Шагинян Мариэтта Сергеевна (воспоминания Е. Кумпан)

Давно хочу записать два рассказа о Мариэтте Шагинян. Один принадлежит Лидии Яковлевне Гинзбург, другой - Поэлю Карпу. Лидия Яковлевна не питала к Мариэтте Сергеевне теплых чувств. Они были из разных стай. Иногда, раздраженная каким- нибудь категорическим высказыванием М. С., которое передавалось из уст в уста и вредило интеллигентскому сообществу, Л. Я. восклицала: "Ну что еще нужно этой идиотке!.." Но с некоторым содроганием Л. Я. передавала услышанный в Москве рассказ о том, как Шагинян была приглашена среди прочих деятелей искусств на дачу к Хрущеву . Встреча была задумана для сближающего неформального общения интеллигенции и власти, для разговора по душам вне рабочей обстановки. Дача Никиты Сергеевича располагалась в некоторой элитной глуши, до ближайшей станции железной дороги было далековато, ибо партийные "дачники" поездом не пользовались. Завезены были гости специальным транспортом, и подразумевалось, что таким же образом они будут возвращены в Москву и развезены по домам. Во время беседы с вождем Шагинян, спасибо ей, заступилась за памятники архитектуры , с которыми, как известно, Хрущев расправлялся без всяких комплексов и заминок. Особенно доставалось от него культовым постройкам. Их было снесено в ту пору больше, чем за все предыдущие сорок лег советской власти. Мне самой пришлось однажды увидеть результат последнего акта такого вандализма... Нет, вообще-то памятников, снесенных по распоряжению Никиты Хрущева, наше поколение видело, увы, немало. Одно перечисление их заняло бы целый том! Но чуть ли не последним из таких мероприятий стало уничтожение парадной набережной в Архангельске . Я ее уже застала после этого погрома. Она была бездарно застроена пятиэтажками. Это было, вероятно, последнее злодеяние Никиты Хрущева по отношению к старой русской архитектуре. Вскоре он был смещен. Не повезло Архангельску. Застройка набережной до этой катастрофы представляла редкостный по красоте старинный ансамбль, в котором главную роль играли культовые здания . И принесла же нелегкая Никиту под занавес на Север, в знаменитый порт, на родину Ломоносова... Не удалось Архангельску спрятаться в лесах, за холодными реками, как когда-то все-таки отчасти удалось схорониться раскольникам!.. Так вот, Мариэтта Шагинян попыталась образумить генсека, заступилась за какую-то очередную жертву - и ее тут же обхамили. Так, как умели обхамливать в Кремле и на спецдачах! (Слухи об этом проникали в низы.) Темперамента писательнице было не занимать, она была, как известно, "близ Кавказа рождена". Шагинян покинула богатый стол и удалилась в ночную тьму. Ни машины, ни такси, ни хоть какого- нибудь дребезжащего списанного автобусика у дачи генсека, разумеется, не случилось, и старуха по худой дороге, по дождливой погоде топала до ближайшей электрички. Рассказывают, идти пришлось долго... Лидия Яковлевна при этом негодовала: "Сама виновата! Зачем шляется на престижные сборища!.. Нет, разумеется, история драматичная: старый человек, не очень-то здоровый, идти пришлось далеко и трудно, простудилась, долго потом выкарабкивалась из болезней... Но зачем лезть к сильным мира сего? Что за иллюзии! Что за преувеличение собственной значимости для этих людей!.. Постыдная история!"

Другая новелла о Шагинян, услышанная мной от Поэля , была выдержана в иной тональности. Однажды он оказался в составе делегации, которая ехала куда-то на Юг, кажется, на Северный Кавказ. Держали путь на какую-то очередную декаду - на них денег в советские времена не жалели. Каждый из "письменников" был обеспечен отдельным купе в мягком вагоне скорого поезда. Любовались видами через протертые до блеска стекла. Время года выбрано было удачно, погода тоже не подвела. Вели неспешные интеллектуальные беседы. Чаще всех был слышен голос Мариэтты Шагинян. Вооружившись трубкой слухового аппарата, она день и ночь простаивала у окна и вела - то с одним подвернувшимся спутником, то с другим - разговоры. Громким (как у всех глухих людей), проникающим во все купе (даже через закрытые двери) голосом она произносила монологи. Разговор часто касался темы демократичности. Мариэтта Шагинян была страстной и убежденной демократкой, защитницей простого народа, возмущалась дурной "элитарностью" у потерявшей свои корни интеллигенции, клялась в самых братских и в сестринских нежных чувствах к самому последнему крестьянину и самой затюканной тяжелым трудом и нелегкой женской долей простой бабе. "Надо быть проще, ближе к народу" и прочее, и т. д. И тут поезд остановился, как на беду, и выяснилось, что пренеприятным образом случилась какая-то авария с проходившим накануне составом, и теперь пассажиров пострадавшего поезда распихивают во все вагоны, во все щели проходящих экспрессов - не оставлять же их на разъезде! Пришлось потесниться и "письменникам". И в купе к Мариэтте Шагинян тоже попытались вселить симпатичную селянку с какими-то мешками... Что тут началось! Мариэтта кричала, что она днем и ночью работает, что она великий писатель, что это издевательство над личностью, неуважение к святому творчеству и т. д., и т. п. Неприлично закончился монолог о сути подлинной демократичности.

Ссылки: