Зельма Атоновна и Мэри Атоновна были две сестры. Они - мама,
Зельма Атоновна Короно,
Мария Анисимовна Короно, ходили в
Оперный театр, в Драматический русский театр. За углом жили Шильдкрет, она
была домашняя хозяйка, очень хорошая рукодельница, крещеная немка. Мэри
Атоновна жила в нашем переулке наискосок от нас, а Зельма Атоновна за
углом.
Я ее спрашивала: - Зельма Атоновна, почему вы такая румяная?
- А вот я тебя научу, и ты всегда такая румяная будешь, водой сперва
горячей, а потом холодной умывайся.
У Зельмы Атоновны все уехали в Германию - сын и две дочери, младшая и
старшая, Грета. Учиться, замуж, и все постепенно уехали. Они переписывались
с кем-то, ее муж всегда обменивался книгами. Он умер. Началась революция.
Прислугу уже не держали, ни она, ни мама. До этого мама только умела спечь
торт или пирог, а теперь Зельма Атоновна ей все показывала.
В сорок первом году начали всех немцев
высылать, и Зельму Атоновну выслали. Она пришла к маме и принесла все
вазы и ящик с серебряными вилками и ножами. Мама вызвалась Мэри Атоновне
отдать это все, а Мэри Атоновна замужем за русским, ее не высылают. Мэри
Атоновна приехала получать все эти вещи, и мама вынула список, в списке
двадцать семь ваз и ящик. И вдруг двадцать восьмая ваза
серебряная.
- Ее в списке нет, это, наверное, ваша.
- Нет, у меня такой вазы не было.
Но в каких условиях она составляла список, она пропустила.
- Вы возьмите ее себе в благодарность за то, что вы
сохранили.
- Нет, нет, за такие услуги подарков не берут, - сказала мама.
Дочь Мэри Атоновны Эльза, светлая блондинка с карими глазами, служила в
каком-то посольстве, она знала много языков.
Мария Анисимовна Короно потом вышла замуж за Сванидзе, она мать
Вано Сванидзе. Ее двоюродный брат, Миша Короно,
был ее первый муж. Мать Миши была женщина-врач, тогда назначали, кому надо,
железо, мышьяк. Оба ее сына погибли, старший, талантливый человек, умер от
чахотки. Мишу убили в мартовских событиях в восемнадцатом году. Вышел на
балкон, белые флаги повесить. Остался от него сынишка Толя, вылитый Миша,
Мария Анисимовна уехала с ним в Тбилиси к своим родителям. Они делали
кефир, имели кефирное заведение.
Короно это евреи, бакинские и тифлисские, тоже испанские. Все блондины,
очень красивые. Мария Анисимовна - блондинка с голубыми глазами. Я с ними
шла по улице, мама, она и я - не было ни одного человека, чтобы не
обернулся.
Мария Анисимовна кончала консерваторию в Тбилиси, когда вышла за
Мишу Короно замуж. Потом она служила в театре,
у нее был прекрасный голос, и она стала примадонной.
Александр Сванидзе
- на его сестре Като был женат
Сталин, от нее сын
Яша - приехал, увидел ее, влюбился и
увез в Москву.
В тридцать седьмом году Сталин их расстрелял. Толю Короно убили на войне.
Вано Сванидзе остался с нянькой. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, его
взяли в тюрьму, в Казанский психоизолятор, на пять лет. Оттуда в лагерь в
Джезказган на медные рудники.
Александр Сванидзе, наверное, кое-что знал о Сталине. Сначала Сталин
посадил Авеля Енукидзе. Сванидзе пришел к нему и спросил, как же так, Авель
- старый большевик, основатель Бакинской организации, а он себе
приписывает?
Ко мне однажды домой, когда я работала, приходил брат Мэри Атоновны. Его
тоже посадили, и он в лагере работал врачом.
Сестра Полякова, Евгеня, тоже была мамина большая приятельница, замужем за
Гинзбургом, он богатый инженер. Когда второй раз началась революция, в
двадцатых годах, они решили уехать. У них было два сына, Марк и Давид, и
Марк сказал:
- Я не поеду, если Оля не поедет.
У нас были разные интересы, он интересовался техникой. Мама
сказала:
- Да Оля с нами и не живет, разве она поедет с вами?
Он сам и не приходил просить, Евгеня за него приходила просить. Они
собирались в Египет, на нефтяной завод. У них, наверное, были деньги за
границей, ехали те, у кого они были.
После революции отец, Григорий Наумович, заведовал юридическим отделом
Бакинского совета. В это время не было никаких дел. Он же уголовные не вел,
вел гражданские - между нефтепромышленниками. Он нигде не бывал после
революции, сидел, изучал языки: немецкий, еврейский, испанский. Мама
говорила, ложись спать, надо отдохнуть. Я отдыхаю.
Гусманы
А сестра Таня
в это время уже училась, как раз открылся университет
Азербайджанский.
Я пойду на медицинский. Как это? у нее нет способностей. Она зубрила День и
ночь, может быть, поэтому и заболела.
Миша Гусман вернулся с Фронта турецкого, был
ранен, ходил еще в темной повязке, учился в Архитектурном. Они поженились в
двадцать пятом году. Я из Сиббюро ЦК приехала, я там была полгода всего.
Они венчались. Таню любили все родственники: Яша, Зяма, Сима, Фися, Аня,
Полина.
Миша Гусман был очень способный архитектор, но у него был страшный
недостаток, он всегда и везде опаздывал, необязательный был.
Отец Миши был сначала простой плотник. Потом
сделал мастерскую, и он работал, и у него работали. У него руки были как
железные, как рубанок. Они все были блондины. Инна похожа на свою бабушку,
Иду Ефремовну, у нее такая же была фигура полная. Я у них редко бывала, но
всегда было замечательно - варенье с орехами, еврейские сладости из
редьки.
Юрий из Сибири приехал следом за мной, через полгода. Пока его не было, мне
дали квартиру двухкомнатную на Молоканской. Я работала на партийной работе
секретарем Завокзального райкома Баил-бейб, потом в Заводском райкоме.
Потом нас опять отозвали, в двадцать девятом.
Гикало сделал так, что из ЦК пришла
телеграмма: мне на курсы, Юрию в МВТУ.
Когда Мирзояна сняли, пришел Гикало, белорус, но он не удержался, скоро
провалился. Он всех старых работников стал выживать, его провалили на
конференции. Его сестра Вера Михайловна теперь мне звонит, я ее не
принимаю. Его тоже
расстреляли, он был в Белоруссии.
Он знал, что в двадцать первом году мы боролись с Нариманом Наримановым.
Мира тоже, Арон, Саня Сандлер, Рахулла, Артак, Маруся Крамаренко. Он писал
- не надо мне их. Мы же подпольщики. Нас все знали, уважали, любили. Он не
хотел, хотел создать свой актив, но у него ничего не вышло. Так бы он
ничего не мог поделать, если бы не из ЦК телеграмма. А это уж
непререкаемо.
Мама дружила с Мишиными сестрами, Анной
Михайловной и
Полиной Михайловной Гусман. Анна Михайловна
переехала в Москву.
Когда ее сына убили на фронте, она чуть не помешалась, ее мужу психиатры
сказали, увозите ее из Баку. Она целые дни сидела в его комнате, перебирала
его вещи, от нее скрыли даже, что он убит, говорили, без вести пропал. А
отец получил письмо, что когда они форсировали Эльбу, вплавь переплывали,
пуля попала ему в голову - от однополчанина, который плыл рядом. Здесь в
Москве ей только это сказали.
Она была учительница пения, Неля Ноздрина училась в консерватории у нее.
Полина Михайловна была зубной врач. Они были очень недовольны, когда Игорь
женился на дочери генерала.
В Москве мама дружила с Софьей Исааковной, они разговаривали по-немецки. Ее
муж был член коллегии Министерства внешней торговли, они жили под нами на
Короленко. Когда я в сорок шестом году вернулась, они пришли, принесли
бутылку шампанского и цветы. У них дочь была на фронте, и там она сошлась с
одним человеком; когда они вернулись, он сказал, что куда-то съездит и
исчез. Она все его ждала и сошла с ума.
Зяма Гусман был первый рентгенолог города Баку. Зяма создал в Баку
онкологический институт на пустом месте, из одного барака. Он стал его
главврачом и вырастил целую плеяду докторов. Его дочь, Софа, кажется, за
армянином, директором механического завода. Старший сын Анны Михайловны -
замминистра нефтяной и газовой промышленности. Они упрекали меня на
поминках Анны Михайловны, вот вы не дали Алеше жениться, а он все равно
разошелся.
Алеша говорил, я хочу жениться на Ирочке. Как ты можешь жениться на Ирочке,
когда по тебе тюрьма плачет? Нечего тебе лезть в эту семью.
Как раз я тогда ушла, они готовы были меня в ложке утопить. Они меня так
ненавидели за это убийство Кирова. Я привлекла много работников
прокуратуры, КГБ. Свидетелей до тысячи, шестьдесят четыре тома по всем
процессам.
Когда расследовали убийство Кирова, и оказалось, что два центра создал сам
Сталин, своей рукой, то сделали выводы, что надо расследовать и те два
процесса. Каждый вечер приносили материалы, ездили в Ленинград, Минск,
Ереван.