Рабичев Л.Н.: До Манежа, Э.М. Белютин

Студия рисунка при Московском комитете графики и плаката Когда в 1958 году я случайно попал на первое свое занятие, студия просуществовала, в том или ином виде, уже несколько лет. Шел урок анатомии, но все для меня, давно окончившего Полиграфический институт, все было на этом занятии необычно, я едва успевал прикалывать листы бумаги, а соседи мои - мальчики, девочки, старики, старушки, люди всех возрастов, - прекрасно укладываясь в сроки, создавали нерукотворные рисунки, чем-то напоминавшие мне то Матисса, то Пикассо, то Ван-Гога.

Педагог импровизировал, я сидел раскрыв от удивления рот, на подиуме стояли две натурщицы. Начинались двадцатиминутные задания. Графические и живописные композиции. Ритмы, цветоведенье, цветопластика, карандаши, кисти, но кроме карандашей и кистей - гвозди, фломастеры, тряпки, щетки, гребешки, а кроме красок - стеарин, керосин, мыло, но главным было то, что говорил педагог Элий Михайлович Белютин - неожиданные для меня концепции. Довольно часто он говорил о Чистякове , значительно позже - о Сезанне, Бюффе, Дюфи, но не в этом дело. Язык его был метафоричен, утверждения парадоксальны, внезапное прозрение и, неожиданно, вслед за ним, одна из невероятных мистификаций. Был он автором нескольких книг, в том числе и учебника по изобразительному искусству. Натура поэтически одаренная, артист, наделенный великолепной памятью, способный к постоянному самоусовершенствованию и постоянной самоотдаче, к иронии и, что важнее, к самоиронии, художник, путем изучения и экспериментирования сосредоточивший в своих руках секреты техники, приемы мастеров эпохи Возрождения, русского классицизма, французских школ последней четверти девятнадцатого века, немецкого экспрессионизма начала двадцатого века, русского авангарда. Однако, его потребность к розыгрышам и мистификациям раздражала начальников и шокировала добропорядочных обыватели. Гимн, гимн Элию Белютину! Да! Но! Да.

Он не был диссидентом, да, как и все мы, он мечтал "не разрушать до основанья, а затем...", а гармонизировать и улучать то государство, которое не им было преступно и непростительно разорено, и дар божий и интуиция неустанно требовали от его свершений, и он мечтал о возрождении великого русского искусства, дьявольски обескровленного за несколько десятилетий советской власти идеологами культуры социалистического реализма .

Тогда, почти каждого из нас сдерживала инерция тридцатых -сороковых годов, порожденная страхом репрессий, гибелью кумиров и родственников, деятельностью НКВД-КГБ, шепотом на кухне. В то же время, в воздухе носились идеи - ну, что-то наподобие "пражской весны" . Уже ходил по рукам и героический "самиздат", в искусстве множились и расцветали, в виде полунамеков, идеи о самовыражении и свободе личности. В узком кругу в своих мастерских, дома устраивались персональные самобытные, а то и мятежные, выставки всевозможных оттенков , но трудно, почти невозможно было выступить публично, да еще коллективно, массово.

Выставки студии Белютина продемонстрировали возможность открытого разговора, это были первые массовые публичные выступления московских художников - авангардистов, (вне рамок официального Союза художников). Наиболее заметными стали выставки "В доме кино", в гостинице "Юность", в Доме ученых, в Литературном институте, и самая представительная, - на Большой Коммунистической улице совместно с Эрнстом Неизвестным , Юло Соостером , Владимиром Янкелевским и Нолевым Соболевым , которая, почти в полном составе, 1 декабря 1962 года была, по указанию заведующего идеологическим отделом ЦК КПСС Поликарпова , перенесена в Манеж и, как бы, завершила собой замечательный период "Оттепели".

Ссылки: