дошел до заметных в то время достижений, значительно обогнав своих ровесников и сослуживцев. Я твердо знал, что во многом ошибаюсь, многого своевременно не предвижу, но продолжал трудиться, уверенный, что меня оценят. Так и случилось в дальнейшем.

Но предварительно необходимо рассказать, каким чудом судьба сохранила жизнь моей Юлички, попавшей в знаменитую Ходынскую катастрофу в мае 1896 года. Судя по газетным сведениям того времени, на Ходынке погибло несколько тысяч человек на так называемых "народных гуляньях". Во время коронации Николая железнодорожникам не давали отпусков - надо было следить за движением поездов с представителями различных сословий и иностранных миссий, которые ехали на коронацию, а также за перевозкой экспонатов на Всероссийскую Нижегородскую выставку . Моей Юличке очень хотелось посмотреть на московскую церемонию во время коронации. Вместе с сестрой Машей и пятилетней Лелечкой она быстро собралась в Москву. Жили они в центре города у бабушки Марии Егоровны, которая радостно возилась с внучкой. Таким образом, Юличка и Маша целыми днями крутились по Москве и все видели, что доступно было широкой публике. Я получал от Юлички почти ежедневно восторженные письма. В одном она, между прочим, сообщила, что бабушка ходит с пятилетней Лелечкой по Лубянской площади, показывает ребенку иллюминацию, поучая ее: "Гляди, Лелечка, и все запомни. Вырастешь большая, вспомнишь, как ты с бабушкой гуляла. Да и меня, быть может, добрым словом вспомнишь".

Затем письма из Москвы как-то внезапно оборвались, что меня чрезвычайно встревожило - до нас докатились слухи о катастрофе на Ходынском поле. Число жертв, по слухам, исчислялось многими тысячами. Случилось это, как тогда передавали, так: на народное гулянье, где обещано было раздать каждому явившемуся узелок с пряниками, орехами, колбасой и сластями, а также по металлической кружке в память о коронации, еще с ночи стали стекаться с окрестных деревень сотни тысяч людей на Ходынское поле. Тесня друг друга, чтобы стать ближе к ларькам, толпа попала в ловушку, так как при подготовке забыли сравнять какие-то ямы. Первые ряды упали, вернее, их свалили в эти канавы те, кто был сзади и не знал, что происходит. Получилась свалка, и в результате - неимоверное количество убитых, раненых, изувеченных. Я предполагал, что моя Юличка, любопытная провинциалка, несомненно, была на Ходынке. Естественно, я не мог не тревожиться, когда именно с этого времени прекратились письма. Я отправил телеграмму, другую, третью. Ответа никакого. Тогда я обратился по служебному телеграфу к начальнику движения с просьбой послать к Филипповым узнать о судьбе моей семьи. Лишь после этого я получил письмецо, что все здоровы, а на другой день мои путешественники, длительное и упорное молчание коих причинило мне так много волнений, явились домой целы и невредимы.

Оказалось, что мою Юличку спасло от несчастья случайное совпадение обстоятельств. 18 мая, в день объявленного народного гулянья, они с Машей собрались на Ходынку. Но так как она была в тот день именинницей, то сначала пошла в церковь помолиться. Отстояла обедню, и когда, наконец, поехала на Ходынку, то на Тверской-Ямской улице уже встретила возы с мертвецами, которых везли на кладбище. На мои тревожные телеграммы она не откликнулась своевременно по совету бабушки, которая считала, что не стоит зря тратить деньги на телеграммы: "если бы что случилось особенное с Юличкой, Машей или Лелечкой, то сами бы телеграфировали, не ожидая запросов. Раз молчат, значит, все благополучно". Оригинальная логика.

Ссылки: