Выражение "Писать надо лучше"

Я дружил с разными писателями, в том числе очень молодыми. Они удивительно часто повторяли слова: "Писать надо лучше" . (Обычно, в ответ на жалобы, что кого-то не издают, хотя фантастическая литература 1990-х и 2000-х славилась как раз тем, что, утоляя голод массовой культуры, издавала всех.) Но никто из них не знал истории слов "Писать надо лучше". А история этой фразы извилиста, и я не сменял бы её на дюжину фантастических романов. Нет, эта фраза повторялась многими. Вот, к примеру, Наталья Шмелькова рассказывает о Венедикте Ерофееве: "К себе был особенно строг. Помню, как 8 июня 1987 года хозяйка московского квартирного салона Наташа Бабасян пригласила нас с Веней на прослушивание его пьесы "Вальпургиева ночь". Читал профессиональный артист. Ерофеев слушал очень внимательно. По окончании чтения на мой вопрос, как ему понравилось исполнение, он с неподдельной мрачностью ответил: "Писать надо лучше". Доходило до того, что говорили, будто это сказал товарищ Сталин. Понятно, что все фразы, если грамматически похожи, кажутся одними и теми же, но связка всякой жалобы с ответом - "Писать надо лучше" - всё-таки с историей. В "ZOO, или Письмах не о любви" есть "Письмо четвёртое", где говорится о холоде, предательстве апостола Петра, о Велимире Хлебникове , его гибели и о надписи на его кресте. Там же говорится о любви Хлебникова, о жестокости нелюбящих, о гвоздях, о чаше, о всей человеческой культуре, построенной по пути к любви, и, как всегда, - не только об этом. В этой главе Шкловский рассказывает историю любви Хлебникова : "Зимой встречал Хлебникова в доме одного архитектора. Дом богатый, мебель из карельской берёзы, хозяин белый, с чёрной бородой и умный. У него - дочки. Сюда ходил Хлебников. Хозяин читал его стихи и понимал. Хлебников похож был на больную птицу, недовольную тем, что на неё смотрят. Такой птицей сидел он, с опущенными крыльями, в старом сюртуке, и смотрел на дочь хозяина. Он приносил ей цветы и читал ей свои вещи. Отрекался от них всех, кроме "Девьего бога". Спрашивал её, как писать. Дело было в Куоккале , осенью. Хлебников жил там рядом с Кульбиным и Иваном Пуни . Я приехал туда, разыскал Хлебникова и сказал ему, что девушка вышла замуж за архитектора, помощника отца. Дело было такое простое. В такую беду попадают многие. Жизнь прилажена хорошо, как несессер, но мы все не можем найти в нём своего места. Жизнь примеривает нас друг к другу и смеётся, когда мы тянемся к тому, кто нас не любит. Всё это просто - как почтовые марки. Волны в заливе были тоже простые. Они и сейчас такие. Волны были как ребристое оцинкованное железо. На таком железе стирают. Облака были шерстяные. Хлебников мне сказал: - Вы знаете, что нанесли мне рану? Знал. - Скажите, что им нужно? Что нужно женщинам от нас? Чего они хотят? Я сделал бы всё. Я записал бы иначе. Может быть, нужна слава?" Море было простое. В дачах спали люди. Что я мог ответить на это Моление о Чаше? Только на первый взгляд может показаться, что тут есть что-то милое и смешное. Комичный поэт, что был асоциален в полном смысле этого иностранного слова. Он был оборван и грязен. Наверняка пахло от него тяжело, и не только неухоженностью. Но дело в том, что даже вымытый человек иногда вскрикивает: "Может, писать надо лучше?". История, рассказанная Шкловским, больше, чем анекдот о чудаке. Был такой фильм 1978 года "Объяснение в любви". Правда, справочник услужливо подсовывает продукт "Казахфильма" с тем же названием: "В Казахстане в геологической партии работает шофёр Байкал, любитель приврать без умысла - рассказать неправдоподобную историю, да так ввернуть, чтоб было и весело и страшно одновременно. Но однажды он встретил и полюбил Анналь, которая уже много слышала от людей про краснобайство и лень своего ухажёра. Но Байкал решил не отступаться от любимой - и ради себя самого решил больше не сочинять и ударно работать". История поучительная, но нас сейчас интересует фильм, снятый по книге Габриловича "Четыре четверти" и названный "Объяснение в любви", - там интересующая нас фраза повторяется. Сценарист Павел Финн сделал из книги нечто совсем другое. Это фильм о нелюбви, точнее, фильм не о любви - как письма Шкловского из Берлина. Есть воспоминания Игоря Дедкова ("И я говорю вслух: конца света не будет"), который пишет: "Видел по телевидению фильм Авербаха по сценарию Габриловича из жизни журналиста и писателя в тридцатые- сороковые годы. Главного героя играет Ю. Богатырёв. Думаю, что фильм абсолютно фальшивый. Сквозящий автобиографический мотив притязает на что-то значительное, на характерное и типическое. Герой даже рассуждает о том, сколько много его поколение видело и пережило и "мы" не смеем эту память растранжирить. На самом деле герой мало что видел и мало что пережил, и, в сущности, он просто-напросто благополучен (о всяких там репрессиях и всей атмосфере тридцатых годов - ни слова, ни намёка), а нам предлагают воспринимать его как фигуру едва ли не драматическую и положительную. Значит, и правда хочется Габриловичу себя увековечить, объяснить, поднять собственное значение. А я припоминаю его воспоминания о том, как жил на одной площадке с М. Булгаковым, и, видимо, жил, презирая этого неудачника, что-то там стучащего на машинке за стенкой. Проходят годы, и благополучие оттеняется чьей-то бедой, несчастьем, действительным состоянием народа, и тогда благополучным, во всяком случае, самым совестливым из них, становится стыдно". Но феномен как раз в том, что сценаристом выступал Финн, а Габрилович написал книгу контрполитическую, фактически о том, что политика политикой, а человеческие отношения оказываются самым важным. Или, иначе говоря, - политические переживания в конечном счёте слабее любви или тоски. Дедков был довольно интересный человек - для тех, кому достаёт времени для археологии и неспешного чтения. Он один из последних, если не последний литературный критик. Ведь русская критика, идущая от пушкинских времён, через весь XIX век и почти весь XX закончилась как раз тогда - может быть, именно в "Новом мире". Сейчас есть публицистика и рецензирование, довольно много эссеистики, есть литературоведение, выдающее себя за критику, но критики, той, настоящей критики с "установками" и "направлением", уже нет. Ну а в фильме Габриловича два героя едут по фронтовой дороге. Главный герой - военный корреспондент едет со своим товарищем в машине, что называлась "эмка". Это самое начало войны, и на них ещё форма старого образца. Одного из них играет артист Богатырёв, а другого - его зовут Всеволод Николаевич Гладышев - артист Лавров. Со своей трубкой он очень похож на писателя Симонова. Он удачлив во всём, и в любви тоже. А вместе они похожи на других реальных людей, военкоров Лапина и Хацревина, сгинувших при выходе из окружения в 1941 году. Героя Богатырёва, главного героя, все зовут просто Филиппок, потому что жизнь им пренебрегает. Он говорит своему спутнику: - Поэт Хлебников был очень несчастен в любви - и дальше почти точно цитирует Шкловского - о том, что надо писать лучше. Но тут же прилетает немецкий самолёт, и вот уже "эмка" с убитым шофёром стоит, уткнувшись капотом в реку. Гладышев ранен и не может идти. Он быстро слабеет. И в конце концов успешный человек умирает в обществе неуспешного где-то под мостом. Жизнь довольно жестока, не только любовь. Но тут я скажу довольно опасную вещь. Хлебников сказал эту фразу без свидетелей - свидетели не нужны, когда человеку приехали сообщить о нелюбви. А зная, как Шкловский обходился с цитатами, мы не можем быть уверенными, что Шкловский не придумал всё это - и шерстяные облака, и жестяные волны, и поэта, который, сгорбившись, как птица, спрашивает недоумённо: "Вы знаете, что им нужно?"

Ссылки: