Оглавление

Форум

Библиотека

 

 

 

 

 

Стогов Э.И.: поход в Тауйск и в Тигиль

Воспоминания старого моряка, Э. Сборник морских статей и рассказов. Ежемесячное прибавление морской газеты "Яхта", январь 1878 г. Почему я выбрал из многих походов моих поход в Тауйск и в Тигиль? Вот почему: о Камчатке писано, о камчадалах - писано, хотя немного и не вполне верно, а о народе, коряках - их жизни, верованиях, нравах, свадьбах, смерти, похоронах, празднествах и проч. - почти ничего неизвестно. Коряков можно узнать и изучить только в Тигиле . Жизнь в Петропавловской гавани - почти русская, в Тигиле - кроме русского языка - все обычаи принадлежат краю, почти без примеси. Четыре года живя в Тигиле, я постарался изучить жизнь коряков до подробностей. Жизнь камчадал я так же знаю подробно, но она частию известна. Желая рассказать о коряках, я вынужден рассказать о походе в Тигиль. С коряками я ночевал по неделе и в то же время читал Библию; жизнь библейских патриархов поразила меня многими параллелями с обычаями коряков. Где жил Авраам и где коряки! При всей ограниченности моей научной подготовки я мог убедиться, что одинаковые причины производят одинаковые последствия.

После всеми нелюбимого начальника в Охотске У[шинского] приехал немец В - человек, во всех отношениях добрый, любезный, вежливый, всеми любимый - весело вспомнить о нем. Часто бывает, что эти общие любимцы, любя свой комфорт, не мешают жить никому, дело службы для них - дело постороннее; но мы все любили нашего немца- добряка, берегли его, и служба не теряла. Из любви к нашему милому немцу-лютеранину мы перекрестили его в православные, какого же еще доказательства любви нашей к нашему милому другу-начальнику! Мы все хлопотали по управлению для спокойствия нашего друга. Но по пословице: у семи нянек дитя без глаза, так случилось и у нас. Между Охотском и Гижигой есть два пункта: Тауйск и Ямск , где, для неизвестных причин, жили по нескольку козаков, при унтере. Что они делают? Зачем там? Никто не знает. Они правнучаты перво-зашедших козаков - более ничего не известно. Ямск был под ведением Гижиги , а Тауйск зависел от Охотска. Из Охотска посылали ежегодно нартами на собаках: порох, свинец - для продажи тунгусам, немного хлеба, чем и заведывал тауйский унтер-офицер. По какому-то необъяснимому случаю о Тауйске забыли два года, полагаю, забыли потому, что было много нянек. В тысячу восемьсот двадцатых годах я должен был идти в Тигиль . Вспомнили о Тауйске; летом нет никакого сообщения, кроме моря; начальник стал просить меня завезти ассигновку пороха, свинца и хлеба в Тауйск. Это следовало бы исполнить идущему в Гижигу, но старый штурман Н. отказался наотрез. В самом деле, не сохранилось малейшего предания, чтобы когда-нибудь кто бывал в Тауйске морем; но начальник так дружески просил меня, что отказаться было бессовестно. Товарищи смеялись, что я отправляюсь в безызвестную экспедицию. Современные моряки посмеются над затруднением идти в Тауйск, а если принять в соображение тогдашние тамошние средства, то, может быть, нынешний моряк переменил бы мнение. См. Суда и условия плавания у Камчатки в первой половине XIX в

Не надеясь на верность карты, я шел параллельно берегу в 25, 30 милях. По высоте берегов это казалось близко, пеленгами поверял мили и находил довольно верными. Такое было множество птиц, что совершенно закрывали мыс, и приходилось пережидать, пока пролетят. На горизонте к осту вижу массу птиц, и все на одном месте среди моря. Не остров ли? Подошел; это квадратная масса мертвого кита, вероятно, не один год носимого; множество разнообразных морских птиц праздновали, лакомясь жиром; я толкнул массу кита, но птицы не обратили внимания на мой бриг. Нельзя было без смеха видеть, как обыкновенная чайка, продолбив кожу, всласть глотает жир; но какой-нибудь альбатрос подойдет к чайке, схватит ее за шею носом и трясет бедную совершенно, как собака; драка, крик - во всей природе, сильный душит слабого! Китов было очень много, рев фонтанов на разные тоны не прекращался. Перед закатом солнца, при тихом норде, при надежно ясной погоде осмелился я идти в Тауйскую губу; но это не губа, а просто морской залив; ширина входа около 60-ти миль, углубление в материк, помнится, не менее. Идя на вест, нашел два холмистые острова, не означенные на карте. Известная и вечная команда: смотреть вперед! С марса кричит [матрос]: буруны видны! Где? На курсе! Солнце уже село, но ясная заря давала возможность видеть далеко. С марса в трубу хотя далеко, но ясно вижу - стеною буруны.

Назад! Продержался ночь во входе, а со светом, при ветре зюйд пошел в губу. Прохожу мимо островов, на одном лежало пять сивучей (морской лев), а на другом - несколько лахтаков (очень большой породы тюлени), острова возвышенны, без леса, но покрыты травою. Идя по вчерашнему курсу, бурунов не встретил. Тауйск не был назначен на карте, но залив на вест- зюйд-вест был с низменным берегом; на карте значилась речка; залив был на ветре; скоро увидели за береговою возвышенностию несколько дымовых столбов, дошед до 5 сажен [глубины] и ничего не видя, кроме насыпной кошки, я уже собирался стать на якорь, вдруг появился на берегу тунгус и начал махать своим малахаем (меховая шапка) к норду и сам туда же побежал по берегу, за тунгусом пошел и я. Пройдя мили 4, я увидал устье реки и внутри берега несколько крыш - это и был Тауйск. Прежде виденный дым в заливе был из юрт тунгусов. На 7-ми саженях бросил якорь, грунт - крупный и чистый песок. Выпалил пушку, жду - никто не едет. Был совершенный штиль, спустил четверку и послал боцмана узнать, есть ли живые [из местного начальства]? Осматривая берег в трубу, к норду, верстах в 7-ми, под утесом куча народу - мужчин и женщин, бегают, суетятся, но отгадать, что делают, невозможно. Около трех часов пополудни к моему бричишке подошли три пары китов, не из крупных, фут 50, две пары у правого борта, а одна у левого и едва ли далее 10-ти шагов. Это было время браков китов. Нельзя было не удивляться, как эти неуклюжие громады извивались, точно веревку вили каждая пара и по временам дотрогивались боком до ватерлинии. Эти любовники, наконец, развели такое волнение, что мой бричишко раскачался препорядочно.

Зарядил пушку и выстрелом разогнал танцоров, этот же выстрел поторопил шлюпку возвратиться с берега. Часу в 5-м возвратилась четверка, а с нею маленькая байдара с урядником и двумя казаками, заметно измученных. Шлюпка нашла только детей, жителей не было никого. Казаки были под утесом, услышав пушку, бросились бежать.

- Что делал народ под утесом?

- Там есть лайды (песчаные мели, обсыхающие во время морского отлива), весь народ ловил там турпанов.

- А довольно половили?

- До удовольствия!

- Рыба хорошо ловится?

- До удовольствия!

- Приходил ли к вам когда-нибудь корабль?

- Старые люди говорят, не слыхали.

- А как по вашим приметам, не будет ли крепкого ветра?

- Как не быть, непременно будет, народ сильно кричал, ловя турпанов, ветер будет!

- Завтра рано приезжай принять порох, свинец и муку.

- Слушаюсь.

- Да, какие у вас буруны посреди губы! видно, есть подводные камни?

- Никак нет-с, каменьев в губе нет. Вчера вечером больно дурили киты, иногда они собираются большими табунами, может, они пускали воду; это время каждый год много собирается этой пакости в губу.

- Так приезжайте рано, да привезите для команды свежей рыбы и, если есть лишние, - турпанов.

- Слушаюсь!

Наступила ночь, а с ней порывистый ветер от оста прямо на берег. Порывы были так сильны, что бриг продрейфовал до глубины 5 сажен, уже я приготовил другой якорь, но ветер начал стихать, а к утру маловетрие [настало]. Пришли из реки две большие байдары, одна почти полная живой лососины, а другая полная турпанов. Надобно рассказать, что такое турпан и способ, каким его ловят. Я бывал сам на этой охоте в Охотске.

Турпан - это морская утка, величиною покрупнее дворовой, перо черное, зоб и живот серые, широкий черный нос. Эту утку мне никогда не случалось видеть в продолжение года, а потому не слыхал и не знаю, где ее гнезды. Только на западном берегу Охотского моря эта утка является один раз в год к устьям рек, в Камчатке; в океане она неизвестна. В июле турпан линяет так, что летать не может, утка в великом множестве собирается в море, против устьев рек, из которых выносит червей, икру, траву и проч., что и служит ей пищею. Для ловли турпанов избирается самый тихий день, все жители, имеющие челноки, лодки, с отливом выезжают далеко в море, составляют цепь и, тихо помахивая шестами и веслами, сгруппировывают уток в густое стадо. Утки бойко ныряют, но летать не могут; челны, уменьшая полукруг, не торопясь подгоняют уток к устью реки; в половине прилива быстрота в устье так усиливается, что уток силою [обратного] течения втягивает в реку, чолны продолжают свой маневр, подгоняют уток на известные лайды - к острову Булгину и держат стадо крепкою цепью из челнов. Морской отлив, осушая лайды, оставляет уток на суше. Являются со всего селения женщины на лайду, у каждой женщины толстый ремень, сажен пять длиною, на одном конце которого толстый узел, а на другом конце ремня прикреплено плоское и немного кривое шило. Охота состоит в том, что женщина, поймав турпана, сквозь нижнюю губу прокалывает шилом в рот и опускает турпана по ремню, утка задерживается узлом ремня. Женщины приходят в страшный азарт, крик, беготня!

Польза от охоты сама по себе; но не малый двигатель - хвастовство выказать проворство, ловкость; часто я видел удобство юбки, которая ловко закрывает утку. Смотря со стороны, нельзя не заметить, как ловкие кавалеры, будто нечаянно, помогают Аннушке, но в то же время, имея причины мстить Машеньке, злодей подкрадывается к узлу ремня Маши, ловко отрезывает узел, все тур-паны, съезжая с ремня, получают свободу.

Машенька, в азарте, долго не замечает коварства, но, увидав, приходит в ужас, сыпятся проклятия на виновного. От Аннушки благодарный взгляд, а от Машеньки взгляд полный ненависти идут безошибочно по назначению. И в той стороне сердце такой же властитель, как - как хотя в цивилизованном Петербурге. Начинается прилив, охоте конец. Машенька и другие несчастливые в слезы. С удачной охотой торжествуют. Лососина и турпаны накормили команду до удовольствия! Турпаны очень невкусны, сильно пахнут рыбой, но матросы любят эту жирную утку. Рыбу посолили, а турпанов вычистили, но в перьях; иллюминовали бриг: по нокам рей, пертам, штагам - везде развесили птиц. Сдавши груз без расписки, по неимению грамотного, при тихом зюйде вступил под паруса. В губе мы много видели китов. Выйдя из губы и направляясь к Тигилю, уже при закате солнца, почти при маловетрии 1,5 узла хода, рев от фонтанов китов слышался кругом; далеко впереди все обратили внимание на необыкновенный бас одного кита. Смотреть вперед! не мудрено наткнуться на бревно, вынесенное из реки, а потому всегда строго соблюдалась эта команда. С бака кричат: "право на борт!", я не успел спросить, что такое, как бриг получил толчек такой, что мачты качнулись и паруса заполоскало! "Что такое?" "Кит, ваше благородие!" Вдруг порядочный толчек под килем у мидель-шпангоута, и в тот же момент, против правого шкафута, поднялась страшная масса много выше сеток, с этой, стоявшей вертикально массы, стекающая вода с широкой плоскости образовала стеклянную банку. Масса рухнула к носу, толчек под киль, и стала против левого шкафута и так же в стеклянной банке; рухнув опять к носу, легкий толчек под корму. За кормой, видимо, животное гневалось, все слышали, будто, ворчание, большого фонтана не было; но движения за кормой были необыкновенны, он точно крутился на одном месте, и быстро к нему подошли два кита, они крутились, точно совершали танец. Подул ветерок, бриг забрал ход, и киты отстали. Все эти толчки, с поднятием из воды, продолжались не более полминуты, кит так близко поднимался и особенно против левого борта, казалось, легко достать рукою. Но что это было? Матрос, смотревший вперед, рассказал: "мы на баке только что толковали о замолкшем ревуне, как вдруг из глубины всплыл огромный кит близко перед носом и лег поперек курса, я и закричал: право на борт. Бриг ударил кита форштевнем в самую середину". Хотя ход был 1,5 узла, но, вероят-но, этому громадному жиряку достался порядочный синяк. Что же кит делал после, толкая бриг? Либо злился, либо принял бриг за самку, кто его знает! Сделаю одно замечание. В разное время, вероятно, я видал более 1 000 китов; но ни- когда не видал, чтобы живой кит выставил голову из воды; голова кита не снабжена орудием для защиты или нападения, страшная сила этого громадного животного - в ударе хвостом! Теперь был единственный и исключительный случай, что кит поднимался из воды головою и даже становился вертикально, точно хотел рассмотреть предмет. Однажды мелькнула у меня мысль, что если б кит, потеряв равновесие, или по чувству злости, вместо падения параллельно бригу к носу, да упал бы на бриг? Много видя китов мертвых на берегу, я знал, что он зацепиться ничем не мог, конечно, переломал бы сетки и все, что попало под него, бриг от такой тяжести накренился бы и кит свалился бы. Может быть, если б кит догадался и своим страшным ластом напал на руль - пожалуй, мог бы наделать хлопот. Прекрасная погода, тихие попутные ветры, хотя медленно, но подвинули бриг, и я увидел вершину высокого Тигильского мыса и к зюйд-осту - другой мыс (забыл название), который очень неверно положен на карте, но опасный далекими рифами. Далеко, почти по курсу, видна была какая-то движущаяся масса на поверхности, вблизи [же это] оказался умирающий громадный кит, фонтана уже не пускал, движения его были беспорядочны, видимо было желание опуститься на глубину; он бился ластами, усиленно ворочался - ясно, кит страдал в последней агонии!

Может быть, кит давно умирал, жизненность такого организма должна долго бороться с смертию. Ветер засвежел, по расчету, как было в Тауйске, это время было начало прилива. Тигильский мыс был недалеко, можно было предполагать, что ветер и течение выкинут кита около Тигильского мыса. Придя как раз к полному приливу, я не останавливаясь, по створам вошел в устье реки Тигиля. Бричишко сидел, помнится, 6 фут, такая глубина и без прилива найдется. У реки Тигиля один из суточных приливов имел маниху как в Архангельске; маниху в Тигиле можно объяснить тем, что как раз против устья Тигиля находятся два больших залива: Гижигский и Пенжинский; одновременный отлив из этих двух заливов подпирает воду в Тигиле и поддерживает маниху . Дожидающие приходящего судна казаки, когда узнали об умирающем ките, отправились на другой день к мысу Тигильскому и, действительно, нашли кита, занесенного между камней, но уже лисицы, соболи, волки успели полакомиться. Дали знать недалеким камчадалам. Казалось, что делать с китом в жаркое время? посуды нет, а потому топить жир нельзя; но вот что делали жители: вырубали жир огромными кубами, стороны куба обжаривали на огне, так что волокна, прижариваясь, стягивались и делали наружную кору. Выкапывали глубокую яму, укладывали кубы жира, закрывали дерном, потом камнями и поверху пускали воду родника. Говорят, этим способом очень хорошо сохраняется жир.

Забыл теперь обмер кита, оживает в памяти цифра 87 фут, но не ручаюсь, а толщина - просто гора! Говорили, что у кита не было языка, уверяли, что все выкидываемые киты всегда без языка. Итак, поход в безызвестную экспедицию кончен; поход был самой приятной прогулкой; ни одного тумана, ни одного шторма; постоянно ясная погода, тихие брамсельные ветры, мало штилей; дни долгие, ночи короткие; тепло и почти жарко, вот так бы плавать, матросы об этом походе выражались - в такой погоде и умирать не надо!

Но всегда ли бывают такие походы? Ох, не всегда! Может быть, придется рассказать и о другого сорта походах. Охотское море - тот же Тихий океан, большая широта, сыро, холодно, густые и продолжительные туманы, частые штормы. Выйдя из Охотска, нет ни одного убежища, нет ни одного острова, нет спокойного залива, нет надежды на малейшую помощь, одна надежда на самого себя! Снабжение от порта, по необходимости, самое бедное, - на нет и суда нет. Сами суда топорной работы с возможно худыми качествами; один, без грамотного помощника, без фельдшера даже.

Надобно довольно русской смелости отправиться с улыбкою в бурный Тихий океан, в позднюю осень! Вот почему и характеризовали матросы рассказанный поход, что и умирать не надо! Море пустынно, берега скалисты и недоступны, в море не встретишь корабля, на берегу нет человека. Но эти пустынные страны имеют свою девственную прелесть, там природа - властитель без участия и помехи человека. Воды, воздух полны жизни. Обращусь к моему походу в безызвестную [экспедицию], он был не без разнообразия, не без интересных приключений; кажется, такое плавание можно совершать с улыбкою, а для капитана - приятная прогулка. Но на практике не так, у капитана есть постоянный червяк, который непрерывно точит его спокойствие, о минутной беспечности не может быть и речи. Все хорошо, благополучно, ветер попутный; но вдруг задует крепкий норд-ост, берег на зюйд-вест близок, длинен, скалистый; капитан обдумывает, что предпринять? У капитана ветры всего компаса и могущие быть последствия постоянно ворочают мозг, и лицо отвыкает от спокойной улыбки. Кроме того, у капитана постоянный такт - иметь нравственное господствующее влияние над подчиненными. Говорят, чтобы не иметь войны, надобно быть готовым к войне, это же правило может быть приложимо к войне со стихиями. У капитана корабля сотни комбинаций в голове - от могущих быть случайностей, и если он обдумал и нашел лекарство от всяких опасностей, тогда и опасность встречает без суетливости, хладнокровно, без робости. Так вырабатывается особенность характера всех моряков. Капитан не боится могущей наступить опасности, а боится быть застигнутым врасплох и не отвратить. Капитан - весь в будущем.

Итак, я в устье Тигиля. Мне предстояло идти еще 15 верст против течения, там в промоине правого берега гавань для моего громадного корабля, там казарма для команды, там магазин для провианта. Боже мой, как я жалею, что в корпусе не учили меня минералогии и не дали знания - отличить крапиву от лопуха. Зная я поверхностно эти науки, сколько бы я мог вам рассказать любопытных вещей. Много видел, много заметил, но все без системы, без силы объяснить и опять на нет и суда нет! Кой-что расскажу не пускаясь в объяснения. Я стал на якорь у левого мыса устья (правый, левый - по течению реки), от этого мыса морской берег под углом 90 градусов поворачивает к весту и состоит из кошки; это намытый морским волнением низменный берег из некрупного камня, обточенного волною с песком и илом. Правый берег от устья идет на норд, каменный утес. Где я стоял, тут упирается в реку неширокая возвышенность, фут 70, 80-ти высоты, точно искусственный вал, он весь состоит из голыша с песком, несомненно - работа когда-то моря. Об этом и говорить бы нечего, но из обрыва этого вала, футах в 30-ти от подошвы, из самой середины, точно из искусственной круглой трубы, вершков 5 диаметра постоянно, но тихо вытекает густая, как раствор для щекатурки, синевато-серая глина, не чувствительная на осязание. Эта глина, падая в воду, не растворяется, а разбивается на куски размером от кулака до грецкого ореха. Попавши в воду, глина заметно густеет, а с отливом выносится в море. Я и не обратил бы внимание на текучую глину, но, ходя по кошке, меня поразили все камни - цвета текучей глины, но голыши так тверды, что не брал ножик. Не будучи гончаром, я кой-как вылепил из глины: блюдца, трубку и ночник. Скульптурные эти вещи снес на берег моря, положил в ямку и сделал приток морской воды, а чрез несколько дней нашел мои изделия отвердевшими. Знай я побольше того, что знал тогда, я объяснил бы, отчего эта глина твердеет в морской воде? Тогда кремнезем, алюминий, кальциевая кислота и проч. было для меня тарабарской грамотой. Под этим валом, отмытым рекою, оказались при убыли воды четыре пня, несомненно, срубленные, но, должно быть (по общему мнению), каменным топором, потому что маленькие зарубки и со всех сторон кругом, а средина сломлена; пни были диаметром до 2 аршин, по слоям тополь; пни на вид черные, глянцевитые. Отломив несколько кусков и высушив - горели ярким пламенем, как лучший голландский уголь. Должно быть, давно рублены, и кто рубил? Когда после того совершился такой переворот! Камчадалы уверяли, что такие деревья могли быть употреблены на баты (челноки). По рассказам, утесы правого берега от устья много имеют круглых отверстий, в средине которых, как щетки, синие кристаллы, должно быть - аметисты. Камчадалы связывали 2, 3 шеста (сажен 5-ти), и шесты не упирались в отверстиях. Говорили о какой-то до половины высунувшейся каменной гладкой чаше, полной синих кристаллов, но я сам не имел случая осмотреть.

Турпанов около Тигиля не бывает, мои матросы задали бал казакам, хотя свежей рыбы можно ловить сколько угодно, но привезенная из Тауйска соленая была лакомством для казаков. В Камчатке соль весьма редкая и ценная. В Тауйске рассказывали мне, что там вместо соли употребляется пепел из сожженного дерева, выкинутого морем, и, говорят, рыба хорошо сохраняется. "Почему вы не варите соли из морской воды?" "Не умеем, да и посуды нет.

Ветер был противный, надо было тянуться завозами, жаль было мучить матросов, время не к спеху. Побывал я в горах Тигильского мыса верст на 25-ть. Мыс обрывается скалами в море, кругом кекуры (кекуром в Камчатке называется недалекий надводный камень, а большой камень, между которым и скалой довольно воды, называется отпрядом). К зюйду скалы и скалы, внутрь - скалистые горы с пропастями. В этих страшных горах камчадалы охотятся за каменными баранами , которые только в таких недоступных горах и живут.

Случалось мне видеть несколько экземпляров убитых, но целых животных; один баран, самый большой, мог весить до 5 пудов. Наружность его: голова, стан, тонкие ноги - бараньи, копыты, скорее, козлиные, очень малы, крепки и остры, волос - оленя, но только гуще и крепче, но рога, рога до удивления велики и завиты, как у барана, и особенно крепко сидят в черепе; рога не меняются, как у оленя. Животное очень жирно, вкуснее [обычного] бараньего мяса? - я не знаю. Добывают этих животных очень немного, их искать в неприступных горах, по скалам сопряжено с большим трудом и опасностию.

Вот рассказы камчадал. Около отвесных скал бывают выдавшиеся площадки гладкой плиты, которые тут же и показывали мне, шириною местами более, а местами менее аршина, это карниз вертикальной стены, в иных местах эти карнизы идут очень далеко и делают повороты вместе со стеною. Карнизы бывают на разной высоте, бывают и на 200 сажен над пропастью. Если камчадал увидит на этом карнизе каменного барана (так их называют), то не задумается пойти по карнизу. Вот нервы!! Если карниз сажен 10, 15-ть высоты, баран, не видя спасения себе, бросается с карниза, падает всегда на рога и, говорят, не было случая, чтобы баран убился, но в этот момент камчадал поражает его пулею, всегда без промаха.

Но вот случай, рассказанный мне тут же. Лет 7 назад собрались камчадалы за баранами, огромный баран стоял на карнизе, по указанию мне, не менее 50-ти сажен от подошвы утеса. Подойти к карнизу была возможность по откосу, не очень крутому, камчадал, называли и имя его, пошел за бараном, который побежал далее по карнизу, камчадал за ним, при повороте утеса камчадал увидал недалеко остановившегося барана: оказалось, карниз кончился, - в этом месте сузился. Камчадал видит, что баран бежит на него, ружье было за плечом (камчадал стреляет из винтовки и только с сошки), карниз так узок, что разойтись с бараном нельзя. Камчадал присел на корточки, и когда баран подбежал и приостановился, чтобы перепрыгнуть через человека, в этот момент камчадал успел схватить шею барана и повис на нем. В баране, вероятно, было свое чувство самосохранения, как и у камчадала; сильный баран побежал с человеком и вынес его с карниза, камчадал отпустил руки и, невредимый, лежал на земле. За что купил, за то и продаю. Много я слышал рассказов удивительного присутствия духа этих охотников по призванию, рассказы происшествий со свидетелями и даже сам бывал свидетелем.

У охотников всех наций не переслушаешь чудесных рассказов, а камчадал, как охотник от мягких ногтей до старости, и ничего более как охотник, любит и имеет, что рассказать. Предания необыкновенных случаев долго живут, переходя из поколения в поколение, и служат руководством для начинающего. Стоявши около утесов, слушая разные рассказы о прогулках по этим страшным карнизам, я и сам не могу пожаловаться на свои нервы: гардемарином, на фрегате Малом, был ноковым, спускался вниз головой по фардунам , но попробовал [тогда] пройти по карнизу - какая-то непреоборимая сила прижала меня к стене вертикального утеса! Карниз был 1,5 аршина шириною, но я не мог пройти и трех шагов, точно прилип к стене утеса, переломить себя не мог, пробовал зажмуриться, чтобы не видеть пропасти, и, зажмурившись, не отделился от утеса! Отошед я попросил, чтобы кто-нибудь из камчадал при мне прошел по карнизу.

-А на что тебе, чача (чача - приветливое, ласковое слово, вероятно, переделанное из тяти, отец)

- Да так, мне хочется посмотреть.

- Какой ты смешной, чача! Ну, робята, пойдите кто-нибудь.

Ближайший не пошел, а побежал, пока я не вернул. Мои нервы спасовали! На этих скалах указывали мне гнезды царских орлов, которые уносят уже больших ягнят каменных баранов. Действительно, птица очень велика, говорят, у этих орлов нет пера на поверхно-сти головы. Возвратясь к бригу, надобно было идти в так называемую гавань, идти можно только с приливом. Много лайд; помнится, я шел не более 5 верст в день, с отливом останавливался у низменных островов, они покрыты сплошь разными ягодами, морошка, голубица, черника, шикша, княжниха (мамура). Эти ягоды растут на травяных стеблях близко к земле, один только невысокий кустарник - жимолость с прекрасными ягодами, подобно маленьким гроздьям винограда. Этой ягоды я не видал в России, а потому скажу о ней не- сколько слов: ягода продолговатая, величиною с средний крыжевник, черная с синеватым налетом, как на черной сливе, кожа тонкая, семечки очень мелки, вкусом сладко-кисловатая, очень приятная. Кустарник - человеку по плечо. Чтобы выразить как много ягод - после обеда я отправлялся на остров, без выбора ложился на землю и, вместо десерта, ел ягоду, описывая круг своим телом, и не съедал всех ягод, хотя я и до сего времени порядочный лакомка. Там не говорят "брать ягоду", а говорят "бить ягоду". Гуляя по лайдам, я собрал порядочную коллекцию окаменелостей, некоторые довольно замечательны, например: вершка полтора кусок шиповника с бутоном и двумя лепестками цветка, прильнувшими к сучку, и все окаменело; куски окаменелого соснового дерева, это замечательно тем, что по западную сторону Среднекамчатского хребта не растет ни одного смолистого дерева, кроме кедрового кустарника. Два куска, с крупную сливу, черного янтаря, округленных водою; небольшие куски ископаемого угля и проч. Где месторождение всего этого никто не знает, никто не интересуется! Завел свой корабль в промоину, укрепил на зимовку, сдал груз, устроил хозяйство команды и отправился в крепость Тигиль , а это 35 верст по реке Тигилю. Не сказал я самого главного; не сказал, что со мною на бриге были 6 собак. Это зачем? Как бы вам отвечать - человек так создан, что во всех случаях жизни ищет какого-нибудь развлечения, удовольствия; заключенный в тюрьме старается приласкать мышь, даже паука, а залетевшую птичку встречает как небесную гостью. Камчатка, конечно, не тюрьма, жизнь, полная свободы, да эта свобода не имеет никакой цены, - для умственного занятия нет пищи, книг, кроме астрономии да таблиц в пособие вычислениям, нет, почта приходит один раз в год (сухим путем), и то один раз почту и почталиона нашли в Парапольском доле после растаявшего снега; общества никакого.

Камчатка, конечно, не тюрьма, но нравственное одиночное заключение. Езда на собаках - главное, если не единственное развлечение. Я был первый ездок, собак моих знала вся Камчатка. Бывало, въезжая в Острожек (деревня), дети бежали и ласкали мою передовую Чернышку. Счастливый случай помог мне подобрать такую великолепную санку (5 собак). Расстаться с такими собаками - лишение, ничем не вознаградимое для жизни в Камчатке; собрать другую подобную санку собак можно причислить к невозможности; после этого вы поймете, что я не мог расстаться с такими собаками. О щегольской езде на собаках объяснится не раз в продолжение рассказа.

Наконец, я в крепости Тигиле . Может быть, явится вопрос: большая ли крепость? Какой системы? Сколько пушек? Велик ли гарнизон? и проч. На все вопросы отвечу: крепости никакой нет, да, кажется, никогда и не было, о пушках и понятия не имеют. Живут себе мирно десять казаков с урядником. Так почему же называется - крепость? А потому, что в Тигиле есть комендант, он так и титулуется официально. Можно продолжить вопросы: так зачем же там комендант, казаки? Вот этого я до сих пор не понял! Если мне объяснят, зачем казаки в Тауйске, Ямске, тогда я объясню, зачем комендант в Тигиле. Однажды я сделал этот вопрос начальнику в Охотске, он отвечал мне: так! Этот же ответ приходится и к тигильской крепости с комендантом - так! Да мало ли на свете делается так! Тигиль на правом берегу реки Тигиля, берег обрывом сажени в две. В Тигиле есть деревянная церковь, священник с дьячком, есть больница, которою заправляет фельдшер, хотя с изъянцем - без носа, но все-таки лечит от всех болезней. Есть купец 2-й гильдии [Ворошилов], два отставных матроса, из ссыльных цыган - единственный кузнец и музыкант; все лица имеют собственные дома, по правде, настоящий-то дом у купца, да у коменданта, и небольшой домик, в три окна, для командира брига, остальные - домишки, - вот и весь Тигиль. Купец - аристократ Тигиля, он даже не носил кухлянки, а всегда в длинном сюртуке и даже в сапогах! Семья его состояла: из жены, двух зрелых дочерей (девиц) и двух сыновей 12-13 лет. Сам купец лет под 60, но еще здоровый. Этот купец считался ученейшим, да и сам о себе думал так, говорил книжным языком прошлого столетия и всегда о чем-нибудь мудреном, не забыл я несколько его объяснений мне в наставительном и хвастливом тоне:

"антиподы не падают с Земли, как мухи на деревянном шаре, одни будут наверху, а другие внизу". Я не противоречил, но посмотрел на его ноги, не имеет ли он крючков. Еще поучал, как дикие ловят китов: "Приготовит дикий два круглых деревянных клина, с молотком отправляется к киту, и как кит высунет голову, дикий взбирается на кита, одним клином заколачивает одно отверстие [- ноздрю], кит ныряет, дикий держится на ките за клин, а как кит высунет голову, дикий заколачивает другое отверстие, и кит задыхается. Много бы мог рассказать подобных вещей, которыми поучил меня мудрейший в Тигиле, но поберегу для себя. Когда случалось что-нибудь рассказывать, купец, после каждого периода, имел привычку повторять: "так тому и быть должно". Комендант, капитан- лейтенант О, одним выпуском старше меня, холостой. Ну, этот был далеко попроще купца. Он вышел из корпуса если не с союзом, то в союзном десятке. Союзным десятком назывался последний десяток оттого, что последний писался и такой-то. Моего коменданта имя было Андрей, весь Кронштадт называл его Ондрюля. Он был вполне добрый простак, человек, от темени до пяток, материальный, природа наделила его веселонравием и замечательным басом, которым он владел прекрасно. Любимое его занятие - петь хором; он, как регент, собрал хор порядочных голосов и управлял мастерски. Помню, как у него хорошо выходило: "калязинский монастырь, недалеко от Москвы, хорош, пригож, прекрасен суть". Начинали дисканты, первое слово повторяли тенора, тоже слово подхватывали и повторяли басы, дисканты продолжали не останавливаясь. Можно думать - выходила порядочная какофония, но издали слышался перезвон колоколов на колокольне, и, право, странно, но недурно. Это пение могло продолжаться без конца. Комендант знал все народные песни того времени, и плясовые и нежные, конечно, не была забыта разбойничья лодка на Волге; атаманом, разумеется, сам комендант. Еще страсть у него была - танцовать: русскую, метелицу, хлопушку; танцовал он с увлечением, с азартом! В пении, танцах он был воистину комендант! Тут он был строг, это было дело службы! Когда он управляет хором, он точно совершает акт святой обязанности, тогда он неумолимый жрец! Дурное исполнение огорчало его!

Танцовал он без улыбки, его глаз, голос не допускали малейшего беспорядка. Комендант всегда с сожалением говорил, что не мог устроить экосеса и особенно, идеал танцев - матредур, так и не достиг своего желания, не мог побороть препятствий; дамы и кавалеры постоянно путали [фигуры], но, главное, не мог выучить цыгана, а он только один и был владелец скрипки, правда, скрипка с шелковыми струнами. Бывало, комендант напевает, а музыканта выходит русская или метелица или восьмерка, так и бросил! С комендантом можно было говорить о пении, о танцах и о собаках. Вот и все нравственные развлечения в Тигиле!

Отнимите потеху езды на собаках, можно бы спиться или с ума сойти; - современная страсть к самоубийству тогда не была в моде. Как бы ни был забавен мой комендант, но он антипатически не любил никаких напитков, всегда трезвый, веселый, очень добрый, правда, уж очень прост, мы с ним ладили и жили очень дружно. Я нашел хорошо обделанный огород для меня и особый для команды, правда, в огороды там принято одно растение - картофель , другого ничего не сажалось, да и не знали о существовании других растений, после скажу, отчего не хлопотали о других огородных растениях. Картофель родился на девственной земле - невероятно многоплодно, сказочно! При моем доме был амбар; я нашел его полным сушеной лососины, это подарок любезной заботливости коменданта, продовольствие моих собак обеспечено.

Не могу промолчать о доме коменданта, дом в гармонии с характером чудака. Дом строил сам комендант, дом большой по-тамошнему, сажен в 7 длины и 5 ширины, симметрия отсутствовала, внутри не было ни одной капитальной стены, только передвижные перегородки, которые и образовали комнаты; случалось несколько раз, что не бывши неделю, приходишь и думаешь идти в зал, очутишься в спальне, а где [была] спальня, там уже гостиная и проч. Комендант гордился своею изобретательностию, а удивлением моим потешался как ребенок.

Ссылки:

  • СТОГОВ Э.И. НА КАМЧАТКЕ
  •  

     

    Оставить комментарий:
    Представьтесь:             E-mail:  
    Ваш комментарий:
    Защита от спама - введите день недели (1-7):

    Рейтинг@Mail.ru

     

     

     

     

     

     

     

     

    Информационная поддержка: ООО «Лайт Телеком»