Железнодорожная забастовка 1905 г

Осенью 1905 года возникла железнодорожная забастовка. Я сначала ничего не понял - как, отчего, почему на нашей дороге прекратилось движение поездов. На запросы по телефону Москва не отвечала. Впоследствии выяснилось, что руководители забастовки захватили лишь главные узлы: Москву, Тулу и т.д., игнорируя промежуточные остановочные пункты, находившиеся в техническом отношении в прямой зависимости от главных узлов. А так как в мой участок ни Москва, ни Тула не входили, то я оказался отрезанным от центров. Надолго ли прекратилось движение поездов, мы не знали и не могли предвидеть. В поездах Москва - Севастополь тогда еще не было поездных буфетов, поэтому я полагал более целесообразным задержать курьерский поезд в Серпухове. Но волнующиеся пассажиры настоятельно потребовали отправки, уверенные, что забастовка прекратится через два-три часа, пока поезд будет находиться в пути до Тулы. Это предположение оказалось ошибочным, и курьерский поезд простоял около трех дней на глухом безлюдном разъезде Скобелеве, в восьми верстах от Тулы. Конечно, пришлось потушить паровоз, не хватало воды, пассажиры голодали. Другой пассажирский поезд, отправленный из Серпухова до возникновения забастовки, застрял на станции Бараново. И эти пассажиры тоже взвыли от голода, питаясь хлебом и еще чем-то, что можно было купить в ближайшей деревне. Но и пойти в деревню не всякий пассажир мог из-за осенней слякоти, непролазной грязи. Среди них была труппа петербургского театра Сабурова "Фарс" во главе с артисткой Грановской , и поныне успешно подвизающейся в Ленинграде в театре Комедии , уже в качестве заслуженной артистки республики. С этими артистами произошел забавный случай. Один из них купил где-то живого поросенка, которого никто зарезать не мог. Вспомнили, что в составе группы "Фарс" имеется врач. Обратились к нему с просьбой зарезать поросенка. Ничего не вышло. Выручил станционный сторож, содравший с артистов солидную по тому времени сумму за эту помощь.

К вечеру следующего дня забастовочные комитеты станций Москва и Тула сообщили, что никакие поезда не будут приняты и отправлены, поэтому пассажиров надо подкармливать на местах. Правда, многие пассажиры задержанных поездов уехали на лошадях в ближайшие города, некоторые ушли пешком, но и в вагонах осталось немало. Этих задержанных в пути людей по вине дороги мы кормили в буфетах за счет дороги.

На третий день забастовочные комитеты сообщили о предъявленных требованиях, политических и экономических, к которым линейные агенты, не принимавшие участия в забастовке, не могли, конечно, не присоединиться. Повторяю, забастовочные комитеты возникли и функционировали лишь в главных узлах: Москве, Туле, Орле, Курске.

Приблизительно 15 сентября приехало в Серпухов на лошадях много пассажиров, направлявшихся в Москву и Петербург на перекладных, так как Николаевская железная дорога (ныне Октябрьская) на линии работала нормально. Там забастовки не было. В числе таких пассажиров, следовавших гужом, оказался великий князь Николай Николаевич , которого забастовка застала вдали от железной дороги, в его тульском имении. Как тогда передавали, Николай Николаевич ехал в Петербург будто бы по вызову царя на семейный совет по поводу предстоявшего объявления "свобод". 17 октября 1905 года, действительно, был опубликован манифест о "свободах" и утвержден доклад Витте о реформах. После этого забастовка прекратилась, и вскоре черносотенцы начали погромы . Били прежде всего, конечно, "жидов", поляков, татар и вообще инородцев. Я этих погромов не видел - миновала меня чаша сия, но газеты пестрели сообщениями. После объявления свободы печати, вместе с появлением кадетских, социал-демократических и эсеровских газет, брошюр, журналов, развернулась во всю ширь агитация черносотенных газет, обвинявших "жидов", Витте и иже с ними в ограничении самодержавия царя. Травить Витте как министра было рискованно, но как женатого на еврейке можно было обливать помоями сколько влезет. Так, видимо, некоторыми понималась свобода печати.

Я лично впервые свободно мог читать тогда левые газеты, которые до того попадались редко, случайно и проглатывались ночью тайком.

Лишь после декабрьского восстания того же 1905 года я уяснил себе смысл и значение этого движения. Но тогда уже начались правительственные жестокие репрессии: аресты, ссылки, судебные процессы. Я лично, имея на руках огромную семью (восемь человек детей) и являясь единственным кормильцем, держался в стороне от политического движения, будучи, надо полагать, трусом по природе и политически, как теперь говорят, неграмотным. Все же на меня, как мне казалось, жандармы глядели подозрительно, что называется в оба, так как мой племянник и воспитанник Семен Вайнштейн , член Петербургского Совета рабочих депутатов 1905 года, был арестован и изредка упоминался в газетах. Мало того, когда на юге вновь возникли погромы, мне, не стесняясь, указывали, что во всем сами "жиды" виноваты. Надо было уберечь детей от этих оскорблений, и я делал все, что от меня зависело. Мамочка тоже боялась и всячески их оберегала.

Правда, был такой случай. Сима , находившийся в тюрьме, решил жениться на своей невесте Татьяне, которая как жена могла бы последовать за ним в ссылку. Само собой разумеется, что и Татьяна была у полиции на подозрении - она ходила к Симе на свидания в тюрьму, носила ему передачи, называясь его невестой. Чтобы оформить "законно" этот брак, так как Сима уже был крещен и числился православным, Татьяна обратилась к мамочке с просьбой оформить ее крещение в православие и принять на себя обязанности крестной матери. Невзирая на усиленно распространяемые в то время черносотенными газетами сведения о том, что забастовка и восстание - дело рук "жидов", мамочка не постеснялась присутствовать в церкви при обряде крещения Татьяны, хотя и под надзором полиции. Как искренне и глубоко веровавшая, мамочка была весьма довольна обращением еще одной грешной души в лоно православной церкви, сознавая в то же время, что это совершилось по необходимости. Венчались Татьяна с Симой в церкви Бутырской тюрьмы . Мамочка горевала, что не могла туда проникнуть.

После окончания судебного процесса над Советом рабочих депутатов в Петербурге , где был осужден и наш Семен, начались процессы во многих провинциальных городах. Вся страна притихла. Родные осужденных собирали деньги для отправляемых в Сибирь. И для Семена мы собирали, чтобы обеспечить его далекое путешествие в арестантском вагоне. Деньги были переданы тюремной администрации вместе с закупленными теплым платьем, бельем и обувью. Кроме того, какая-то сумма была зашита в полушубке, по указанию Симы, на случай побега. Тогда уже было известно, что при желании побега с места ссылки необходимо дать исправнику или еще кому-то определенную мзду за то, чтобы этот полицейский чин "обнаружил побег" на несколько дней позднее, когда бежавший ссыльный уже находился вне пределов досягаемости. Конечно, такой побег можно было совершить лишь после водворения осужденного на место ссылки. Не помню точно, когда именно, но из газет стало известно, что Семен бежал за границу позднее многих, с ним одновременно осужденных. Конечно, его искали, но безуспешно.

Ссылки: