Лысенко усиливает борьбу с Вавиловым

Что и говорить, когда все мелкие факты, коротенькие заметочки в газетах, равно как и поражающие степенью злобствования цитаты лысенковских клевретов, извлеченные из многословных, витиеватых писаний, выстраиваются в ряд - получается жуткая картина. День за днем, час за часом плел Лысенко свою паутину - строго упорядоченную, тонко продуманную. Одна линия усиливалась другой, плелись связки между нитями, новые силы вводились в действие, чтобы укрепить всю сеть, не дать жертве вырваться из нее. За десятилетия, которые канули в лету, эта сеть исчезла от взоров, и нелегко восстановить даже узловые ее точки, ибо как рассыпавшееся мозаичное панно превращается в хаотичную груду цветных камешков, так и выписанные из разных источников цитаты долго не складывались в одно целое. В отдельности каждый факт и фактик были яркими, я пытался составить из них нечто единое, хотя бы отдаленно напоминающее первоначальную картину, и при каждом движении вперед сердце сжималось от боли и ненависти. Мелкие, ничтожные - и по масштабу дел и по помыслам - паучки старательно и кровожадно затягивали множество жертв и среди них нескольких гигантов. Они плели и плели свою липкую паутину и обволакивали становящихся все более безоружными гигантов и душили их, понимая, что в зловонной атмосфере той поры их сети не порвет ветер очищения, ибо все пространство вокруг также пронизано липкими нитями, уже оплетено другими пауками, - и паучки торопились, спешили занять оставленную для них нишу. Но когда все стало на место, когда принципиальные очертания этой сатанинской сети прояснились, мне стало невыносимо тяжко.

Господи, - спрашивал я, - как это стало возможным? Описать это трудно, а как же было жить в те годы, как переносить каждодневную муку - прежде всего нравственную, но и чисто физическую тоже? И как хватало сил у главного паука и всех его отродьев на пакостную их работу? Конечно, задумываясь над этим, я видел много причин и объяснений этому псевдо- подвижничеству. Я понимал также, что, начав их "труд", они не могли уже остановиться, не задушив всех жертв до смерти, иначе бы сами полетели вниз. А все отпущенное им судьбой время они тратили без остатка на такую вот деятельность, так как ничего другого за душой не имели и ни к чему стоящему в жизни так и не сподобились.

Интрига - одна все пожирающая страсть занимала дни и ночи. Они стали мастерами интриги, интриганами с большой буквы. А жажда славы дразнила, манила, подталкивала. Хотелось большего. Поэтому-то, добившись еще одного решающего успеха в жизни - став действительным членом Академии наук СССР и - через это - "троекратным академиком", Трофим Лысенко не помягчел, не успокоился и грязных трудов не оставил. С утроенной энергией он продолжил борьбу с Вавиловым .

Уже на следующий день после избрания в "большие академики", 1 февраля 1939 года, он очередной раз ударил по Вавилову. В этот день в газете "Соцземледелие" была напечатана статья Н.И. Вавилова "Как строить курс генетики, селекции и семеноводства" ( 7_153 ). В ней Николай Иванович уже твердо отстаивал позиции генетики в споре с льюенкоистами и писал:

"Отворачиваться от современной генетики нельзя нам, работникам Советской страны. Предложения, которые иногда приходится слышать о кризисе мировой генетики, о необходимости создания какой-то самобытной генетики, не считающейся с 306 мировой наукой, должны быть отвергнуты. Тому, кто предлагает изъять современную генетику, мы прежде всего предлагаем заменить ее равноценными величинами. Пусть заменят хромосомную теорию новой теорией, но не той, которая отодвигает нас на 70 лет назад" ( 7_154 ).

Редколлегия газеты заранее познакомила Лысенко со статьей Вавилова. Статья привела Трофима в ярость, и он написал свой "Ответ акад. Вавилову" ( 7_155 ), опубликованный в этом же выпуске газеты. В нем содержались нападки самого грязного политиканского свойства. Автор писал: "Н.И. Вавилов знает, что перед советским читателем нельзя защищать менделизм путем изложения его основ, путем рассказа о том, в чем он заключается" ( 7_156 ). Путая миллионные массы читателей газеты абсурдными приговорами генетике (в самом деле, а почему вдруг советские читатели не могут быть познакомлены с основами науки о наследственности? Что, это - антисоветчина?), Лысенко обвинял Вавилова в идеализме и реакционности и продолжал: "Особенно невозможно стало это теперь, когда миллионы людей овладевают таким всемогущим теоретическим оружием, как "История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков), краткий курc" 7-12 . Овладевая большевизмом, читатель не сможет отдать своего сочувствия метафизике, а менделизм и есть самая настоящая, неприкрытая метафизика ( 7_157 ). После этой публикации многие генетики направили возмущенные письма в редакцию газеты, постоянно и нарочито встававшей на защиту интересов Лысенко. В редакцию написали Жебрак , молодые сотрудники МГУ Н. Шапиро и М. Нейгауз . (Последний из упомянутых погиб в первые же дни войны, уйдя на фронт в отряде добровольцев, и, спустя сорок лет, Александра Алексеевна Прокофьева-Бельговская вспоминала в лекции в день своего 80-летнего юбилея: "Почти все добровольцы, ушедшие из МГУ на фронт - с палками против танков, погибли. Среди них был Миша Нейгауз, напоминавший мне Пьера Безухова, близорукий и добрый. Он погиб уже на 10-й день войны"). Ни одно из писем напечатано не было. Вместо этого сотрудник редакции Д. Криницкий опубликовал 8 сентября умело состряпанный "Обзор писем в редакцию", в котором сообщил, что большинство читателей, а также студенты Тимирязевской сельскохозяйственной академии, волею судеб вынужденные слушать лекции морганиста Жебрака, на самом деле настроены против генетики, не хотят, чтобы их родная Тимирязевка превращалась в рассадник менделизма-морганизма, они против того, чтобы им навязывали таких профессоров как Жебрак.

Тогда Валентин Сергеевич Кирпичников , перешедший к этому времени на должность доцента Мосрыбвтуза, отправил письмо в редакцию газеты "Соцземледелие", в сельхозотдел ЦК ВКП(б) и секретарю ЦК А.А. Жданову . В нем он осудил практику ознакомления лысенкоистов с письмами генетиков и замену настоящей критики заушательскими приемчиками:

"... мы, молодые советские ученые, окончившие советские ВУЗы, открыто защищающие менделизм и морганизм от всех нередко злобных или неграмотных нападок, считающие современную "хромосомную" генетику сильнейшей опорой дарвиновского учения - мы не можем понять, как советская газета может допускать такие методы обсуждения. ... газета давно уже перешла к травле так называемой "формальной" генетики ... Мы спрашиваем Вас, тов. Редактор, какие цели преследует редакция, стараясь обмануть читателя, дискредитировать и свою газету и науку Советского Союза в глазах как наших ученых, так и всех дружески настроенных по отношению к СССР ученых капиталистических стран?" ( 7_158 ). Письмо это (под которым подписалось еще несколько молодых генетиков) осело, однако, в редакционной корзине.

Защитить Вавилова и генетику от произвола редакции не удалось.

А в это время другой серьезной антивавиловской акцией стал созыв в Москве под эгидой Наркомзема СССР Всесоюзного Совещания по селекции и семеноводству. В течение недели - с 27 февраля по 4 марта 1939 года - представители "мичуринского" учения укрепляли свои позиции в дискуссии с генетиками, изображая из себя глухих и представляя генетиков упрямыми тупицами. Совещание открылось двумя докладами, затем перешли к прениям ( 7_159 ). Оба докладчика - заведующий отделом селекционных станций Главного сортового управления А.Я. Френкель и академик Т.Д. Лыеенко - говорили одно и то же. Положения генетики отвергались как неверные и вредные. "Из доклада тов. Френкеля стало очевидно, что Главное сортовое управление Наркомзема пришло на Всесоюзное совещание с твердым намерением в дальнейшем строить ... работу своих станций на основе дарвинизма, мичуринского учения" ( 7_160 ).

Одно то, что оппонентам Лысенко в праве на доклад было отказано, ставило их в положение обороняющихся. Выступившие в прениях И.Г.Эйхфельд , А.В.Пухальский (Шатиловская селекционная станция) 7-13 , П.П. Лукьяненко (Краснодарская селекционная станция) и многие другие, каждый одними и теми же словами, выражали свое несогласие с законами генетики и утверждали, что только взгляды Лысенко правильны. Отрицая правоту учения Менделя и Моргана, Эйхфельд шел даже дальше других: "Все действительно наблюдаемое в природе и не подтасованное говорит о том, что -правы Дарвин, Мичурин, Лысенко" ( 7_161 ).

Н.И. Вавилов также выступил в прениях и, уже не боясь обидеть Лысенко, сказал об архаичности его построений, о том, что .... сторонники ... Лысенко без всякого основания выбрасывают ... опыт "мировой науки" ... в то время как подлинная мировая наука идет по пути, указанному Менделем, Иоганнсеном, Морганом" ( 7_162 ).

Сходно выступил профессор А.Р. Жебрак , после чего И.И.Презент и Т.Д. Лысенко в категорической форме отвергли все их доводы ( 7_163 ).

Лысенко нашел ловкий выход в полемике, представив (в который уже раз!) Вавилова эдаким пустомелей и поверхностным человеком.

"Высказывания Вавилова на совещании настолько неясны, настолько научно неопределенны, что из них можно сделать только один вывод: "сорта падают с неба", - сказал Лысенко. Не удержался он и от черных политических выпадов - дал понять, что Вавилов проповедует фашизм. Сделал он это в следующих выражениях: "Н.И. Вавилов ссылался все время в своей речи на ученого Рёмера, который написал свою книгу в Германии уже в годы фашизма. Я предубежден против теперешней науки в Германии, трактующей о постоянстве, о неизменности расы" ( 7_164 ).

Итоги совещания подвел нарком земледелия СССР И.А.Бенедиктов , полностью вставший на позиции Лысенко:

"Наркомзем СССР поддерживает академика Лысенко в его практической работе и в его теоретических взглядах и рекомендует селекционным станциям применять его мстоды в семеноводческой и селекционной работе" ( 7_165 ). В принятом на совещании решении положения генетики отвергались, и селекционерам было предписано работать над выведением сортов только методами Лысенко.

Равным образом, задачи семеноведения и сортоиспытания формулировались на антинаучных основах.

Ссылки: