 |
О биографии Демьяна Бедного
На одном из перегонов польского фронта при отступлении из Полесья застрял в тупике вагон Демьяна Бедного. Осень. Холодный дождик. Кучками бродят красноармейцы. Кто-то заинтересовался вагоном:
- Чей такой? Что за комиссар?
- Не комиссар. Демьян Бедный.
- Какой Бедный?
- Дурак ты! Бедного Демьяна не знаешь?
- Кто такой? Говори.
- Был такой в царское время барин - хваткий, богач всесветный. Чего только, чего нету!.. Было у него 12 автомобилей и 10 пудов золота. Не нравились ему царские порядки. Как революция пришла, пробрался он к Ленину и говорит: - Вот тебе золота 10 пудов и 12 автомобилей. Ничего мне теперь не нужно. Дай ты мне только один вагон, чтобы мог я по фронту ездить. Погляжу, как народ за правду воюет. Обрадовался Ленин, дал ему вагон из царского поезда, и ездит тот человек по всему фронту в своем вагоне"
Был барин, а теперь в другом образе: Демьян Бедный - с бедными, значит, заодно? День сухарем живет, а ночью песней? Демьяна Бедного песни вся дивизия знает. (Л. Войтоловский. Демьян Бедный. "Печать и революция", 1925, * 4.)
Эта легенда о бывшем богатом барине, который отдал Ленину все свои богатства, получив взамен вагон из "царского поезда", вероятно, связана с другой легендой - о царском - (великокняжеском) происхождении Демьяна. Но эту последнюю многие склонны были считать даже и не легендой, и не слухом, а самой что ни на есть доподлинной реальностью. Вот, например, как говорил об этом хорошо знавший Демьяна Иван Михайлович Гронский : "Многое в биографии и поведении Бедного до конца не ясно. Советую вам сходить к Вере Руфовне (жене Д. Бедного. - Б.С.). Поинтересуйтесь. Особенно происхождением Бедного. Вы, наверное, знаете, что Бедный был сыном Константина Константиновича Романова . Не удивляйтесь? Ведь ни для кого не было секретом, что на столе у Бедного стоял портрет Константина Константиновича. Когда я встречался с ним еще до революции, он был тогда студентом-белоподкладочником в Университете. Потом, когда Бедный примкнул к революционному движению, к нему приходил комендант императорского двора и просил вернуть все, что у Демьяна было от К.Р. Бедный вернул. Когда Бедный был за границей, с ним очень хотела встретиться графиня Клейнмихель, которая и была его матерью . Да и не надо забывать, что начинал Демьян с верноподданнических стихов. Все это мне рассказал сам Демьян, когда ему пришлось решать вопрос о своей семье. Он жил тогда у Лидии, а я посоветовал ему вернуться в старую семью, к Вере Руфовне. Вот тогда он мне все это и рассказал.
Сталин за все это мог арестовать Бедного. Мог. Правда, у меня был разговор со Сталиным, когда я рекомендовал не арестовывать Демьяна. Да и у Сталина был сложный характер.
( Вячеслав Нечаев . Ненаписанные воспоминания. Беседы с И.М. Гронским. Минувшее. Исторический альманах. 16. М. СПб. 1994. Стр. 106.) В какой мере достоверна эта версия "царского" (великокняжеского) происхождения Демьяна, судить не берусь. Но дыма без огня не бывает, а тут сквозь дым и огонь проглядывает. В статье о Демьяне Бедном, напечатанной в первом томе первой советской "Литературной энциклопедии" (1930 г.), биография Демьяна представлена в традиционном тогдашнем духе: родился и рос в бедной крестьянской семье, страшное, нищее детство, каторжная совместная жизнь с матерью, обращение которой с ним было, по его собственным словам, "зверское". Затем: "Тринадцати лет был отдан в киевскую военно-фельдшерскую школу". И тут вдруг, без всякого перехода - биографический прыжок еще более фантастический:
Двадцати одного года (1904) поступил на историко-филологический факультет петербургского университета. (Литературная энциклопедия. Том первый. М. 1930. Стр. 378.) Как? Каким образом? Загадка! В особенности, если к этому добавить уже личное воспоминание И.М. Гронского , который говорит, что до революции встречался с Демьяном, который был тогда студентом-белоподкладочником.
В автобиографической поэме Демьяна "Горькая правда", в которой немало строк посвящено рассказу о крестьянском происхождении автора и его тяжелом нищенском детстве, есть и такая загадочная строфа:
От блеска почестей, от сонмища князей,
Как от греховного бежал я наважденья.
В иной среде, иных друзей
Нашел я в пору пробужденья. О том, как он оказался в этом "сонмище князей", среди "блеска почестей", от которых потом бежал, в поэме не сообщается. В современном (пятитомном) биографическом словаре ("Русские писатели. 1900-1917") этот туман несколько рассеивается:
В авг. 1896 поступил в Киев, воен-фельдшер. школу. Как лучший ученик вскоре был представлен инспектору-попечителю воен. уч. заведений вел. кн. Константину Константиновичу (поэтич. псевд. К.Р.). По окончании школы (1900) служил в воен. лазарете в Елизаветграде. Позже вел. князь разрешил Б. в порядке исключения сдать экстерном экзамены за курс гимназии в Елизаветграде и учиться дальше (с условием отслужить в армии еще 2 года по окончании учения). В 1904 он поступил на ист. филол. ф-т Петерб. ун-та, лекции в котором слушал по 1908. Звание действительного студента (до 1914) давало ему право жить в Петербурге и заниматься лит. деятельностью. (Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. 1. М. 1989. Стр. 195.) Тут тоже много неясного. Слушать лекции - это одно, а иметь звание "действительного студента"- совсем другое. И почему слушал лекции по 1908 год, а звание студента сохранил до 1914-го? Выяснилось, однако, что Константин Константинович Романов к устройству его судьбы действительно руку приложил. Так что держать на своем столе портрет великого князя некоторые основания у него были. Другое дело, что в те времена это было небезопасно: Вячеслав Нечаев, слушавший и записавший рассказ И.М. Гронского, не зря тут кинул реплику, что ведь "Сталин за все это мог арестовать Бедного". Разумеется, мог. Но мог и по любому другому какому- нибудь поводу. А мог и без всякого повода. Что же касается великокняжеского происхождения знаменитого пролетарского поэта, то для Сталина (который, если этот факт действительно имел место, не мог, конечно, о нем не знать) это было скорее плюсом, чем минусом.
Сталин любил выдвигать людей с темным (темным с ортодоксальной большевистской точки зрения) прошлым. Благодаря этому темному прошлому и постоянному страху разоблачения ему было удобнее держать их в руках. Так, например, он выдвинул на первые роли Вышинского , которой в прошлом не только был меньшевиком, но после февраля, кажется, даже подписал ордер на арест Ленина . Не на первые, но тоже достаточно важные роли выдвинул он и Д. Заславского , который в досоветском своем прошлом был (страшно вымолвить!) сионистом. Вот так же и "великокняжеское" прошлое Демьяна могло не только не мешать, но даже помогать Демьяну в его вхождении в самый верхний слой партийного и советского истеблишмента. Разумеется, до тех пор, пока он делал то, что было нужно Сталину. А он - старался.
22 января 1928 года в парижской белоэмигрантской газете "Дни" , выходившей под редакцией А.Ф. Керенского , появилась подвальная статья некоего Семена Верещака "Сталин в тюрьме. Воспоминания политического заключенного" . Автор этой статьи был эсером, со Сталиным пересекался в разных местах заключения, на этапах и тюремных пересылках. В 1908 году - в бакинской Баиловской тюрьме , в 1912-м - в Нарымском крае, в селе Колпашёве, где Коба провел несколько дней до переезда в местечко Нарым. Там, в Нарымском крае, у ссыльных было бюро, делившееся на северное - в Нарыме и южное - в Колпашёво. Верещак был членом южного бюро, где ему случилось писать и подписывать подложный паспорт Свердлову. Все побеги из ссылки совершались, как он пишет, через и при посредстве этого бюро. Последний раз он Сталина видел в 1917 году - уже в Петрограде, на 1-м Съезде Советов, куда он, Верещак, прибыл как делегат от Тифлисского гарнизона. В общем, ему было что вспомнить о человеке, который к тому времени уже воспринимался как главная фигура в партийно-государственной хунте, правившей большевистской "Совдепией".
Статья Верещака попалась на глаза Демьяну Бедному , и он использовал ее для решения задачи, которая тогда еще прямо поставлена не была, но, как видно, уже носилась в воздухе. Демьян однажды написал о себе:
Во времена оны, Читая мои боевые фельетоны, Ильич сказал (должно быть, не зря) "У нашего Демьяна хорошая ноздря!"
Вот эта самая "хорошая ноздря" и на этот раз помогла Демьяну унюхать главное веяние времени. Он раньше многих (а может быть, даже раньше всех) почувствовал, что уже готова почва для создания культа Сталина . Пора было в эту хорошо взрыхленную и унавоженную почву бросить первое зерно. И тут очень кстати ему пришлась вот эта самая статья живущего в эмиграции эсера Семена Верещака. Статья эта, когда я ее прочел, меня, признаюсь, слегка насторожила. Кое- что в ней показалось мне довольно странным. Особенно странно выглядело у белоэмигрантского автора настойчивое выпячивание выдающейся роли Кобы в истории революционного движения в Закавказье. Получалось, что Сталин был самой крупной, самой яркой фигурой среди закавказских большевиков. Безусловным, всеми признаваемым их вождем: Видных фигур в литературном, политическом и общественном отношении большевики в Закавказье не имели. Джугашвили , Шаумян , Джапаридзе , Махарадзе - вот и всё. Из них только Алеша Джапаридзе , как работник по профсоюзному рабочему движению, был до некоторой степени известен и популярен. Главой и душой активных закавказских большевиков был всегда Коба . Таких людей большевистская партия имела мало. Я знал двоих - Кобу и Свердлова. Это были активисты- организаторы, профессионалы крупных масштабов. Марксизм был его стихией, в нем он был непобедим! Под всякое явление он умел подвести соответствующую формулу из Маркса. На непросвещенных в политике молодых партийцев такой человек производил сильное впечатление. Вообще же в Закавказье слыл Коба как второй Ленин. (Семен Верещак. Сталин в тюрьме. Воспоминания политического заключенного. "Дни", 22.01.1928.)
Таких апологетических характеристик Сталин тогда (в 1928 году) еще не удостаивался и в советской печати. Знаменитая книжка Берии "К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье? , где Сталину была уготована роль "закавказского Ленина", увидела свет только в 1935-м, то есть семь лет спустя. Да и до того, как Мехлис , назначенный ответственным редактором "Правды", взял курс на создание культа Сталина, тоже должно было пройти еще целых два года. Были, конечно, в статье Верещака и другие характеристики Кобы, отнюдь не столь для него лестные: Развит был Коба крайне односторонне, был лишен общих принципов, достаточной общеобразовательной подготовки. По натуре своей всегда был малокультурным, грубым человеком. Всё это в нем сплеталось с особенно выработанной хитростью. Внешность Кобы и его политическая грубость делали его выступления всегда неприятными. Его речи были лишены остроумия и носили форму сухого изложения.
Глядя на неразвитый лоб и маленькую голову, казалось, что, если ее проткнуть, как газ из газового резервуара, с шумом вылетит весь капитал Карла Маркса. ...Была в нем и другая черта, - это способность подстрекать других, а самому оставаться в стороне. (Там же.) Если бы не набор и таких, малопривлекательных черт, на которые Семен Верещак, рисуя портрет своего знаменитого сокамерника, тоже не поскупился, читая эти воспоминания о молодом Сталине, я бы, ей-богу, не мог отделаться от мысли, что автор их - "наш человек в Гаване". (А в том, что в каждом белоэмигрантском издании такой "наш человек" наверняка был, можно не сомневаться.)
В том, как ловко Демьян использовал в своих целях эти воспоминания С. Верещака, была и еще одна маленькая странность. Статья "Сталин в тюрьме" в парижской газете "Дни", как уже было сказано, появилась 22 января.
А ответ на нее Демьяна был напечатан в "Известиях" 7 февраля. То есть всего две недели спустя. Если бы дело происходило не в Советском Союзе, а в какой-нибудь европейской стране, это было бы совершенно нормально. Но "в условиях нашего климата?" Я живо представил себе такую картинку. Идет Демьян по Москве, скажем, по какой-нибудь там Тверской, в один из последних дней января 1928 года. Мороз и солнце, день чудесный. И настроение у Демьяна чудесное. И вот подходит он к газетному киоску, и среди множества других газет - глядь! - лежит газета "Дни", издаваемая в городе Париже Александром Федоровичем Керенским. Демьян, ясное дело, заинтересовался. Дай, думает, куплю. Интересно же, чего они, сволочи, там про нас пишут! И купил! И прочел! И тут же сел за свой старенький "Ундервуд". Не скрою, сперва я засомневался. Черт его знает! Может быть, в конце 20-х годов парижскую эмигрантскую газету и в самом деле можно было вот так вот запросто купить в московском газетном киоске? Но довольно быстро установил, что газету эту со статьей Верещака Демьян получил другим способом. В порядке, так сказать, особой льготы, полагающейся ему по штату:
Демьян Бедный. Москва, Кремль. апреля 22,1932 г. В СЕКРЕТАРИАТ ЦК ВКП(б) Уважаемые товарищи, В моей газетной продукции, как это легко установить, темы так называемые "белогвардейские" занимали всегда весьма и весьма видное место. Внимательный читатель белогвардейских газет, я систематизировал материал и нередко давал большие сводные фельетоны о белогвардейских делах-делишках, чаяниях и упованиях. Недавним распоряжением Сектора печати я включен в число лиц, которым доставка белых газет ни к чему. Это распоряжение начисто обрывает у меня возможность продолжать работу по линии схваток с белой эмигрантской прессой. Нужно ли это? Не следовало ли, наоборот, максимально снабжать меня материалом, который и без того ограничивался только "Возрождением", "Последними новостями" и "Социалистическим вестником"? Прошу о рассмотрении означенного недоразумения. С товарищеским приветом. Д. БЕДНЫЙ
(Счастье литературы. 1925-1938. Документы. М. 1997. Стр. 117-118.) В указанной книге к этой публикации сделаны такие примечания:
1. Распоряжение сектора печати последовало после решения Секретариата ЦК ВКП(б) 15 марта 1931 г. "О выписке, пользовании и хранении белоэмигрантской периодической литературы", в котором утверждался список лиц, получающих эти издания. Эмигрантские газеты и журналы были приравнены к секретным документам ЦК.
2. Согласно беспротокольному постановлению ЦК ВКП(б) 6 января 1930 г. Д. Бедному было разрешено выписывать на 1930 г. следующие издания: "Руль", "Последние новости", "Дни", "Возрождение", "Социалистический вестник", "Воля России". (Там же, стр. 118.)
Так что и в 1928 году газета Керенского "Дни", быть может, тоже входила в круг "белоэмигрантских" изданий, которые ему позволено было выписывать. А может быть - кто знает? - именно этот номер ему подкинули, как представляющий особый интерес для целей контрпропаганды? Все-таки уж очень быстрой по нашим российским темпам была в этот раз его реакция. Но, в конце концов, так ли уж важно, кем был на самом деле этот Семен Верещак и как попала к Демьяну его статья? Важно то, как он, Демьян, эту статью использовал. А использовал он ее по полной программе.
В "Известиях" этот демьяновский фельетон занял почти целый подвал. Открывался он стихотворным (раешным) текстом самого Демьяна:
У Саши Керенского и его политической родни
Есть в Париже белая газета "Дни".
Газета зарубежная, К большевикам не больно нежная.
Было б неслыханное диво,
Если б в ней писалось о большевиках правдиво.
Но - сила большевистской правды такова,
Что, сколь она врагами ни закрывается,
И сквозь вражеские слова
Иной раз эта правда прорывается.
Привожу последний пример.
В "Днях" (22, 23.01 с.г.) намедни некий бывший эс-эр, Семен Верещак
по прозванию,
Попробовал товарища Сталина предать ошельмованию:
"Я, - разбахвалился эс-эровский Семен, -
Знаю сего большевистского имя-река
С давних-предавних времен.
(Двадцать лет - это ж нынче два века!)
Я о нем столько свидетельств приведу,
Его прозвище подпольное - Коба.
Мы с ним в 1908 году
В Бакинской тюрьме очутились оба.
Я его знаю насквозь.
Хоть мы шли политически врозь,
Мы встречались на общих "пересылках и этапах",
У жандармов очутившись в лапах".
Семен Верещак нынче в белой эмиграции.
Ему не по сердцу большевистские "операции".
В частности, у этого представителя "демократии"
Нету к Сталину ни малейшей симпатии.
Ему не нравится - ни сталинский нос,
Ни цвет сталинских волос,
Ни сталинский голос - ни единого витка!
Ни сталинская походка.
Но - дадим лучше слово Самому Верещаку,
Каким он рисует Сталина былого
В ТЮРЕМНОЙ КАМЕРЕ В БАКУ. И далее идет довольно большой фрагмент из статьи Верещака. Даже не фрагмент, а выборка, состоящая из нескольких фрагментов. Разумеется, отобраны они так, что Сталин в них предстает в облике того романтического героя, каким годы спустя его стали изображать советские художники, в совершенстве овладевшие методом социалистического реализма. Всю эту выборку, составленную, надо сказать, довольно ловко, я тут приводить не стану. А процитирую из нее только один эпизод, с легкой руки Демьяна впоследствии ставший хрестоматийным:
В синей сатиновой косоворотке, с открытым воротом, без пояса и головного убора, с перекинутым через плечо башлыком, всегда с книжкой. Когда в 1909 году, на первый день Пасхи, первая рота Сальянского полка пропускала через строй, избивая весь политический корпус, Коба шел, не сгибая головы под ударами прикладов, с книжкой в руках. Далее следовал довольно эффектный стихотворный комментарий Демьяна:
Вот посмотрите-ка!
Как оскандалилась вражеская критика,
Сталин - не эсеровского романа герой,
Но правда любые прорывает плотины.
Разве "сталинское прохождение сквозь строй"
Не сюжет для героической картины?!
Обращаюсь к писателям, особенно к тем,
Что танцуют на обывательско-мещанском канате:
Вы не имеете героических тем? Нате!
Честно говоря, эта нарисованная Верещаком и подхваченная Демьяном картина поначалу показалась мне не слишком правдоподобной. С чего бы это, подумал я, рота солдат станет избивать, пропуская сквозь строй, весь корпус политических заключенных! Да еще - на первый день Пасхи! И само это избиение, и в особенности Коба, идущий сквозь строй с книжкой в руках, - уж очень все это выглядело литературно. Я бы даже сказал - театрально. Это еще больше укрепило мои подозрения насчет того, что автор этих воспоминаний - "наш человек в Гаване". Но, заглянув в первый том книги Троцкого о Сталине, я не без удивления там прочел:
Московский "историк" Ярославский пересказывает Верещака:
"Сталин проходил сквозь строй солдат, читая Маркса". Имя Маркса здесь привлечено по той же причине, по которой в руке Богородицы оказывается роза. Вся советская историография состоит из таких роз. Коба с "Марксом" под прикладами стал предметом советской науки, прозы и поэзии. Между тем такое поведение не имело в себе ничего исключительного. Тюремные избиения, как и тюремный героизм, стояли в порядке дня. (Лев Троцкий. Сталин. Том 1. М. 1990. Стр. 171.)
Ирония автора направлена на псевдоисторика Емельяна Ярославского , на других советских фальшивомонетчиков - историков, писателей, поэтов. Но само свидетельство Верещака Троцкий сомнению не подвергает. Кстати сказать, в этой своей книге о Сталине он уделил воспоминаниям Верещака несколько страниц, выделив в них, разумеется, совсем не те фрагменты, которые выбрал из них и привел в своем фельетоне Демьян Бедный. Но никаких сомнений в подлинности этих воспоминаний Лев Давыдович при этом не высказал. В заключение этого сюжета нельзя не отметить, что в числе писателей, которые откликнулись на предложение Демьяна ("Вы не имеете героических тем? Нате!?), оказался и Михаил Афанасьевич Булгаков . Сцена, в которой молодой Сталин с высоко поднятой головой проходит сквозь строй избивающих его солдат, вошла в его пьесу "Батум". Но написал ее Булгаков по-своему. Как главного зачинщика тюремных беспорядков Сталина переводят в другую тюрьму: Начальник тюрьмы делает знак надзирателям. Те выбегают в подворотню и там становятся цепью под стеной.
Сталин (взяв сундучок). Прощайте, товарищи!..
Начальник тюрьмы (тихо). У, демон проклятый?
Когда Сталин равняется с первым надзирателем, лицо того искажается.
Первый надзиратель. Вот же тебе!.. Вот же тебе!.. (Ударяет ножнами шашки Сталина.)
Сталин вздрагивает, идет дальше.
Второй надзиратель ударяет Сталина ножнами.
Сталин швыряет свой сундучок. Отлетает крышка. Сталин поднимает руки и скрещивает их над головой, так, чтобы загородить себя от ударов. Идет.
Каждый из надзирателей, с которым он равняется, норовит его ударить хоть раз. Как видите, сцена, написанная Булгаковым, довольно сильно отличается от той "героической картины", которую нарисовал в своих воспоминаниях Семен Верещак и которую разрекламировал Демьян. У него "сквозь строй" проходит не весь корпус политических заключенных, а один Сталин. И сквозь строй не солдат, а надзирателей. И не с книгой он идет, а с сундучком. И бьют его надзиратели не прикладами ружей, а ножнами шашек. И бьют не потому, что получили такой приказ, а потому что он, видать, сильно им досадил своей строптивостью.
То есть в этом коллективном избиении главную роль играет личная неприязнь надзирателей к Сталину, личная их к нему ненависть. При такой интерпретации сцена становится более реалистической, более достоверной. Но много при этом и теряет. Для романтического образа молодого революционера, каким хотел изобразить героя своей пьесы Булгаков, сцена, описанная Верещаком, представляла поистине счастливую находку. И, тем не менее, от главной, самой эффектной ее детали (избиваемый герой идет сквозь строй, читая книгу) драматург отказался. То ли потому, что этот эффект и ему тоже показался искусственным, слишком уж театральным. Но, скорее всего, потому что сцена эта - с подачи Демьяна - в то время стала уже, как заметил Троцкий, расхожим штампом "советской науки, прозы и поэзии".
Тут, конечно, с неизбежностью возникает и такой вопрос: а как Булгакова- то занесло "под своды таких богаделен"? Ответу на него мы посвятим отдельный сюжет, когда дело дойдет до главы Сталин и Булгаков .
А пока - вернемся к Демьяну. Трудно сказать, как сложилась бы жизнь Демьяна Бедного, если бы не революция. Но можно с уверенностью сказать, что даже если он действительно был внебрачным сыном великого князя Константина Константиновича, вагон из "царского поезда" в личное пользование вряд ли в этом случае был бы ему предоставлен. Не кровное родство с особами царствующей фамилии, а большевистский переворот поселил Демьяна в Кремле, бок о бок с новыми хозяевами страны, обеспечил ему роль любимца и баловня главного Хозяина.
Именно эта роль, в которую он уже вжился (выгрался), внушила ему ложное сознание незыблемости этого своего положения партийного вельможи, ощущение полной, абсолютной своей неуязвимости.
Ссылки: