Петербург 1833, Стогов Э.И. попал в чужой город

Питер - это омут политической жизни, Питер - пиявка Руси: он поглощает труды народа и возвращает только крайне необходимое. Из Питера, как из солнца, вытекают лучи света и тепла во все концы громадного царства. В Питере кипит жизнь одного дня, завтра забывается сегодня, всякий ловит, что может поймать; пропустил момент, не поймал, месяцы и годы не дождешься. В Питере нет родных и друзей; там каждому до себя и только для себя. В Питере громадные домы, памятники, люди - но все так холодно и люди безучастны, как домы и памятники. Умей сделаться необходимым, умей выдвинуться из толпы - на тебя обратят внимание, и тогда хватай, лови, пока не остыло внимание; отодвинулся на задний план, ты забыт, ты не существуешь, твое место занято, и его не возвратишь. Оставил я Питер чуть не юношею. Ласкавшая меня более всех Анна Петровна Бунина давно умерла, брат ее давно в отставке, сошел со сцены общественных забав; аристократы поумирали, прожились и разъехались в оставшиеся непроданными с аукциона деревни и там, забытые светом, доканчивали жизнь, услаждаясь воспоминанием своего значения. Питер был для меня новым городом, и я въезжал в него новым человеком в 1833-м году на маслянице.

Живя в Камчатке, я так одичал, что не знал даже, что могу послать деньги в прямо в Опекунский совет , а полагал, что для того надо быть лично в совете. Поэтому накоплявшиеся деньги, время от времени, я высылал к Бунину , прося его положить в совет, и в разное время выслал 20-ть тысяч рублей. Явясь к Бунину, прежде столь блестящему, нашел его бедным стариком. Без меня он успел жениться, нажить четырех дочерей и овдоветь, промотался, был без должности, перебивался, делая долги.

Увидев меня, он непритворно обрадовался, и немудрено, он знал меня ребенком и юношей, а теперь видел возмужалым штаб-офицером. После первых излияний я просил его отдать мне билеты на мои деньги. Бунин вышел в другую комнату, вывел ко мне четырех малолетних дочерей и стал с ними предо мной на колена, сознаваясь, что по крайней необходимости - мои деньги все издержал. Комедия была эффектна, но мне от этого было не легче; кончилось тем, что Бунин дал мне заемные письма, которые и теперь валяются у меня, а 20-ть тысяч, сбереженные моими лишениями, пропали. Бунина я мог бы преследовать, но что я мог получить с нищего. Притом же память моя рисовала, что Бунин был благотворною причиною того, что я мог нажить эти деньги, что если б не Бунин, то, вероятно, я зачах бы писцом уездного суда в Можайске.

Бунин хотя и впал в ничтожество, но старых связей не прервал. Он познакомил меня в нескольких порядочных домах, у вице-губернатора Железнова, у адмиралов-стариков, у нескольких частных лиц, которых я теперь и фамилии забыл. Важно было попасть мне в какое-нибудь общество, а там я сам проложил себе дорогу и сумел не быть лишним. Женщины всегда и везде были моими любимыми творениями, с ними у меня всегда шло гладко, с ними я был всегда любезен, всегда начинал со старух и переходил к молодым. Все меня ласкали и прославляли. Осмотревшись и экипировавшись прилично, явился я в морской инспекторский департамент. Там удивились, что я так долго ни к кому не являлся по службе, и хотели сделать из этого историю; но я притворился одичавшим, забывшим служебные порядки. Помню, принял участие во мне директор департамента, контр-адмирал Лермонтов. Он потребовал, чтобы я завтра же явился к светлейшему князю Меншикову , тогда бывшему морским министром. Я знал, что от первого впечатления у князя будет зависеть мое будущее во флоте; лучше скажу, я еще в Иркутске и в дороге много об этом думал.

Ссылки: