Пономарев на совещании с англичанами и французами, август 1939

Английские и французские миссии прибыли в Москву 11 августа. К этому времени меня облачили в белоснежный китель с иголочки. Как и положено переводчику, я был среди лиц, встречавших гостей на Ленинградском вокзале. Первый вопрос, который волновал их: - Действительно ли советскую делегацию возглавляет сам маршал Ворошилов? - Да, он, - отвечаю. - О! - восклицает французский генерал Вален. - Когда нам сказали об этом в Париже, мы не поверили. Да, представительность, авторитетность советской делегации произвели на гостей большое впечатление. - В нашей делегации тоже есть маршал, - тихо говорит мне по-французски англичанин Хейвуд. - Но что он по сравнению с Ворошиловым - маршалом и министром! Наш Бернет лишь маршал авиации, да и то, по существу, не у дел. Главы делегаций представляются К. Е. Ворошилову. Английскую миссию возглавляет адмирал Р. Дракс , адъютант короля по морским делам. Высокий, статный, несмотря на преклонный возраст. Держит себя независимо, чувствуется, всем видом своим желает подчеркнуть, что выступает представителем мировой морской державы. Говорит с апломбом, а весь смысл высокопарной речи сводится к сравнению погоды в Лондоне и Москве. Я напрягаю память: Дракс, Дракс, где встречал это имя? И вспоминаю: одно время оно мелькало в газетах. Дракс, единомышленник Чемберлена, снискал тогда известность публичными призывами к войне против Советского Союза. И такого человека послали на переговоры в Москву! Кроме него в делегацию входят упоминавшийся уже маршал авиации У. Бернет , генерал-майор Т. Хейвуд , артиллерист-зенитчик.

Не выделяется представительностью и французская делегация, в которую вошли член верховного военного совета генерал Ж. Думенк , командир авиационной дивизии генерал М. Вален , преподаватель военно-морской школы капитан 1 ранга Вийом , капитан А. Бофр . Генерал Думенк в разговоре с Ворошиловым многословно изливал свое удовольствие по поводу того, что ему выпала такая большая честь - представлять Французскую Республику на столь ответственном совещании. Не преминул он высказать комплимент и полковнику-переводчику советской делегации, который говорит на настоящем французском языке, что, дескать, несомненно, поможет взаимному пониманию. Сам состав делегаций доказывал, что перед ними ставилась "скромная программа". Пережить несколько опасных месяцев - вот к чему стремились англичане.

Договорившись об очередной встрече, главы делегаций покинули наркома. Ворошилов задержал меня и предупредил, что во время переговоров надо переводить особо тщательно, а отредактированную стенограмму представлять ему в тот же день. 12 августа делегации, занявшие места в небольшом зале на первом этаже особняка наркоминдела, были представлены друг другу. Затем стали договариваться о порядке ведения переговоров. Обстановка была торжественная, чувствовалось, что члены иностранных делегаций смущены высокой авторитетностью представителей советской стороны. Все охотно согласились, что председательствовать на первом заседании будет К. Е. Ворошилов. Глава советской миссии не стал спорить. В первых же словах он изложил свои полномочия, определенные решением Совета Народных Комиссаров, а в этом решении указывалось, что советская делегация "уполномочивается вести переговоры с английской и французской военными миссиями и подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны Англии, Франции и СССР против агрессии в Европе". Главы иностранных делегаций нервничали. Я слышал, как генерал Думенк потребовал от своих переводчиков записать решение Советского правительства слово в слово. Затем председательствующий попросил французскую сторону огласить свои полномочия. Генерал Думенк поднялся с места, некоторое время молчал, потом прочитал документ о том, что он "уполномочивается вести с Верховным Командованием Советских Вооруженных Сил переговоры по всем вопросам, относящимся к сотрудничеству, которое должно быть установлено между вооруженными силами этих двух стран". Когда я перевел, Ворошилов поморщился. - Вы, конечно, понимаете, - спросил он Думенка,- что ведение переговоров и заключение военной конвенции - это понятия весьма различные? Думенк пожал плечами и сел. А Драке и вовсе заявил, что его делегация не имеет никаких письменных полномочий, что он уполномочен вести только переговоры, а о подписании пакта (конвенции) ему вообще ничего не говорили. И добавил: - Но если нужны полномочия, я их представлю. Вот если бы перенести переговоры в Лондон, я бы все документы представил моментально. Общий смех заглушил его слова. Ворошилов иронически заметил: - По-моему, доставить бумаги из Лондона в Москву все же легче, чем ехать в Лондон такой большой компанией. - И уже серьезно: - Трудно на такой основе вести переговоры. Ну а соответствующие планы организации обороны договаривающихся стран у вас есть? Дракс воспрянул: - Я ехал в Москву в надежде, что такой план будет предложен советской миссией. Климент Ефремович усмехнулся: - Господа, по-видимому, не понимают, что организация обороны должна интересовать прежде всего Англию и Францию. Ведь в случае агрессии первый удар будет нанесен вашим странам - они соприкасаются на западе с фашистским государством. А мы подвергнемся нападению уже во вторую очередь. Так что агрессивные замыслы фашистской Германии должны настораживать вас даже больше, чем нашу страну. Ваши государства уже сейчас должны думать, что они будут делать, если война разразится. И конечно, у вас есть какие-то планы на такой случай. Но пока мы их не знаем, нам трудно выступать со своими предложениями. Поднялся генерал Думенк. Он сказал, что Франция такой план имеет и сводится он к трем принципам: а) создать против агрессора два прочных фронта на западе и на востоке; б) обеспечить слияние этих фронтов в единое целое; в) использовать против неприятеля силы всех трех договаривающихся государств. - Туманно, очень туманно, - проговорил Ворошилов. На этом первое заседание закончилось.

В честь иностранных гостей советская делегация дала небольшой обед. За столом никаких военных и политических вопросов не поднималось. Английский адмирал высказал восхищение по поводу жареных куропаток, которых в такое время года на Британских островах не сыскать. Вечером Климент Ефремович собрал всех нас, кто участвовал в конференции, и предупредил о соблюдении сугубой секретности. В частности, меня: - В академии никто не должен знать, где вы находитесь. Пусть считают, что начальник факультета работает в архиве. Смысл этого предупреждения стал ясен, когда на следующий день Ворошилов предложил делегациям перейти к конкретному разговору о количестве войск и материальных ресурсов, которые может выставить каждая сторона, если дело дойдет до вооруженной защиты от агрессии. Генерал Думенк сообщил, что французская армия состоит из 110 дивизий, имеет 4000 танков и 3000 орудий. Добавил к этому, что 200 000 солдат республиканской Испании просят принять их во французскую армию. Думенк говорил медленно, по-видимому давая мне возможность не только полнее переводить сказанное, но и записывать. Между прочим, на первом заседании работали три переводчика - советский, английский и французский. Теперь в связи со сложностью перевода технических терминов, а также учитывая, что англичане и французы хорошо понимали друг друга, от французского переводчика отказались, а английский включался в работу лишь тогда, когда говорили англичане и нужно было переводить их речь на русский язык. Назвав цифры, касающиеся сил французской армии, Думенк с изысканно французской вежливостью предупредил присутствующих о секретности сказанного им и попросил все забыть при выходе из зала. Ворошилов счел необходимым заверить, что с советской стороны предприняты все необходимые меры для обеспечения полной секретности переговоров. Дальше в свой доклад Думенк внес некоторые уточнения. Из названного числа дивизий он вычел 20 дивизий, на которые возлагалась оборона Туниса, Корсики и линии Мажино. Остальные 90 дивизий, по его словам, могли быть брошены навстречу врагу. Опираясь на укрепления линии Мажино, они отобьют наступление неприятеля, а затем перейдут в контрнаступление. Мягко говоря, Думенк кривил душой: верховный военный совет Франции вовсе не собирался предпринимать активных действий, он рассчитывал, что французские войска отсидятся за линией Мажино .

К чему это привело, известно: гитлеровские войска обошли укрепления и за несколько суток оккупировали Францию. А тогда Думенк говорил, что в случае войны Франция рассчитывает на помощи английских войск, что если главные силы фашистской Германии будут направлены на восточный фронт, т. е. против Советского Союза, то немцы вынуждены будут все-таки оставить не менее 40 дивизий против Франции, вот тогда французы и ударят всеми силами. И еще раз повторил: - Наш принцип: всеми силами против немцев! Думенк лгал или говорил слишком безответственно.

Почти в это время, а именно 15 августа, Черчилль был в Париже и писал своему правительству о том, что Франция "будет бороться за свое существование, вот и все". О наступлении с участием английских войск между ним и Даладье разговора не было. Почти тогда же и Гитлер на совещании высших офицеров германских войск заявил: "Я познакомился с этими жалкими существами - Даладье ( французский премьер-министр ) и Чемберленом (английский премьер). Они слишком трусливы, чтобы нападать. Они не пойдут дальше блокады".

На вечернем заседании 13 августа генерал Хейвуд рассказал о состоянии вооруженных сил Англии . Он нарисовал безотрадную картину. Рассеивая надежду генерала Думенка об английском подкреплении, Хейвуд сказал, что программа Великобритании - отмобилизовать к началу войны всего 16 дивизий. В зале все удивленно переглянулись. Ворошилов счел нужным вмешаться: - Что-то неясно. Скажите, если завтра вспыхнет война, то сколько английских дивизий могут быть переброшены во Францию? Хейвуд, наклонив голову, ответил: - Пять пехотных и одна механизированная. - А когда? - На этот вопрос я ответить не могу. Замечу сразу же: Хейвуд назвал очень скромные цифры, но и они, мягко говоря, были взяты с потолка.

22 августа Даладье скажет своим министрам: "Англичане не смогут подготовить серьезной армии ранее чем за два года". Пытаясь уточнить возможную численность сухопутных войск на Западном театре военных действий, Ворошилов спросил генерала Думенка, рассчитывает ли Франция на участие Польши, которая в то время имела договор о взаимной помощи с Францией. Последовал весьма расплывчатый ответ о том, что в соответствии с договором Польша обязуется помочь, но какими именно силами, пока не обусловлено. Ворошилов хмурился. Расплывчатость ответов французов и англичан удручала его.

А французская делегация предлагала уже свою преамбулу военного соглашения трех держав. - По-моему, еще рано нам говорить об этом,- сказал Климент Ефремович. Возникает вот какой вопрос: как СССР будет осуществлять помощь Англии и Франции, не имея с ними общих границ? Климент Ефремович подошел к висевшей на стене карте и тупым концом карандаша показал пространство между нашей границей и границей фашистского рейха. - Как видите, наше участие в войне возможно лишь в том случае, если советские войска получат возможность пройти по территории Польши и Румынии. Можете ли вы гарантировать такую возможность, ведь у вас существуют договоры с этими государствами? Англичане и французы молча переглядывались. После долгой заминки заговорил генерал Думенк: - Наша первая задача - каждому держаться на своем фронте и группировать силы на этом фронте. Что касается Польши, Румынии и Турции, им надо защищать свою территорию, но мы должны быть готовыми прийти им на помощь. - А если они не потребуют помощи, а попросту поднимут руки и сдадутся врагу, что тогда предпримет французская армия? Думенк лишь растерянно развел руками. - Так как же все-таки рассматривать вопрос о пропуске советских войск к районам боевых действий? - снова спросил Ворошилов. - Это очень важное предварительное условие наших переговоров, и если на этот вопрос не будет получен ответ, то возникнет сомнение в их целесообразности. Англичане и французы несколько минут обменивались репликами, пока не заговорил генерал Хейвуд: - Польша и Румыния - самостоятельные государства, и такое разрешение могут дать только они. Мы должны связаться с нашими правительствами, чтобы они вместе с Польшей и Румынией рассмотрели эту проблему. - Хорошо, - согласился Ворошилов.- Я думаю, что нам придется прервать наши переговоры, пока вы не получите ответа от ваших правительств.

Обстановка осложнялась. Все чаще объявлялись перерывы, но они ничего не давали. Адмирал Дракс каждый раз удрученно сообщал, что правительства Великобритании и Франции пока не прислали ответа на "кардинальный вопрос". Как-то утром Ворошилов, собрав членов советской делегации, сказал, что, по-видимому, ответ из Англии и Франции придет нескоро, но мы все равно должны высказать свои соображения, подчеркнуть еще раз наше серьезное отношение к переговорам. Меня Климент Ефремович предупредил:

- Сегодня переводите особенно тщательно. В тот день с докладом выступал Б. М. Шапошников. Четко и убедительно он изложил военный план Генерального штаба РККА на случай агрессии в Европе. Адмирал Дракс, не особенно стесняясь, велел своим коллегам как можно полнее записывать слова Шапошникова. - Главное - цифры, - приказал адмирал. Б. М. Шапошников сообщил, что СССР предполагает выставить против агрессора 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий, 5 тысяч тяжелых орудий, 9 - 10 тысяч танков и 5 - 5,5 тысячи боевых самолетов. Советский Генеральный штаб предлагал три варианта совместных действий вооруженных сил Англии, Франции и СССР. В зале воцарилась тишина. Иностранные делегации ловили каждое слово начальника Генштаба. Чувствовалось, что они никак не ожидали такой ясной и прямой постановки вопроса. А доклад Шапошникова был обстоятельным, подробным. В нем содержались данные о составе и боевой готовности наших сухопутных войск, авиации и флота, их использовании в случае войны. Это произвело сильное впечатление на иностранные делегации. После доклада Шапошникова они стали характеризовать свои вооруженные силы, но было видно, что в конце концов разговор снова сводили к общим декларациям.

Само собой, мое внимание больше всего привлекали вопросы, связанные с авиацией. Маршал Бернот весьма скупо познакомил советскую делегацию с состоянием английской авиации . Авиация первой линии метрополии, по его словам, насчитывала 3000 самолетов, производство их перешагнуло уже за 700 машин в месяц. Англичанин не упустил случая напомнить, что к концу первой мировой войны Англия имела самую мощную в мире авиацию, насчитывавшую 22 тысячи самолетов, - Реклама для дураков, - шепнул мне Локтионов,

Генерал Вален, тоже ограничиваясь общими цифрами, сказал, что французская авиация в 1940 году будет располагать 3000 самолетов первой линии, из которых две трети современные. Бомбардировщики - со скоростями 450 - 500 километров в час при радиусе действия 800 - 1000 километров и бомбовой нагрузке 1000 - 2500 килограммов. Генерал заверил, что вся авиация может быть приведена в боевую готовность за четыре часа, что в стране созданы специальные авиационные базы, не менее трех для каждого соединения, снабжение которых строится с учетом всех случаев военных действий. Эта часть доклада французского генерала заинтересовала Локтионова. После заседания он попросил Валена остаться и через меня задал ему несколько вопросов. Француз с виноватым видом извинился: никакими добавочными сведениями он не располагает.

На очередном заседании я переводил выступление Локтионова. Начальник ВВС обстоятельно доложил, что представляет собой советская военная авиация. Были приведены данные о дальности и бомбовой нагрузке самолетов-бомбардировщиков, о количестве самолетов, выпускаемых промышленностью. Локтионов назвал число авиационных училищ, упомянул нашу академию, коснулся вопросов боевого применения авиации и ее взаимодействия с наземными войсками, подробно рассказал о работе тыла.

Эти проблемы особенно заинтересовали французов и англичан. Локтионову было задано много вопросов, на которые он отвечал по-прежнему четко, исчерпывающе.

Конкретного же разговора о совместных действиях против агрессора англичане и французы упорно избегали, по-прежнему камнем преткновения оставался вопрос о пропуске советских войск к границам Германии .

- Все это дает основание сомневаться в стремлении Англии и Франции к действительному сотрудничеству с СССР, - заявил Ворошилов на одном из заседаний. - Ответственность за неудачу переговоров, естественно, падает на французскую и английскую стороны. За столом произошло замешательство. Английский генерал вскочил с места.

- Вероятно, - он взглянул на меня, - полковник перевел неправильно, исказил слова маршала?

Я вначале смутился. Может, действительно что-то спутал? Ворошилов кивнул мне, тихо сказал: - Все правильно. - И добавил громко, чтобы все слышали:- Мы просили пропустить наши войска, чтобы они смогли оказать отпор агрессору. Неужели нужно выпрашивать, чтобы нам дали право драться с нашим общим врагом? По существу, переговоры на этом закончились. Вечером Климент Ефремович с горькой усмешкой сказал мне: - Плохие мы с тобой дипломаты. Маршал явно наговаривал на себя. Советская делегация делала все для успеха переговоров. Но усилия представителей Англии и Франции сводились к тому, чтобы под прикрытием московских переговоров заключить коварную сделку с фашистской Германией и заставить ее устремиться на Восток. Ради этого они пошли бы на любой сговор с фашистскими диктаторами, готовы были отдать на растерзание им всю Европу, так как считали фашизм меньшим злом по сравнению с "советской опасностью". Убедившись, что с Англией и Францией общего языка не найти, СССР заключил советско-германский договор о ненападении . И 26 августа Ворошилов заявил представителям печати: "Не потому прервались военные переговоры с Англией и Францией, что СССР заключил пакт о ненападении с Германией, а наоборот, СССР заключил пакт о ненападении с Германией в результате, между прочим, того обстоятельства, что военные переговоры с Францией и Англией зашли в тупик в силу непреодолимых разногласий". Двурушничество правителей Франции и Англии дорого обошлось этим странам. Оценивая события 1939 года, генерал де Голль скажет: "Причиной одного из самых тяжелых поражений в истории страны являлось то, что Франция не была с Россией, не имела с ней соглашения, не имела эффективного договора". Черчилль подтвердит: "Союз между Англией, Францией и Россией вызвал бы серьезную тревогу в Германии в 1939 году, и никто не может доказать, что даже тогда война не была бы предотвращена". Советско-германский договор был ненадежен. Но он дал нам какое-то время, которое было использовано для укрепления обороноспособности нашей страны.

Ссылки: