Владимир Семенович Зотов и Владимир Николаевич Дегтярев

Владимир Семенович Зотов в молодости и в последние годы жизни

Из Шноля

Зотов В.С. художник (1904-1978)

Дегтярев Владимир Николаевич ботаник (1881-1938) 

В основном, в очерках в этой книге рассказывается о людях, чья жизнь оставила заметный след в жизни нашей страны. Но нет числа потенциально великих поэтов, художников, писателей, инженеров, мыслителей, ученых, загубленных репрессивным режимом. Они возили землю в тачках и умирали от голода и болезней. Их замерзшие трупы использовали вместо шпал при прокладке временных железных дорог на пути в Воркуту [ 15_1 ]. Их имена затеряны в архивах ГУЛАГа, МГБ, МВД, ФСБ... Никто и никогда не назовет их. Не дать их забыть может только музыка. Пусть звучит у нас в душах реквием по ним. Об этом предлагаемый очерк.

В первой половине XX века великий американец Лонгфелло был чрезвычайно популярен в России. Великий русский поэт Иван Бунин перевел на русский язык "Песнь о Гайавате" Лонгфелло . Так перевел, что сохранилась не просто поэзия, но и музыка этой поэмы. Это было волшебство. Эта музыка звучала в душах российских мальчиков и девочек потом многие годы. До старости. Эта внутренняя музыка помогала некоторым из них пережить ужасы и тяготы последовавших страшных лет. Этому нет рационального объяснения. В самом деле, как могут облегчить жизнь узников тюрем звучащие в душе строки о подвигах Гайяваты, о том, как строил он пирогу, как дружил с могучим Квазиндом? Это звуки той прекрасной свободной жизни, где курят "трубку мира", где живет гусь серый Вава, цапля серая Шухшуга и глухарка Мушкадаза. Пусть психологи отвечают на этот вопрос. Этот мой рассказ о двух таких мальчиках - художнике Владимире Зотове и ботанике Владимире Дегтяреве. Если спросите - откуда Эти сказки и легенды... Я скажу вам, я отвечу: Из давнего детства в старинном русском городе Калуге , из окрашенных в элегические пастельные тона воспоминаний о замечательных людях, которые могли бы составить славу нашей науки и страны, но попали в жернова пролетарской революции. Они не успели прославиться, как другие мои герои в этой книге. Но их судьбы так типичны для России этого времени, что рассказ о них может дать важные добавления к уже сказанному.

В 1963 г. прекрасной северной осенью наша небольшая экспедиция отправилась на Соловецкие острова с волшебной задачей поиска и выделения культуры светящихся бактерий. Не место здесь говорить о предмете и обстоятельствах этой экспедиции.

...Не только светящиеся бактерии были нашей целью. Незадолго до нашей экспедиции в журнале "Природа" была опубликована статья П. В. Виткова о кедровой роще на Большом Соловецком острове.

Кедр - сосна сибирская - почти не заходит западнее Урала. Было интересно познакомиться с этим чудом подробнее. Автор этой статьи оказался замечательным человеком.

Павел Васильевич Витков - учитель истории - был в то время директором соловецкой школы и занимался изучением истории Соловков Советского времени. Это было трудным делом не только из-за практически полной недоступности архивных материалов, но и невыносимости для сердца событий этой истории. Но когда он говорил о Соловецком (конц) лагере Особого Назначения ( СЛОН ) до 1930-х годов в его рассказе слышались даже идиллические мотивы. Он рассказал об академике Дегтяреве - знаменитом ботанике - заключенном Соловецкого лагеря - который создал на Соловках уникальный ботанический сад, находился в переписке с ботаниками разных стран, присылавших ему на Соловки, в концлагерь (!) семена и саженцы редких растений, которые он акклиматизировал и выращивал в этом полярном ботаническом саду. 

Владимир Николаевич Дегтярев

Сад этот состоял из отдельных участков в разных местах Соловков. Однако план-карта этих посадок не сохранилась. Сохранилась лишь посаженная Дегтяревым кедровая роща у хутора Горки, о которой Павел Васильевич и написал статью в Природе. Это были в самом деле вполне взрослые (прошло около 35-ти лет) деревья. На них бывает урожай орехов и потому прилетают кедровки и кормятся белки. Мысль об экзотических (из Японии и Мексики!) растениях, прижившихся среди черники, морошки, карликовых березок или даже под пологом могучих соловецких сосен, показалась мне чрезвычайно увлекательной. Однако искать эту экзотику, не имея плана местности, - бессмысленно. Можно вспомнить аналогичную ситуацию в "Острове сокровищ" Стивенсона...

Удивительная вещь сплетение "линий жизни". В 1936 г. моего отца Э. Г. Шноля выпустили - освободили - из концлагеря. При замене палача Ягоды на палача Ежова часть (отбывших срок!) заключенных отпустили, тем более при диагнозе "безнадежно больной". Ближайший к Москве город, где ему разрешили жить, была Калуга . Наша многодетная семья - четыре брата, одна сестра, при единственной в семье работающей - матери, учительнице русского языка и литературы, с тяжело больным отцом - оказалась в этом прекрасном городе в очень трудном положении. Не знаю, были ли знакомы родители до Калуги с семейством Зотовых. Зотов Владимир Семенович и Зотова Софья Матвеевна с дочерью Соней и сыном Егором жили в собственном небольшом доме почти на краю города. На параллельной улице, внизу, ближе к Оке был (и есть до сих пор) дом К.Э. Циолковского . Владимир Семенович был художником. В доме на стенах были его картины. Сам он - высокий, подтянутый, красивый представлялся мне образцом аристократизма. Но мне было всего 8-10 лет и эти впечатления я осознал много позже. А в те трудные довоенные годы семейство Зотовых неоднократно помогало нам выжить - младших (и старших, однако!) надо было кормить, и мать часто посылала меня к дяде Володе и тете Соне попросить на время деньги или сахару, или еще чего-нибудь. Мне очень нравились эти поручения - через весь город с Востока на Запад, через центр, потом мимо замечательного Краеведческого музея, по старым улицам с одноэтажными деревянными домами в уютный приветливый художественный мир Зотовых. Жизнь в Калуге, как и во всех других городах центра России, была очень трудной. Нормальное продовольственное снабжение было только в Москве. После "Договора о ненападении" с фашистской Германией, на Запад устремились эшелоны с зерном и нефтью. Из магазинов исчезло даже самое необходимое. За хлебом нужно было становиться в очередь с вечера. Всю ночь активисты, рожденные обстоятельствами, проводили перерегистрацию: на руке химическим карандашом писали номер очереди, а если кого при очередной проверке не оказывалось - номер пропадал, а оставшимся писали другим цветом новый, меньший номер. К открытию магазина утром у его входа собиралась раздраженная и агрессивная толпа. В давке вполне могли вытолкнуть из очереди - и все. Жаловаться было некому. Эту закалку до войны прошли миллионы советских людей. К этому добавилась война с Финляндией, ужасные 40-градусные морозы зимой 1940 г. В углах бревенчатых стен комнаты, где лежал умиравший отец, не таял иней. Нам помогали оставшиеся в Москве друзья - семейство Пекелисов, соседи Краснощековы, Агафья Дмитриевна Карева, работавшая с мамой в одной школе и более всех - Зотовы. Мы покинули Калугу 10 октября 1941 г., когда в Калугу, защищаемую почти безоружными ополченцами и немногими кадровыми военными разрозненных отступающих частей, со стороны Серебряного бора уже входили немцы, - на последнем эшелоне с вывозимыми семьями командиров Красной Армии. Нас не брали туда. Упросила в слезах за нас Агафья Дмитриевна. Прошло 35 лет. Я не был все это время в Калуге. Дом на улице Салтыкова-Щедрина, где мы жили, сгорел во время войны. Сгорела отцовская библиотека. Погибли все его труды - рукописи написанных им книг. Он завещал нам - братьям - издать их, когда вырастем, и это станет возможным. Книги по философии религии, биологическим основаниям этики и того, что он называл "стиль". Не пережили войну наш самый младший брат - Иосиф - и сестра Элина .

Я ехал в Калугу с лекциями для учителей-биологов. Я уже знал, что Зотовых выселили из их дома - понадобилась земля для весьма важного строительства - там построили большие современные дома для элиты - сотрудников обкома и райкомов КПСС. Зотовым дали тесную двухкомнатную квартиру в стандартном "хрущевском" доме. Дверь мне открыл дядя Володя.

Я не предупредил о приезде. Взглянув на меня, он протянул мне руку и сказал "Здравствуй, ты вырос". А я еще подыскивал слова, как представиться. Это было поразительно. Он видел меня 35 лет назад, мне было тогда 11 лет. Сейчас перед ним был довольно пожилой, сплошь седой (чуть не сказал - "университетский профессор"...).

...В моих рассказах ему о нашей семье, о прошедшем времени, о моих, особенно общебиологических занятиях, я дошел до Соловецких островов. Было видно, что он взволнован. Волнение это было все также аристократически сдержанным. Он спросил -"Откуда ты взял, что Дегтярев был академиком?". Я сослался на П. В. Виткова. Он подумал и принес мне из другой комнаты напечатанный на машинке, аккуратно переплетенный рассказ "Мексиканец" с художественно нарисованной картой дендрологического питомника. В создании этого питомника под руководством В. Н. Дегтярева он участвовал, когда также был узником Соловецкого Лагеря Особого Назначения. Он сказал: "Прочти этот рассказ". А я прочел и осмелился спросить, как он оказался на Соловках? Он сказал "Я легко чувствую себя в разговоре с тобой. Это для меня необычно"... В. С. Зотов был одним из основателей российского движения скаутов [ 15_1 ]. Высокие идеалы дружбы, помощи и защиты слабых, честности и бесстрашия - основа движения скаутов. Это движение должно было воспитывать новых граждан России. Эти высокие идеалы были несовместимы с идеологией большевизма. Советской власти были нужны "беззаветно преданные делу партии Ленина-Сталина пионеры". Не отказать в проницательности вождям большевиков. Вместо скаутских клятв верности принципам гуманизма, зазвучала клятва "В борьбе задело Ленина-Сталина будь готов!". Готов ко всему. Без заветов. Самоотверженно. К отречению от отца и матери, братьев и сестер, от добра и сострадания. Будь готов!

А руководителей скаутского движения арестовали, и мало кто из них остался в живых. Один из них - замечательный человек, художник В. С. Зотов. Остался последний сюжет в этой, хотя и краткой, но очень многомерной истории. У меня в руках была карта Острова Сокровищ! Мой высокочтимый друг, выдающийся ботаник, многие годы занимавшийся северной флорой, доцент Московского Университета - Владимир Николаевич Вехов (см. главу 39 ) как раз изучал флору и растительность Соловков. Он прочел рассказ В. С. Зотова и поехал на Соловки. Несколько сезонов искал он посадки Дегтярева. И не нашел. Наверное, они погибли, как погибло бесчисленное множество замечательных людей, как сгорели неизданные труды моего отца, как стерлись из памяти потомков примеры самоотверженности и благородства безымянных героев, которые могли бы составить основу силы и славы нашего Отечества.

В. С. Зотов и В. Н. Дегтяреве оба были узниками Соловецкого концлагеря в начальный период его существования с относительно либеральными порядками. Кончился этот "период либерализма" ужасно.

"Сверху" была дана "лицензия" на расстрел нескольких сотен заключенных для устрашения остальных. В этой операции устрашения и погиб В. Н. Дегтярев. Как именно погиб - осталось неизвестным. Он не был академиком, он был самобытным и экстравагантным человеком. И поэтому он был обречен. См. Мексиканец (Рассказ В. С Зотова) Сам стиль этого рассказа знаменателен. Как останавливается автор на небольших деталях и, может показаться, не очень значительных событиях... Свободная жизнь вне лагерных и тюремных стен на волшебном острове - это было незабываемо. В. С. Зотов совершенно не затрагивает ужасы жизни в концлагере. Действие рассказа кончается накануне страшных событий. В 1929 г. В.Н.Дегтярев был обвинен в подготовке восстания и побега и приговорен к расстрелу. Таежная идиллия кончилась. Расстрел ему потом заменили новым 10-летним сроком в концлагере . Но ни в одном концлагере его следов не оказалось. Был ли он все же расстрелян беззаконной соловецкой властью или, как думал В. С. Зотов, умер от болезни - неизвестно. Мне очень хотелось увидеть портрет Дегтярева. Это удалось благодаря помощи и доброжелательности сотрудницы архива ФСБ (бывший КГБ) Натальи Михайловны Перемышленниковой. После выполнения необходимых формальностей - в читальном зале архива - Кузнецкий мост 22 (!) - она принесла мне четыре толстых тома "Дел". На их обложках было написано "Хранить вечно". В 1925 г. Дегтярев был арестован не только из-за подозрения, что ему написал письмо Великий Князь. В Ленинграде была арестована большая группа (38 человек), подозреваемых в заговоре против Советской власти. Никакого отношения к этой группе Дегтярев не имел, но был поверхностно знаком с некоторыми из них и НИКОГО НЕ ВЫДАЛ. Заговора, впрочем, тоже не было. Но следователь, направляя дело в суд (1925 г.), применяет изысканную форму: "полагал бы необходимым всех расстрелять"... Он утверждал, что "Дегтярев достаточно изобличается в шпионаже и в деятельности, направленной в пользу организации великого князя Николая Николаевича" Самых главных расстреляли. А Дегтяреву "дали" 10 лет концлагеря. В 1929 г. история в некотором смысле повторилась - Дегтярев был осужден за то, что НЕ ВЫДАЛ. И на этот раз заговора не было - это засвидетельствовал Архангельский областной суд в 1989 г., принимая решение о реабилитации всех осужденных по этому делу. А было их 44 человека. И дело это давно стало знаменитым. О нем писал и рассказывал Д.С. Лихачев , чудом избежавший расстрела, об этом написал в своей книге "Записки уцелевшего" С. М. Голицын [ 15_2 ].

И опять смыкаются траектории. С.М. Голицын - двоюродный брат Андрея Владимировича Трубецкого . Среди расстрелянных в 1929 г. был Г.М. Осоргин - их родственник, женатый к тому же на сестре С. М. ее звали Лина . И его портрет есть в деле. Тогда еще были возможны свидания. К Осоргину Лина приехала как раз в дни, когда фабриковали дело о готовящемся восстании и побеге. Она была с ним, когда с громким стуком вошли, чтобы расстрелять Г. М. И он, выйдя к ним, уговорил их подождать, когда уедет жена. Он дал слово. Цену этого слова палачи знали. Еще не отошел пароход, Осоргин вышел на расстрел. Сил у меня нет. У кого есть - пусть читают книгу С. М. Голицына. В "деле" есть портрет Г. М. Осоргина и других осужденных в те дни. Хороший был фотограф на Соловках. Какие лица! А причина казней была одна - было необходимо устрашение. Высокое начальство, недовольное порядками на Соловках, потребовало навести порядок. Резко ужесточался режим. Из центра была получена "лицензия" на расстрел - по некоторым сведениям до 400 человек. Не преминули выбрать наиболее заметных. Дегтярев относился к их числу. И все же его судьба не известна - 15 человек не расстреляли. ...Где и как погиб Дегтярев? В "Деле 1925 года" мне показали конверт с какими-то рукописями Дегтярева. Оказывается, пока он в ходе следствия около полугода сидел в ДПЗ, была возможность получать из тюремной библиотеки книги - он читал и конспектировал их со своими комментариями. Рукопись эта нуждается в изучении. Поразила же меня тема одной из глав: "Пение птиц" Как много лет спустя другой узник, Б. Н. Вепринцев , Дегтярев размышляет о смысле и природе их пения и даже приводит нотную запись пения соловья и жаворонка. Чтобы понять мое волнение - прочтите очерк о Вепринцеве в этой книге. В очерке о Чижевском я пишу, как участники Пущинского Симпозиума поехали в Калугу в музей Истории Космонавтики. Я не был к этому готов - оказалось, что многие годы дядя Володя моего детства - В. С. Зотов был не только художником и оформителем в музее, но был и самым популярным экскурсоводом и автором книги о музее и об К. Э. Циолковском. И здесь сомкнулись линии судеб моих героев.

Дополнение к 3-му изданию Оказывается В. Н. Дегтярев не погиб на Соловках! Летом 2007 г. я узнал из книги Д.С. Лихачева "Воспоминания" [ 15_4 ], что В. Н. Дегтярев не погиб на Соловках. Вся эта книга производит сильнейшее впечатление. Среди них - ужасы нахождения в Соловецком концлагере узника Д. С. Лихачева. Мне крайне близки слова Д. С. Лихачева в "Послесловии":

- "Как заметил читатель, я прежде всего пишу о людях. Люди - самое важное в моих воспоминаниях". Д. С. познакомился с В. Н. Дегтяревым в лагере. Д. С. рассказывает о побеге двух узников Кожевникова и Шипчинского и их трагической судьбе.

"...Как шел допрос - не знаю. Оказалось Кожевников сошел С ума, Шипчинский же решил его не покидать. Жили они в лесу (уже была осень). Хлеб им давал "ковбой" Владимир Николаевич Дегтярев , живший в Дендрологическом питомнике. Этот мужественный человек был невысок, ловок. У него были ковбойские перчатки и ковбойская шляпа. Когда-то он учился в гимназии Мая в Петербурге (в "моей" гимназии). Решил бежать в Америку еще до Первой Мировой войны. После революции вернулся. Поплатился десятью годами. Он был великолепный чудак. Отказывался ходить в Кремль пешком. Ему дали козла. Всю дорогу до Кремля (когда ему нужно было туда явиться) он вел козла, но перед Никольскими воротами садился на него верхом и, въезжая, выхватывал из-за раструбов своих перчаток пропуск для предъявления часовому. Почему разрешалась ему вся эта игра - не знаю. Вероятно "начальству" нравились не только пьяницы, но и чудаки. Он был совершенно честен. Когда обнаружилось, что он помогал беглецам, я предположил, что его неминуемо расстреляют. Но нет... Уже после моего освобождения, идя с работы как-то пешком по Большому проспекту, по которому в те времена ходил трамвай, я изумился: на полном ходу из трамвая выскочил Дегтярев, подбежал ко мне (с площадки заметил) и сказал, что работает лесничим в каком-то заповеднике в Средней Азии. С приветственным возгласом "Привет вам с (какого-то) Алатау!" он бросился за следующим трамваем и исчез. И я был рад, как только мог".

Я, прочитав это, также обрадовался. Очень мне симпатичен В. Н. Дегтярев! Но весной 2008 г. я получил по электронной почте замечательное письмо:

"Глубокоуважаемый Симон Эльевич, Вам пишет родственник Саши Базыкина , Алексей Крюков . Разбирая письма моей мамы 1938 г., мы нашли в них рассказ о встрече с интересным человеком - Владимиром Николаевичем Дегтяревым в Алмаатинском заповеднике летом 1938 г. Она была там в экспедиции с Сергеем Ивановичем Огневым .

Из письма Надежды Евграфовны Шульц мужу из Алма-Аты от 7.7.1938:

Я еще тебе не писала, кажется, никогда о таком Вл. Ник. Дегтяреве, местном чудаке. Он очень образованный человек, не знаю, кто он был раньше, но имел он в Мексике свое ранчо и держал лам. Вообще же много ездил и много бывал за границей. Это человек уже лет 50 или под это, совершенно черный, не седой с огромным носом и крепкими руками и ногами. Основное его свойство - страшная болтливость. Он одержим идеей поселить лам в высокогорье и пишет бесконечные проекты на эту тему. Недавно С. И. одобрил официально эту идею, и она получила ход. Он счастлив ужасно. Ходит он чрезвычайно оригинально одет, трусы, высокие носки, разрисованные масляной краской в белую и золотую шашечку, туфли парусиновые и с золотом, коричневая блузка с белым батистовым бантом, тоже разрисованным красками, на коротких рукавах блузки и на краях трусов - синие кисти, для того, чтобы сгонять мух, когда потрясешь ногой или рукой. На голове у него какая-то маленькая шапочка с кистями или обычно ковбойская шляпа. В город он появляется в настоящем ковбойском костюме с косынкой и т. д. Иногда он ходит в настоящем индейском костюме. А когда у него наладятся дела с ламами, он говорит, что сделает себе золотой костюм с вышитыми ламами. Говорит он очень любезно и любит вставлять французские словечки. Вообще же болтун сверхъестественный. О Дегтяреве мы ранее прочитали в Вашей замечательной книге "Герои и злодеи российской науки". Продолжая поиск, нашли на сайте Мемориала http://lists.memo.ru/d25/f369.htm# nl о нем: "Осужд. Дегтярев Владимир Николаевич. 1881 г. р. Место рождения: гор. Полтавы; русский; научн. сотрудник.; >место проживания: гор. Алма-Ата. >Осужд. 12.10.1938 тройка при НКВД. > Расстрел . >Реаб. апрель 1989 г. пр-рой Алма-Атинск. обл. реабилитирован. >Источник: Книга памяти Алма-Атинской обл. (Казахстан). Получается, что Дегтярев выжил на Соловках, но позже все же кончил печально.

Маме 92 года, она живет под Москвой с моей сестрой - вдовой Саши Базыкина. С уважением, Алексей Петрович Крюков"

Я решил также посмотреть списки "Мемориала". И получил еще одно ужасное впечатление - списки по алфавиту. Там сотни репрессированных носителей фамилии Дегтярев! Только на сочетание Дегтярев В. (от В. А до В. Я. Дегтяревых) 38 человек. А списки не полны, в них, по утверждению составителей [ 15_5 ], всего порядка 10% жертв режима...

Замечание читателя

2018-10-15 11:10:51 Татьяна tania.bobr@yandex.ru Витков был не учителем истории, а учителем химиии, а историю изучал как любитель и краевед.

Ссылки: