Стогов Э.И. о Романе Медоксе

По поводу его рассказа об ополчении горцев в 1812 г. "Русская старина", август 1880 г. Иркутск был хорошо мне знаком в 1818 году; в 1830 г., чрез 12 лет, много воды утекло. Перемены нашел во всем: в начальстве, в жителях, даже частью в обычаях. Между многими особенностями я обратил внимание на пятьшесть человек, не знаю - сосланных или удаленных. Прежде бывали такие субъекты, но они жили по деревням, а теперь в Иркутске. Было их, может быть, и более, но эти были особенно приличны, образованны и были приняты - кроме генерал-губернатора - почти везде. По рассказам особенное мое внимание обратил некто Медокс ; о нем везде много говорили, но, странное дело, из многого не рисовалось ничего ясного, рельефного - все рассказы с какими-то недомолвками.

Что бы ни говорили о Медоксе, непременно слышишь: говорят, будто бы, вероятно, должно быть и проч. Положительного - ничего. Говорили, что он член европейского тайного общества, что неизвестно от кого, но от разных лиц получает деньги и довольно часто; Медокс ли он - это неверно; что он был флигель-адъютантом в 1812 году; даже из бумаги, по которой он прислан [в Иркутск], ничего заключить нельзя.

Помню, первый раз я встретил его у путейского офицера. Медокс лет 35- ти, небольшого, даже малого-среднего роста, с редкими напереди волосами - светлыми, но с сильным рыжим оттенком; выбрит чисто, лицо продолговато, бело - как у рыжих, правильно; глаза необыкновенно подвижны, сложен крепко и правильно; голос тих, при начале речи заикался порядочно. Заметно, что ни с кем не начинал говорить сам, но отвечал коротко и обдуманно; поведения неукоризненного. Одет всегда в сюртуке, часто горохового цвета, всегда очень опрятен. Что особенно обращало внимание, то это щегольское белье - очень тонко, необыкновенно бело, видно - это была любимая его статья костюма.

Медокс держал себя прилично, но я не помню, чтобы он сам подходил к кому-нибудь. Первое впечатление у меня было - это кровный англичанин! Я говорил с ним, он отвечал охотно и вежливо, но я остался с теми же сведениями, как и все: говорят, и то и се. Я ласково пригласил Медокса к себе в адмиралтейство; он был несколько раз, иногда по целому дню, и говорил охотно, да не то, что я хотел знать. По словам его, у него было огромное знакомство с высокостоящими в Питере и за границей. Медокс отлично знал Кавказ, говорил занимательно об обычаях горцев и вообще о жизни Кавказа.

- Вы там долго были, Медокс?

- Не очень долго.

- Вы что там делали?

- Я имел поручение, но зависть, интриги - испортили прекрасное предприятие.

- Какое предприятие? - а он начнет рассказывать прелюбопытные анекдоты об обычаях и личностях, да тем и отделается. О чем ни спросите, у него всегда готова ширма, за которую он ловко спрячется, рассказывая не то, что вам хочется знать. В деньгах никогда не нуждался Медокс; он получал по почте; раз я сам видел повестку на 700 рублей. От кого деньги - никто никогда не знал. Если б я хотел продолжать рассказ о Медоксе в Иркутске, то повторялся бы - не более.

Уезжая из Иркутска и прощаясь с Медоксом, я выразил сожаление, что его молодая жизнь в Иркутске скучна, недеятельна. Он отвечал:

- Ничего, пока сносно.

- Хорошо бы и вам проститься с Иркутском.

- Я здесь, пока здесь Лавинский, а уедет он, уеду и я.

Я подумал, хвастаешь, не вырвешься [из ссылки], но он говорил так спокойно и твердо, что я спросил:

- Вы не шутите, Медокс?

- Нет, я говорю серьезно.

- Да разве от вас зависит быть здесь или в Петербурге?

- Конечно, если я говорю, то оно так и будет.

Я в Петербурге; перешел в корпус жандармов и пока состоял при шефе; у графа Бенкендорфа всякий день в 10 часов прием просителей, на приеме и я. Лавинский выехал [из Иркутска в Петербург] и отказался [потом] ехать в Сибирь. В один приемный день у шефа смотрю и глазам не верю - Медокс!

Он меня не узнал. Я подошел к нему, поздоровался:

- Как, вы здесь?

- Я не хотел оставаться без Лавинского. Это он сказал очень спокойно - как бы сказал: хорошая погода. Вообще, Медокс в зале шефа был как дома. Вышел граф Бенкендорф, подошел к Медоксу, назвал его по фамилии, спросил, давно ли приехал.

- Вчера, ? заикаясь отвечал Медокс.

- Ты будешь жить в Петербурге?

- Ваше сиятельство, в России нет человека без звания, а я никакого звания не имею; прошу пожаловать мне какое-нибудь положение. Граф засмеялся и ласково сказал:

- На днях зайди.

Дубельт , видя, что я разговаривал с Медоксом как знакомый, спросил меня, и я рассказал ему об Иркутске, а на вопрос мой Дубельту

- кто такой Медокс? он отвечал:

- А кто знает этого чортова сына, он и сам сбился с толку. Чрез немного дней Медокс явился; граф объявил ему, что Государь пожаловал ему звание - отставного солдата, на которое и получил свидетельство, Медокс, казалось, был очень доволен. Я много раз встречал его в щегольском фаэтоне; он раскланивался со мною, я сказал ему мою квартиру; он не сказал мне своей, говорил: "живу временно, скоро перееду". Медокс всегда отлично одет, всегда вежлив и всегда скуп на слова. Вот, что мне кажется вернее: отец Медокса был антрепренер группы актеров, какой нации - не знаю, но глядя на Медокса, я видел в нем англичанина.

В 1812 году Медокс нарядился флигель-адъютантом, на Кавказе хотел образовать отряд горцев, повергнуть их Государю - но сорвалось! Тянулось дело очень долго; кончили как-нибудь - в Иркутск. Что Медокс принадлежал к какому-то сильному тайному обществу, мне кажется - это, несомненно. (См. Примечание о масонских ложах )

В 1835 году я в Симбирске получаю секретное предписание: в Москве был очень богатый старый грек Максим (кажется); у него была знаменитая и драгоценная жемчужина, которая так была правильно кругла, что раз двинутая по горизонтальному столу - долго каталась. Грек обладал драгоценною коллекциею табакерок и многими драгоценностями. Является к греку флигель-адъютант с рескриптом Государя, в котором Государь просит грека доверить свои драгоценные редкости посылаемому флигель-адъютанту, который возвратит их по описи. Грек, в восторге, передал флигель- адъютанту, который и пропал. Флигель-адъютант, так, по крайней мере, заподозрили в III-м отделении (быть может, и несправедливо) - был Медокс, о котором и предписывалось, если окажется, - арестовать. Дубельт на поле карандашом написал: "Твой друг, лови его!? Поймали или нет - не знаю. Меня самого закрутила судьба, не до Медокса мне было. Прочитав в "Русской Старине", я сказал, что подсказала мне память. (См. "Русская Старина" изд. 1879 года, том XXVI, декабрь, стр. 709-713. Читатели нашего журнала, конечно, помнят живые, талантливые очерки Э.И. Стогова из прошлой жизни русского общества; воспоминания его о Сперанском, Лавинском, Трескине и проч. и проч. - Примеч. ред).

Примечание. Мы получили от другого лица краткое биографическое сведение о Р.М. Ме-доксе, но без объяснения причин - почему этот человек был заключен в Шлиссельбург в 1830-х годах и просидел в крепости до 1855-го года. Умер Р.М. Медокс 5-го декабря 1859 г. Ред.

Ссылки: