Напряженные отношения между Луизой Францевной и ее сыном Николаем

В связи с ремаркой И.Р. Классона в одном из писем С.Н. Мотовиловой - "вы здравомыслящий человек" последняя резонно возражала: "Да, бог с Вами! Разве у нас в семье Ивана Егоровича и Луизы Францевны были "здравомыслящие" люди? Нет, конечно. Были талантливые, интересные люди, очень гордые, но здравомыслящих не было. Вы знаете, как бабушка Луиза Францевна неизвестно для чего продала родовое имение Цыльну, где прошло детство ее детей, где был чудесный дом, сад, река, и неизвестно для чего стала строиться в [ Мокрой] Богурне ? Из благоустроенной усадьбы переехали на голое место и ютились все в одной избе! Я это помню. Потом из четырех изб построили флигель, а большой дом все строился и строился, и никогда не был достроен. Мы обедали во флигеле, в доме стены были из бревен с паклей между ними, а громоздкая мебель в гостиной - обита материей для матрацев: желтые и красные полосы! Керосина бабушка Луиза Францевна не признавала, до 1895 года [т.е. до самой ее смерти,] все комнаты освещались свечами, и это в громадных комнатах дома! Из-за продажи Цыльны папа поссорился с бабушкой. Он хотел ее купить, продал свой хутор, чтоб достать денег, а бабушка потихоньку от него Цыльну продала какому-то Мотовилову. Зачем?" Эти непростые отношения между Луизой Францевной и ее сыном Николаем проскальзывали и в письмах последнего к жене. "Милая моя, дорогая Алина , сегодня вернулся в Тулу после своих сумасшедших метаний и спешу тебе написать. Чувствую себя опять нормально. <...> Мои милые дорогие девочки, неужели не сумею я устроить их жизнь по-людски? Мои бедные дурочки. Спасибо Софье Ивановне большое передай от меня. Я не умею достаточно оценить ее дружбы. Истинные друзья познаются в горе. Она вполне друг, и я от чистого сердца крепко целую и благодарю ее за готовность жертвовать собой, какую она показала и при этом без рисовки, игры в благодетельницу. <...> Если увидишь папашу или будет случай ему писать, передай, что я очень ценю, что он не хочет нас забывать один из всей семьи. Для меня в их семье (кроме Сони, конечно) он только и остается" - (из письма за июль 1886 г. из Тулы).

А вот совсем уж откровенная неприязнь к матери: "Мамаша дуется на меня и папашу. На последнего за то, что он не поругал [сына] Сашу. На меня по следующему поводу. По приезде своем она произвела следствие о побитии шлюхи Елизаветы. С свойственными ей приемами она делала внушения Саше, не позволила ему обедать вместе с другими и прочее. Кричала направо и налево о том, что он эдакий и эдакий! <...> Вообразила, что он хотел ее пырнуть ножом. Это потому, что во время возобновления выговариваний у Саши был в руках столовый нож, которым он разрезывал книгу (он читал купленного [моей сестрой] Сонею Купера). Прибежала из сада, где у них был разговор, объявила папаше, что Саша хотел кинуться на нее с ножом. Сама отлично ведь знает, что выдумывает все это. Требовала наказаний для Саши. Я заметил очень спокойно, что она все это не так делает. Она сказала, чтобы я своих детей по-своему воспитывал. Она, видишь ли, воспитывает своих" (из письма без даты, но до 1888-го).

Ссылки: