Рябчиков Е.И. и Карпачева С.М.: Выезд из Ухты в Норильск

Тем временем Северный сажевый завод вступил в строй . Как ни покажется странным, но производственные успехи "обернулись" для Сусанны Михайловны и Рябчикова неприятными последствиями: начальник Ухтижемлага Бурдаков , который "близко к сердцу" принял слухи об отношениях между ней и бывшим зеком, решил провести "реорганизацию" сажевого производства - преобразовать его в цех газопромысла, а Карпачеву перевести в лабораторию кирпичного завода. Как вскоре выяснилось, опала ждала и Рябчикова. И Сусанна Михайловна дала телеграмму Завенягину : "Сажевый завод превращен в цех. Меня переводят на кирпичный, где мне нечего делать. Прошу разрешения приехать в Москву". Вызов пришел вскоре. И спустя несколько дней Карпачева оказалась в кабинете зам. наркома.

" Авраамий Павлович , улыбаясь, спросил, что же я натворила.

- Вышла замуж за бывшего зека, осужденного Особым совещанием на пять лет за КРД.

- А лучше вы ничего не могли придумать? - спросил А. П. каким- то отчужденным тоном.

- Но он ни в чем не виноват. Он - журналист "Комсомольской правды", писал про авиацию. Не то лишнее написал, не то не похвалил, кого надо - вот ему и "пришили". Да вы и сами знаете, что он, скорее всего, ни в чем не виновен.

[Завенягин] не отреагировал на мое дерзкое заявление, а только спросил, что же мы собираемся делать.

- Не знаю. Что получится. Его, конечно, зашлют на какую-либо дальнюю глухую точку. А со мной. будет то, что вы скажете. На этом мое замужество и закончится, - обреченно выдавила я.

А. П. задумался.

- Поезжайте в Норильск. Там строится коксохимический завод, да еще будем строить завод искусственного жидкого топлива. Все это по вашей специальности.

И журналист, как оказалось, в Норильске очень нужен: там две газеты - для вольнонаемных и для заключенных.

- Согласны?

- Этот вопрос можно было и не задавать.

- Готовьте командировки.

Едва я успела получить от Авраамия Павловича это предложение, как пришла телеграмма от Жени, в которой он сообщал, что его отправляют к "тете" (так мы условились назвать дальнюю точку газопромысла). Следовало торопиться с отъездом в Норильск. Прежде всего - телеграмму в Ухту о том, что Рябчиков командируется в ближайшее время в Норильск, дата будет сообщена дополнительно".

Итак, Евгений Иванович откомандирован в Норильскстрой ...

Практически в то же время, когда решался вопрос о дальнейшей работе С. М. Карпачевой и возможном выезде Рябчикова, Евгений предпринял очередную попытку добиться справедливости. В письме (5 мая 1943 г.) наркому внутренних дел Л. П. Берия он кратко изложил автобиографию (упомянув и награду - именное оружие, которым его отметило Полномочное представительство ОГПУ по Горьковскому краю), перечислил ряд заявлений - в Прокуратуру, НКВД, М.И. Калинину, И. В. Сталину, где доказывал свою "полную невиновность", "протестовал против нарушений процессуального кодекса и элементарных условий советской законности", называет фамилии следователей, особо выделяя И. Кашкетина, принудивших подписать ложный протокол.

Будучи заключенным, продолжает Е. И., замечаний не имел, а "получив права гражданства, взялся вновь за литературу" (о чем читатель уже знает).

Заявляя о своей "твердой вере генеральной линии партии Ленина- Сталина" и желании "быть полноправным и полноценным работником и защитником своей Родины", Рябчиков просит пересмотреть его дело и реабилитировать "честного советского гражданина, патриота".

13 мая. Это письмо зарегистрировано в секретариате НКВД откуда через два дня отправлено в Секретариат ОСО. Похоже, 18 мая к нему добавился "бегунок": "т. Гусеву (возможно, уполномоченный НКВД по Коми АССР. - М. В.). Вышлите справку или заключение (в зависимости от обстоятельств дела)". Подпись автора неразборчива, не ясна и должность адресата резолюции.

Не пренебрегаю датами по той причине, что именно тогда, в мае, последовали события, которые могли сыграть в судьбе Рябчикова решающую роль.

Думаю, не без участия Сусанны Михайловны, жены, произошло следующее.

18 мая(!) Герой Советского Союза, генерал-майор Е. К. Федоров , нач. Главного управления гидрометслужбы Красной Армии , обратился к зам. наркома НКВД А. П. Завенягину с запиской весьма произвольного вида, на листке блокнотного типа, но с официальным штампом:

"Рябчиков Е. И. подал заявление на имя наркома Берия с просьбой о пересмотре его дела и реабилитации. Лично знал т. Рябчикова до его ареста, считаю, что свою вину (курсив мой. - М. В.) он полностью искупил, и присоединяюсь к его просьбе о реабилитации" (дата регистрации - 20 мая).

21 мая. По указанию А. П. Завенягина письмо (так в документе) Евгения Константиновича ушло из Секретариата наркома НКВД в Секретариат ОСО - в дополнение к уже отправленному туда заявлению Рябчикова. И на нем появились две резолюции: "т. Акопян (оперуполномоченная Секретариата ОСО, майор ГБ. - М. В.). Доложите. 22.V.43" и "Срочно. т. Гусев. Выслать материал и подробную справку по делу в Москву. 24.V.43" (Подписи неразборчивы).

31 мая. Теперь, уже к Берия, обратился Герой Социалистического Труда А. С. Яковлев : "Давно знаю т. Рябчикова Е. И. как одного из лучших корреспондентов наших газет. Тов. Рябчиков, совсем молодой комсомолец, в 1937 году был арестован и осужден. Сейчас он свободен, но судимость не дает ему возможности полностью отдать Родине свои силы и большой литературный талант. Прошу Вашего распоряжения пересмотреть дело т. Рябчикова - мне кажется, что он является жертвой ошибки - и, если это окажется возможным, снять с него судимость".

Замечу, и Е. К. Федоров, и А. С. Яковлев отправили свои обращения без внутренней регистрации, так сказать, в частном порядке. Видимо, не хотели огласки, что вполне объяснимо.

А 3 июня.: "т. Акопян . Переговорить" (подпись неразборчива, хотя напоминает завенягинскую). И она, майор ГБ, уже 20 июня "отрапортовала": "Рассмотрев архивно-следственное дело на осужденного Рябчикова Е. И. с его жалобой о пересмотре дела, нашла, что (далее следует изложение сути "преступления" Рябчикова, предшествующих жалоб и результатов проверки; имеется ссылка и на просьбы Е. К. Федорова и А. С. Яковлева. - М. В.) обвинение, предъявленное [ему] материалами дела подтверждается", в связи с чем жалоба не подлежит удовлетворению. Нач. Секретариата ОСО, полковник ГБ Иванов не возражал, а зам. наркома НКВД С.Н. Круглов 21 июня утвердил сей вердикт.

Вот такие подробности. Как бы то ни было, но ходатайства А. С. Яковлева и Е. К. Федорова остались без желаемых последствий. Да и А. П. Завенягин, видимо, счел возможным дать ход лишь формальной процедуре, итогом которой стал отрицательный результат: 1943-й, очередной тяжелейший год войны, не оставлял ни времени, ни сил для чего-либо иного, кроме забот об обороне страны.

В середине июня Евгений и "карпачевские" ( Вера Яковлевна , пожилая родственница, и Саша ) встречали на перроне в Кирове Сусанну Михайловну , возвращавшуюся из Москвы. При них - два фанерных чемодана, куда поместилось все нажитое имущество.

"Билеты, - вспоминает С. М. Карпачева, - я купила еще в Москве, и в нашем распоряжении оказалось целое купе и еще одна полка в соседнем. Сухой паек выдали в Норильском представительстве. Женя сбегал с чайником за кипятком, и мы часа два пили чай, радуясь встрече, мечтая о будущем.

В Красноярске выяснилось, что теплоход ожидается через десять- пятнадцать дней. Нас поселили в комнате в частном доме, выдали паек. Город был непригляден: невысокие дома, пыльные улицы, масса эвакуированных, очереди за хлебом. Военный быт. Порадовал большой парк, в котором мы обнаружили даже детскую железную дорогу. Погуляли там и тут, и вдруг Женю осенила идея: "Слушай, а почему нам не зарегистрировать брак, раз он уже признан даже в наркомате, да еще в каком - внутренних дел!" На улице Ленина нашли небольшой двухэтажный дом с табличкой "ЗАГС". Женя купил букетик сибирских цветов - саранок и жарков. Минут через десять раздраженного бурчания свадебная церемония была окончена. И тут меня охватил смех, до того все выглядело нелепо.

Я, подхватив теперь уже законного мужа под руку, вытянула его на улицу, и мы вместе расхохотались. (Некоторые публикаторы "привязывают" знакомство с С. М. Карпачевой и факт регистрации ко времени пребывания в Норильске. - М. В.).

Наконец, дождались теплохода. Плыли, можно сказать, с комфортом, так как в каюте были только вдвоем. В спокойной обстановке Женя немного расслабился и до тех пор избегавший нежелательной для него темы, несмотря на мои просьбы, кое-что, очень коротко рассказал о своем аресте, лагерной жизни".

Река поразила - своей мощью, широтой. За семь дней пути Рябчиков наслушался рассказов о проблемах навигации, ее, порой, непредсказуемом характере, о необычных по срочности задачах, которые решали руководители комбината.

Наконец показалась Дудинка . Барак-вокзал. Узкоколейка. Крохотный вагончик с четырьмя нарами. Последняя сотня километров.

Их встретил весьма мрачный производственный "пейзаж", разве что облагороженный красками заполярного лета.

Ссылки: