Пастернак публично осудить книгу Жида решительно отказался

3 декабря 1936 года "Правда" поместила большую редакционную статью "Смех и слезы Андре Жида ". Этот знаменитый французский писатель, считавшийся другом Советского Союза, вернувшись из поездки по СССР, опубликовал книгу, в которой критиковал советский общественный и государственный строй, сетовал на отсутствие многопартийности, свободы слова, подозрительное единомыслие всех граждан страны, набравших в рот воды. Особенно в той его книге досталось советским писателям, которых он обвинял в трусости, бездарности, в отсутствии у них собственного мнения.

На сей раз коллективные письма, осуждающие "ренегата", не предполагались. Видимо, начальство решило, что в этом случае лучше обойтись индивидуальными откликами, клеймящими предателя. Особенно важно было для них получить такой отклик от Пастернака , который сошелся с Жидом еще в Париже и во время его пребывания в СССР не раз с ним встречался.

Но Пастернак публично осудить книгу Жида решительно отказался. Он сказал, что не может сделать это, потому что книгу эту не читал. Это объяснение раздражило не только давивших на него партийных функционеров, но и некоторых его коллег.

А.К. Гладков вспоминает, как один из них, обозначенный в его мемуарах как "литератор В." (вероятно, это был Всеволод Вишневский ), негодовал по этому поводу:

"Ну и что ж, что не читал? - говорил он. - Я тоже не читал. Можно подумать, что все остальные читали! И чего ему - больше всех надо? Ведь "Правда" написала, что книжка - вранье!" (А. Гладков. Встречи с Пастернаком М. 2002, стр. 57.)

Приведя эту реплику, Гладков далее замечает: В этом эпизоде уже был в зародыше тот конфликт Пастернака с Союзом писателей, который так драматично определился в дни Нобелевской премии. Ведь тогда тоже большинство осуждавших Б.Л. не читало его романа. (Там же.)

Я думаю, что такая экстраполяция не совсем правомерна. "Литератор В."- о котором тут вспоминает Гладков, даже если это был и не Вс. Вишневский, выразил этой репликой позицию лишь той части писателей, которые либо сами были начальством, либо разделяли мнение начальства по этому поводу. Основная же, так сказать, беспартийная "писательская масса" относилась к "ренегатству" Жида с пониманием. Все ведь знали, что знаменитый француз в своей книге написал правду. Среди писателей в те дни ходила такая эпиграмма:

Стоит Фейхтвангер у дверей

С весьма унылым видом.

Боюсь я, как бы сей еврей

Не оказался Жидом. Но острить они могли меж собой, в кулуарах. А отважиться на прямой отказ от осуждения "ренегата" вряд ли кто-нибудь из них осмелился бы. Да и в кулуарных разговорах вряд ли кто-нибудь из них рискнул бы оправдывать поведение Жида. А Пастернак делал это открыто, легко и непринужденно:

ИЗ СПЕЦСПРАВКИ СЕКРЕТНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО ОТДЕЛА ГуТБ НКВД СССР О НАСТРОЕНИЯХ СРЕДИ ПИСАТЕЛЕЙ

9 января 1937 г.

В своей критике поведения Пастернака Ставский указал на то, что в кулуарных разговорах Пастернак оправдывал А. Жида. Б. Пастернак (рассказывая об этом кулуарном разговоре с критиком Тарасенковым):

- Это просто смешно. Подходит ко мне Тарасенков и говорит:

"Не правда ли, мол, какой Жид негодяй?. А я говорю:

- Что мы с вами будем говорить о Жиде? Что это все прицепились к нему - он писал, что думал, и имел на это полное право, мы его не купили!.

А Тарасенков набросился:

- Ах, так, а нас, значит, купили. Мы с вами купленные?. Я говорю:

- Мы - другое дело, мы живем в стране, имеем перед ней обязательства.

("Власть и художественная интеллигенция". Стр. 346-348.)

Позже ему все эти его вольности, конечно, припомнили и вынудили даже слегка покаяться. Но в тот горячий момент заставить его публично выступить против Жида так и не смогли. К слову сказать, помимо всяких других - вполне понятных - соображений, это было для него невозможно еще и потому, что не кто иной, как он, в своих откровенных беседах с Жидом открыл французскому коллеге глаза на то, что происходило в то время в нашем благословенном отечестве. Пастернак навестил Жида в день его прилета в Москву, 18 июня, а спустя неделю гость был у него дома на обеде. Некоторые детали о их разговорах привел в своих воспоминаниях о беседе (в 1941 г.) с А. Жидом А.В. Бахрах:

"К своим скупым рассказам он добавлял только то, что по понятным причинам не могло тогда попасть ни в его книги, ни в "Дневник". Он боялся рассказывать о своей огромной симпатии к Пастернаку, которая - он это подчеркивал - пробудилась у него молниеносно чуть ли не при первой встрече. Он говорил, что Пастернак открыл ему глаза на происходящее вокруг, предостерегал его от увлечения теми "потемкинскими деревнями" или "образцовыми колхозами", которые ему показывали".

(Лазарь Флейшман. "Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов". Стр. 550-551.)

Ссылки: