В Курске у братьев (Вайнштейн Г.М.)

Ноябрь и декабрь 1879 года я жил в Курске у брата Лазаря без определенных занятий, как говорится, болтался без дела. Становилось совестно, да и скучно - надо было чем-то заняться. Но чем? Лазарь был билетным кассиром Курско-Харьковско-Азовской дороги , а брат Иосиф старшим конторщиком Московско-Курской (дороги были частные).

Начальником объединенной пассажирской станции Курск-I Московско- Курской, Курско-Киевской и Курско-Харьковско-Азовской дорог (линия Курск-Воронеж была построена значительно позднее) был в то время некий Эмилий Иванович Данишевский , по прозвищу "американец", о котором необходимо упомянуть несколько подробней, - он действительно родился и жил в Америке до почти сорокалетнего возраста.

Акционеры Общества Московско-Курской дороги сманили Данишевского к себе и назначили начальником станции Курск-I , где в узле сходились три дороги: Московско-Курская , Курско-Киевская , Курско-Харьковско-Азовская .

Платили ему 3200 рублей в год , при готовой квартире с отоплением, освещением и прочим, не считая наградных. По тому даже времени жалованье значительное, ибо начальник движения Московско-Курской дороги получал 4 тысячи рублей год .

Прекрасно организовав работу Курского узла на американский лад, Данишевский и здесь быстро обратил на себя внимание акционеров дороги, и его назначили в Москву начальником движения Московско-Курской дороги. Уезжая из Курска в Москву, Данишевский обещал меня устроить, а пока предложил "приучаться", и я стал являться на вокзал в техническую контору с 1 января 1880 года.

Зачислили меня в штат "с 25 марта 1880 года на должность помощника агента по передаче грузов, с окладом жалованья 25 рублей и 7 р. 50 к. квартирных денег в месяц", как отмечено было в приказе по дороге. Помню, как я впервые явился в контору 1 января, "понюхал" и ушел - по случаю Нового года работали лишь дежурные конторщики и списчики вагонов, остальные визитировали, бражничали, тщательно обсуждали, где чем угощали и как принимали гостей, а также, что полезнее: водка или портвейн. "Бисмарк, живя в России, предпочитал нашу очищенную пиву", - эту мысль усиленно развивал один из служащих с немецкой фамилией, доказывая, что русские должны считать Бисмарка "своим" по выпивке.

2 января я приступил к работе. Хотя мне первое время давали лишь мелкие поручения, но я все же сразу стремился к делу. Я списывал вагоны с натуры, переписывал начисто какие-то ведомости, наводил справки о прибывшем багаже и т.п., шагал по станции "козырем", как некое будущее "нечто". А это "нечто" означало сознательную работу, и не где-либо у купца на посылках, а на чугунке, как тогда называли железную дорогу.

Кроме того, получить жалованье - значит, не сидеть на шее старших братьев и, конечно, носить форменную фуражку с малиновым кантом и гербом. Кстати о гербе. Большинство железных дорог, в том числе и Московско-Курская, эксплуатировались частными акционерными обществами. Гербы на форменных фуражках агентов "частных" дорог состояли из оттисков гербов тех губерний, по которым пролегала каждая дорога, увенчанная короной. Герб нашей дороги имел под короной оттиски гербов Московской, Тульской, Орловской и Курской губерний, как известно, не входивших "в черту нашей оседлости". Словом, я трепетал от восторга, хотя мне и было обидно, что я пока на посылках, не имею строго определенной работы, а стало быть, - отдельного письменного стола с ящиками для "деловых бумаг", своего чернильного прибора. Нередко приходилось заниматься не у стола, а у подоконника и пользоваться не чернильницей, а помадной банкой по примеру чиновника старого времени в какой-то пьесе Островского.

Как бы там ни было, мне давали мелкие поручения, какие обычно давались приучавшимся к службе, и я постепенно входил в курс дела. Правда, были поручения бестолковые, как, например - пойти и сделать то-то. А куда надо пойти и как осуществить требование, мне не объясняли - не знаю, заведомо или по невежеству дававших подобные поручения. Выход вскоре нашелся: я стал "себячить" (своеобразный сибирский глагол от слова "отсебятина"), начал сам толковать о деталях службы и, конечно, путал, наводил тень на ясный день. Меня поднимали на смех, доказывая мое невежество, и пускались в детальные пояснения. Так я стал учиться техническому движению окольными путями.

Кто же были эти первые учителя и наставники мои на транспорте? Чтобы ответить на этот вопрос совершенно точно, необходимо указать, откуда рекрутировались эти кадры конторщиков и чем в большинстве случаев они занимались. См. Железные дороги в 60-70-х годах XIX века

В Петербурге тогда еще существовал при обществе Красного Креста особый "комитет" с отделениями в губернских и уездных городах по устройству лиц, так или иначе участвовавших в войне. Покровительством "комитета" кроме раненых пользовались и лица всяких рангов, находившиеся во время войны в тылу.

Одного такого "героя тыла" я знал близко. Барон фон Дистерло , очевидно, знатного происхождения, служил тогда на станции Курск техническим конторщиком и по совместительству заведовал кладовой забытых вещей, то есть найденных в вагонах после высадки пассажиров.

Другой тип, достойный внимания, - багажный кассир Кайзер . Из таких приблизительно учителей и наставников состояли мои первые руководители на транспорте. Очевидно, до Данишевского было еще хуже, и надо удивляться его умению заставить таких людей работать. Во всяком случае я первое время чувствовал себя отвратительно, сознавая, что я создан не из той глины, из которой лепились тогда транспортные чиновные кадры.

Около трех месяцев я работал бесплатно, исполняя всякие поручения всех. Меня гоняли с пассажирской станции в товарную контору, оттуда на товарный двор, в передачу, на телеграф и т.д. В конторах приходилось по несколько дней даром заменять отсутствующих по болезни конторщиков. В товарной конторе и на товарном дворе состав конторщиков, весовщиков был не такой воровской, как в конторе начальника станции. В товарной конторе были два кассира: Багаев - по отправлению и Миллионщиков - по выдаче грузов. Первый - алкоголик, скандалист; второй - усидчивый, скромный труженик, преданный работе, хороший семьянин. Штаты были мизерные и работать приходилось с раннего утра до глубокой ночи. Определения длительности рабочего дня не было: надо было оставаться в конторе до окончания отчета текущего дня. Одни подкрепляли себя водкой, а меньшинство тянуло лямку идейно, в надежде обратить на себя внимание молчаливым трудолюбием.

Строго нормированного жалованья, очевидно, также не было - по крайней мере, мы его не знали. Прибавки к жалованью давались начальником станции "по усмотрению" и трудоспособности.

В товарной и передаточной конторах я сравнительно быстро постиг служебный распорядок, убедившись, что "не боги горшки обжигают". Промелькнули январь, февраль, наступил март. Я оказался достаточно подготовленным к самостоятельной работе, но меня не представляли к зачислению в штат - не было вакансии. Бесплатная работа казалась обидной и тяготила материально. В это время перевели из Курска в Москву - по просьбе родителей - конторщика Успенского. Под давлением моего брата Иосифа старший агент передачи грузов Сакович, сослуживец Данишевского по Бресту, выставил мою кандидатуру на вакансию Успенского, но с условием, чтобы я переписал левой рукой его анонимное письмо, адресованное Данишевскому в Москву. Не припомню содержания этого анонимного письма, но такое поручение меня чрезвычайно покоробило. По совету брата я это поручение выполнил и для отправки письма ездил на станцию Солнцево, чтобы, как пояснил Сакович, на конверте не было почтового штампа Курска.

Наблюдая в дальнейшем Саковича, я пришел к выводу, что талантливый и работоспособный Данишевский мог привезти с собой этого субъекта лишь при стремлении помочь "своему". Особая политика правительства того времени состояла в обрусении окраин, поэтому поляки всячески стремились в центр, на подмосковные железные дороги. Словом, после выполнения поручения Саковича и ночной поездки в Солнцево, для отсылки анонимного письма, я с 25 марта 1880 года был зачислен приказом по дороге на штатную должность помощника агента передачи грузов. Таким образом, моя служебная карьера ведет свое начало от анонимного письма - первого и последнего такого письма в продолжение моей долгой жизни.

Ссылки: