Знакомство В.П.Некрасова с С.Л. Лунгиным

В непростые для советских евреев годы московский драматург и сценарист Семен Львович Лунгин познакомился с киевским "драматургом" В.П.Некрасовым :

По стране, набирая силу, гулял " космополитизм ". Черная волна разливалась все шире и, наконец, добралась до театра им. Станиславского, где я тогда работал. <...> Однажды в расписании объявили, что состоится читка новой пьесы "Опасный путь" лауреата Сталинской премии Виктора Некрасова. Это было новое имя. <...> Все с любопытством поглядывали на автора, очень (во всяком случае, на первый взгляд) моложавого человека, который в это время как раз снимал пиджачок и аккуратно умащивал его на спинке стула. "Вы сами объявите, - осведомилась директриса и, справившись по бумажке, добавила,

- Виктор Платонович?" "Сам: Спасибо, сам", - весьма де-ликатно, но определенно сказал он, расстегивая третью пуговку клетчатой ковбойки. И теперь его загорелая грудь была видна чуть ли не до пупа.

Слегка присвистывая на "с", он стал говорить о том, что пьеса эта лежала в литчасти МХАТа лет сто, если не больше. Ее улучшали, шлифовали, насиловали все кому не лень и довели, видимо - тут он криво усмехнулся в свои тоненькие пижонские усики, - вот до этого совершенства - и он поднял папку. Короче, того первого моего варианта, который хотелось бы вам прочитать, здесь нет, есть, правда, дома, в Киеве, но кто же знал?.. Значит, либо отложить, либо читать то, что есть, но за этот текст автор ответа не несет. Как обществу - он так и сказал: "обществу" - будет угодно.

Обществу было угодно слушать. И он принялся читать. Не спеша. Внятно. Вроде бы поставленным голосом, во всяком случае, громче, нежели говорил. Он старательно играл за всех действующих лиц, менял голос, акцентировал наиболее важные места. Он читал, часто отрывая глаза от строчек, и проверял, какое впечатление производит его чтение. Я понимал, что этими нехитрыми уловками он рассчитывает вернуть тексту его первоначальный смысл, интонацию и колорит. Выглядел этот "драмкружок" довольно обаятельно, что вполне соответствовало некрасовскому облику, особенно в те моменты, когда его брови вдруг лезли на лоб и глаза выражали прямо детское удивление по поводу очередной нелепости в прочитанной им фразе. Как он огорчался, хоть вида и не показывал!.. У него всегда хватало юмора одолевать всякую гадость.

<...>Наконец, добрался он до конца пьесы, с чувством, близким к отвращению, захлопнул папку и тщательно завязал тесемки. <...>Началась обычная вялая толкотня. Мне пьеса не понравилась. Мне показалось, что все в ней очень задано, что заранее предвидится конец. Да и автор, как теперь говорят, мне не показался, что-то снобское слышалось в его подчеркнуто-киевской манере говорить, да к тому же расстегнутая до ремня рубаха и густая гривка черных волос, как бы накинутая на покатый морщинистый лоб, тоже не радовали глаз. Эдакий перезрелый пацан с днепровского пляжа! (из воспоминаний С.Л. Лунгина "Тени на асфальте").

Напомним читателю, что речь шла об искореженной МХАТ пьесе В.П. Некрасова "Опасный путь", которая потом все-таки была поставлена театром им. Станиславского под названием "Испытание", но шла всего один сезон. "Просуществовала она на этой сцене недолго - всесильный Репертком после 20-25 спектаклей (было это в 1949 г.) признал ее "клеветнической, искажающей образ советского офицера" и из репертуара изъял". - Из биографического очерка "Вишневский".

С.Л. Лунгину было поручено начать работать с актерами, естественно с участием автора, над пьесой В.П. Некрасова. В связи с этим последний опять приехал в Москву. По пути на квартиру Лунгиных для разговора "по делу" Семен Львович и Виктор Платонович заглянули в пивную:

"Ну, давайте знакомиться, - сказал он. - Вика:" "Сима, - сказал я. - Скажите, как вы вытерпели всю эту мхатовскую волынку?" "Во-первых, из почтения. По этим коридорам: На этих стульях: Шутка сказать!.. Потом Павел Александрович Марков: Лю-безные разговоры за жизнь: Не угодно ли стаканчик чайку? Ебал я этот чаек!.. Борис Ильич Вершилов: "Я обнаружил вас в "Окопах Сталинграда", как в свое время "Дни Тур-биных" в "Белой гвардии": Солидно: Все неспешно: А во-вторых - гордыня! Гордыня одолела - лучший театр должен ставить своего лучшего писателя: А как же!"

Изображая мхатовских мастеров, он изгибался в талии, шаркал ножкой, говорил медовым голосом, все это проделывал очень смешно, не обращая внимания, что на него смотрят стоящие поблизости и хохочут так же, как и я. Это было как раз то самое, что я любил, да и теперь люблю больше всего на свете - такую роскошную импровизацию! Мы допили пиво и двинулись дальше, чтобы ехать к нам.

Мхатовские мастера - это П.А. Марков , который в 1925-60 годах заведовал литератур-ной частью в МХАТе, ставил спектакли в этом театре, а затем - в Музыкальном театре им. Станиславского, Малом театре. И Б.И. Вершилов , который в 1919-1924 годах работал во 2-й студии МХТ, в 1924- 1930-х - в МХАТе, а затем - в Оперном театре им. Станиславского.

Обсуждение пьесы продолжилось у Лунгиных:

Я стал рассказывать ему про пьесу. Как, по-моему, надо ее ставить. Какое оформление. Что следовало бы уточнить, что убрать. Фантазия моя включилась, я почувствовал себя свободным, особенно подхлестнул меня его удивленно-заинтересованный взгляд. Я вспоминаю эти минуты как одни из счастливых в моей жизни. Стали говорить о том, про что пьеса. И тут вдруг словно с цепи сорвались и начали говорить, да что говорить - орать о нашей жизни, о том, что творится в стране... Мы кричали, не закрывая рта, перебивая друг друга, о том, как все это ужасно и с евреями, и с немцами Поволжья, и с крымскими татарами, и про весь этот кровавый маразм, что творился вокруг. В Киеве какой-то инженер повесился от ужаса, что его сошлют на Колыму, и всю его семью с ним, и старую маму: "Откуда вы знаете?" - спросили его накануне смерти. "Ссылками всегда кончалось, - ответил он, - а сейчас ими начинается:"

"Где Короленко? - закричал вдруг Некрасов. - Где эти благородные русские интеллигенты, которые всегда говорили правду властям в глаза? Жалкие трусы, почему мы молчим? Неужели нас так запугали, что мы потеряли облик человеческий? Я смолчу, но мама моя не смолчит: Гады! Гады! - он произносил "хады".

- Вот уж правда: "Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин:" неважно куда, лишь бы в бой: На ту эврейскую старуху, так на старуху - в бой! А несчастный инженер удавился: Тра-та-та-та!.. Ко-роленко на них нету!.. Деградация вонючая!.. Ну, японский бог, где Короленко?..

Для нас весьма важно, как достоверно С.Л. Лунгин воспроизвел страстные высказывания В.П. Некрасова. Из преамбулы его воспоминаний "Тени на асфальте": "Пусть никого не удивляет, что я пишу эту историю, употребляя прямую речь, словно бы сочиняя. Мы с Некрасовым столько раз проговаривали ее, как всегда перебивая друг друга, проигрывали, развлекали наших гостей (а мы очень любили изображать разные сценки и разных людей), и друзья наши могут подтвердить, что я верен здесь не только духу событий, но и их букве. <...>

Все наши совместные истории от многих повторений становились своего рода "устными рассказами"<...>".