Воспоминания Шатуновской О.Г. На улице Короленко. Мария Ивановна Кутьина 1931

Сперва почти два года мы жили на Балканском переулке в общежитии курсов марксизма. Когда мы въехали в квартиру на Короленко в тридцать первом году, Джана только родилась, там текло со всех стен, мы подставили тазы. Степа заболел воспалением легких. Мы с Настей , твоей няней, ставили керосинки около стен.

Тогда было закончено только это крыло дома, выходившее на улицу, а весь остальной дом еще только строился. Но я согласилась сразу. Мы выплачивали деньги, это был тогда кооператив . А потом квартиру передали ЖЭКу и нам вернули деньги, но это уже были не те деньги - бумажки.

Жили на мою зарплату. Юрий получал мало денег, сперва он учился в МВТУ , а потом пошел работать мастером. Его ставили начальником цеха, но он говорил, как я могу командовать рабочими, если я не знаю их работу? И только после того, как он год проработал на всех рабочих местах, стал начальником цеха, а впоследствии главным механиком, главным технологом, главным инженером завода.

Мы ничего в квартиру не покупали, он сам все делал. Мама привезла из Баку два шкафа, ковер, кровать. Остальное Юрий сам сделал. Вскакивал рано утром, еще так хочется спать. Куда ты, поспи! Нет, не хочу больше. Идет, строгает, мастерит - стол, топчан, шкаф. Всю мебель в доме он сделал сам.

Мария Ивановна жила у нас. Она пожила немного у Ляли , потом опять пришла к нам. Ей хотелось посылать посылки, а Ляля выдавала продукты прислуге на день, и все. А у меня все открыто. Мария Ивановна набирала ящики - крупа, масло, и посылала в Брянск родным. Ляля ведь воспитывалась в детстве у немцев, и у нее все было из-под ключа. А у меня, пожалуйста, она была полная хозяйка.

Родители Марии Ивановны были дворяне, мать - немка, отец, Киселевский, - поляк. Мария Ивановна очень любила читать, к работе домашней не была пригодна. Она могла гладить детям пеленки и бросить закаканную пеленку в чистую стопку. Может быть, читала, может быть, задумывалась.

Когда она жила у Тамары в Ленинграде, то в своей отдельной комнатке во дворе все время писала что-то в тетрадь красивым почерком, свою жизнь описывала.

[Джана: По семейной легенде, которую рассказывала мне тетя Люба в 1960-ых, отец Марии Ивановны был послан усмирять восстание в Польше, и она девятнадцатилетней считалась там первой красавицей города. Там влюбился в нее молодой поляк Владислав, и Мария Ивановна, когда умирала, просила тетю Любу назвать своего сына - тетя Люба будет скоро родить - Славой. И Тамара еще спросила - Владиславом или Вячеславом? Владиславом, - сказала бабушка.

"Вот, и на смертном одре его вспомнила", - говорит тетя Люба.

- "За него выйти замуж ей не разрешили. А потом она вышла за нашего отца, твоего деда, Николая ".

А как же, говорю, его отчество, тетя Люба?

"Я и не помню его отчества, наверное, Николаевич, потому что его брата звали Константином Николаевичем. Отца родители противились браку с матерью. Не оттого, что не родовита - она родовитая была дворянка, а оттого, наверное, что хотели побогаче. И признали только, когда у нее было уже двое детей, Ляля и Юрий .

Отец наш очень ее любил, но было у него и много других женщин. Когда она обижалась, он говорил, что они для него ничто, и когда шел рядом с ней, не давал ей нести даже зонтик. Он содержал номера в Мешевске, а потом умер, и тогда ее с младшими детьми увез с собой в Уральск турок.

Мне было пять лет. Он был пленный турок , очень красивый и очень добрый, и ее очень любил. Через два года ему разрешили уехать к себе в Турцию, и он звал ее с собой. Ты у меня одна будешь, говорил он, хотя, наверное, там в Турции у него были жены - не одна, а как положено богатому турку, несколько."

Но ты у меня одна будешь, - говорил он бабушке моей, Марии Ивановне. Какой же она была, родив одиннадцать детей, что могла так понравиться этому турку? А я не помню ни слов, ни присутствия Марии Ивановны, только катафалк перед подъездом. Потом страх зайти в балконную комнату, где осталась стоять ее кровать. Мне было девять лет. Только сейчас, написав эти строки, понимаю, что это та самая белая железная кровать, на которой после войны спала бабушка Виктория Борисовна . Потом я. И после возвращения - мама. Как же долго живут вещи! И вопреки знаменитому высказыванию - как хрупки рукописи! Тетрадь Марии Ивановны так и не нашлась.]

Ссылки: