Политика Берии в Атомном проекте

Источник: Щелкин Ф.

Отношения Щелкина и Лаврентия Павловича далеко выходили за рамки "бытового" уровня. Рассекреченный и опубликованный архив спецкомитета в этом плане довольно информативен. Например, все документы КБ-11, направляемые в СК , подписаны Харионом и Щелкиным, а все постановления и распоряжения СМ, представленные на подпись Сталину Спецкомитетом (читай - Берией) никогда не разделяли Главного конструктора и его первого заместителя... "Обязать... Харитона, Щелкина", "принять предложения Харитона, Щелкина", "поручить Харитону, Щелкину" и т. п. Странный случай: Берия как будто специально подрывает основу основ - единоначалие, делает полностью взаимозаменяемыми начальника и зама.

Сейчас можно предположить, что были две причины. Он страховался на случай, если вдруг кто-то из них по какой-либо причине не сможет работать, и имел возможность при неудаче обвинить "на выбор" любого, а с другим продолжить "исправлять ошибку" или "злой умысел". Имеется много фактов в пользу этого предположения. Далеко не безоблачными в это время были отношения между Сталиным и Берией. Сегодня известна фраза Берии, сказанная им своим родным: "Кончится Атомный Проект, и Сталин меня уберет". А в случае неудачи Берия просто не мог не иметь страховки.

Проследим за драмой, которая разворачивалась на глазах участников испытаний. Представленный разработчиками атомного заряда на испытание экземпляр помимо таких характеристик, как вес, диаметр наружный, диаметр внутренний, расчетный коэффициент полезного действия заряда, имел еще одну официальную характеристику: расчетная вероятность взрыва с пониженным коэффициентом полезного действия - 10%. Приведу высказывание специалиста, поясняющее ситуацию: "Вероятность 1% мала по сравнению с единицей, но если это вероятность смертельного исхода болезни, болезнь считается очень тяжелой". А тут 10% вероятности "пшика" на испытаниях первой атомной, который приведет к 100% смертельному исходу для части руководителей Атомного Проекта и, может быть, для Берии тоже. И вот почему. Смотрим опять архив Спецкомитета. Впечатляют попытки Берии снять с себя ответственность за результат испытания и не менее четкие действия Сталина, парирующие эти попытки. Привожу выдержки из двух документов.

1. Проект постановления СМ СССР <О проведении испытания атомной бомбы> от 18 августа 1949 года.

п. 4. Назначить научным руководителем испытаний Курчатова. ..

п. 6. Возложить ответственность за качество всех работ по подготовке, сборке и подрыву атомной бомбы на... Харитона.

п. 7. Поручить Специальному Комитету: а) рассмотреть и утвердить порядок и план проведения испытания; б) определить день испытания; в) после проведения испытания доложить Правительству о результатах. Подпись: И. В. Сталин.

Берия предлагает Сталину взять на себя свою привычную роль. Доложить, и в случае успеха - наградить, в случае неудачи - наказать. Все проекты Постановлений, представленные Берией, до этого дня Сталин всегда подписывал. Первая осечка. Сталин документ вернул без подписи. Вторая попытка, через 8 дней. Проект Постановления СМ СССР <Об испытании атомной бомбы> 26 августа 1949 года. Текст практически тот же. Результат тоже. Испытание РДС-1 проведено 29 августа 1949 года на основании проекта Постановления СМ от 26 августа 1949 года с визой Берии. Сталин развязал себе руки. Берия фактически стал руководителем испытаний и просто не мог себе позволить остаться без страховки, то есть без подготовленных заранее дублеров, которые готовы немедленно заменить часть действующих руководителей КБ-11, не оправдавших доверия. Назначение дублеров вообще было фирменным стилем Берии, что подтверждает А.Д. Сахаров в своих воспоминаниях: ".. .на заседании у Берии... решался вопрос о направлении на объект "для усиления" академика М. А. Лаврентьева и члена-корреспондента А. А. Ильюшина . Когда была названа фамилия Ильюшина, Берия удовлетворенно кивнул... Как потом мне сказал К. И. Щелкин, Лаврентьев и Ильюшин были направлены на объект в качестве "резервного руководства" - в случае неудачи испытания они должны были сменить нас немедленно, а в случае удачи - немного погодя и не всех... Лаврентьев старался держаться в тени и вскоре уехал. Что же касается Ильюшина, то он вел себя иначе: он вызвал несколько своих сотрудников (в отличие от сотрудников объекта, с докторскими степенями - это подчеркивалось) и организовал нечто вроде "бюро опасности". На каждом заседании Ильюшин выступал с сообщением, из которого следовало, что обнаружена еще одна неувязка, допущенная руководством объекта, которая неизбежно приведет к провалу... После снятия Берии звезда Ильюшина закатилась. Щелкин (и Харитон?), - скобки и вопросительный знак у Сахарова, - не простили ему пережитого за последний год. Он даже не был допущен к поездке на испытания, что для человека его ранга было большой дискриминацией".

Не могу не добавить, что отношения отца и М. А. Лаврентьева всегда были дружеские и доверительные, они любили и уважали друг друга.

Вернемся в август 1949 года. В книге Е.В. Вагина "Полигоны, полигоны..." читаю: "К августу собрались все участники испытания. .. Одной из последних прибыла группа В.А. Цукермана . Но не успели они разместиться в здании..., как последовала команда об их отправке домой. Причину не объяснили, а задавать вопросы у нас было не принято". Что этому предшествовало? 21 августа 1949 года Ю. Б. Харитон в литерном поезде, который вез на полигон боевой плутониевый заряд и три нейтронных запала, привез непосредственных участников испытания: Я.Б. Зельдовича , Д. А. Франк-Каменецкого и Г. Н. Флерова с сотрудниками. Этим же поездом Ю. Б. Харитон привез группу Цукермана, которая никак не была задействована в подготовке и проведении испытаний первой атомной бомбы на полигоне. Одновременно в Семипалатинск прибыли несколько железнодорожных платформ с катушками кабеля в сопровождении сотрудника Цукермана - Тарасова . Дальше по воспоминаниям очевидца произошло следующее: Б. Л. Ванников - начальник ПГУ, долго, крайне раздраженно допытывался у Ю. Б. Харитона, зачем он привез группу Цукермана, да еще платформы с катушками кабеля? Харитон молчал, не произнося в ответ ни одного слова. Ванников приказал немедленно отправить "группу" в Москву. При этом проводить их до аэродрома, посадить в самолет и доложить ему об исполнении. Таковы факты. Попытаюсь дать здесь их анализ. Из документов известно, что право решать, кто из сотрудников КБ-11 нужен на полигоне, имели два человека - Харитон и Щелкин . Значит, срочно отправить этих людей с полигона потребовал Щелкин. Почему?

Есть только один ответ: отец знал, что Цукерман был его личный дублер. Харитон и Цукерман, скорее всего, были ни при чем. Юлий Борисович мог это сделать (привезти "лишних" людей и организовать прибытие платформ), минуя своих непосредственных начальников Зернова и Ванникова, только по прямому указанию Берии. Тут нельзя не вспомнить один небольшой эпизод весной 1948 года. В измерительной лаборатории Цукермана "без рекламы" решили "конкурировать" с Захаренковым, который занимался отработкой фокусирующего элемента шарового заряда. Вскоре директору Зернову, "через голову" непосредственного начальника Щелкина, было доложено: элемент отработан, атомная бомба готова. Зернов немедленно позвонил Щелкину. Отец ответил, что этого не может быть, отказался смотреть материалы и поручил Захаренкову разобраться. Тот публично доказал, что у Цукермана грубейшая методическая ошибка в эксперименте. Щелкин за потерю двух недель работы над бомбой запретил отработку элементов натурного заряда в измерительных лабораториях. Эта история не заслуживала бы внимания, если бы дублером "привезли" не Цукермана. Старую публичную полемику через полтора года при желании Лаврентия Павловича можно было бы интерпретировать как угодно. Например, "не дал" сделать хорошую бомбу. Более того, именно Щелкину и Зернову Берия поручил (протокол *82 Спецкомитета от 20 июля 1949 года) в составе комиссии Первухина проверить готовность полигона и принять его в эксплуатацию. Именно Щелкин и Зернов весь август проверяли готовность всех линий связи полигона, включая линию подрыва, провели три репетиции готовности к испытаниям. Платформы с кабелем, прибывшие с Цукерманом, "говорили" о том, что в случае неудачи все будет свалено на плохую работу на полигоне, за которую и фактически, и документально отвечали лично Щелкин и Зернов. Берия прекрасно понимал, что это устраивает и его, и Сталина. Люди, которых "прикрыл" Сталин, не подписав два Постановления, не виноваты - они под руководством Берии и Сталина сделали прекрасную бомбу, а с "неприкрытыми" Щелкиным и Зерновым Берия мог сделать (и сделал бы - в случае неудачи) все что захотел. Такие невидимые миру шекспировские страсти бушевали на атомном полигоне в казахстанской степи. Все, что мог в этих условиях отец - сохранить честь, уважение к себе, потребовав немедленно отправить <группу> домой. Так он будет не раз поступать и дальше при "общении" с "сильными мира сего", причем в противостоянии с Берией ему удастся это практически без потерь, чего не скажешь о конфликтах с Хрущевым и Славским. Об этом впереди. Косвенно о скандале на испытаниях Первой атомной, связанном с Берией, говорит тот факт, что на испытаниях Второй и Третьей атомных бомб в 1951 году Берии вообще не было на полигоне. Руководил Курчатов , который по телефону докладывал почти ежедневно лично Сталину . Любопытно, что в конце каждого разговора Сталин просил Курчатова рассказать несколько анекдотов, рассказывать которые Курчатов был великий мастер.

Ссылки: