Винтер А.В. и Р.Э. Классон

Академик Винтер А.В. Моя счастливая жизнь

<...>Для получения инженерского образования я избрал открывшийся только что Киевский политехнический институт , куда и поступил на механическое отделение в 1899 го-ду. <...>Институт был новый, числился по более "либеральному" министерству торговли и промышленности , и нам не стоило большого труда немедленно организоваться для борьбы с самодержавием. Уже весной следующего года начались "студенческие истории", и наш институт, как молодой, имевший только слушателей первого курса, занял в этой "истории" позицию совершенно непримиримую и в марте был закрыт, а все студенты уволены. Мы разъехались и через два-три месяца получили извещение, что некоторые из нас допускались осенью к переходным экзаменам, другим же было предложено держать вновь вступительные экзамены. Я перешел на второй курс. Ближе познакомился с товарищами, бывшими в рабочих организациях, и принял участие в них. На пасхальных каникулах в Белостоке [, где жили мои родители,] изготовил мимеограф, размножил данную мне прокламацию и распространил ее по городу. Вернувшись в Киев, печатал первомайскую прокламацию к булочникам, которые в то время бастовали, а также принял участие в распространении этих прокламаций. В апреле 1901 г. был арестован и водворен в Лукьяновскую киевскую тюрьму , где и просидел четыре месяца.

После тюрьмы я, конечно, подлежал высылке из Киева. Я в это время работал у про-фессора Киевского политехнического института М.М. Тихвинского и чертил для его лекций несколько видов бакинских вышек и их устройство. Беседуя как-то со мной, он спросил меня, куда я собираюсь "высылаться", на что я ответил, что хотел бы в Баку . В Баку у меня никого знакомых не было, и выбрал я этот город как отдаленный и промышленный. Тихвинский сообщил мне, что в Баку у него есть несколько приятелей, к которым он даст мне письма, так что я сразу буду устроен на работе. Этими приятелями были инженеры Классон Р.Э. и Леонид Красин , которые строили там первые в стране районные электри- ческие станции и электрифицировали Бакинские нефтяные промысла. Я попал в совершенно новую обстановку.

Люди, которые возглавляли дело, - Классон и Красин, - были людьми особыми не только для меня, но и для всего инженерского дела Баку.

Вскоре туда же приехали Александр Красин и инженер Старков , и в их среде я получил подлинное и истинное инженерское "крещение". Я не был стеснен никакими рамками и вначале числился обыкновенным "практикантом". Завоевывать себе положение, определить круг и объем работ было предоставлено мне самому, и я начал проходить практическую школу инженера в качестве помощника мастера по кабельным работам, при установке моторов, устройству трансформаторных киосков и т.п.

Красины, и в особенности Александр, начали научно-исследовательскую работу, к которой они привлекли и меня. Благодаря этой работе впервые за все время существования бакинской нефтяной промышленности были выяснены самые элементарные коэффициенты работ, была доказана вопиющая бесхозяйственность и расточительность эксплуатации промыслов и даны первые указания более правильной и рациональной эксплуатации. Мне было поручено снятие диаграмм работы моторов, их подсчет и разработка, про- верочная работа на паровых машинах, их индицирование (Автор имеет в виду снятие индикаторных диаграмм с паровых машин. - Примеч. М.И. Классона) и т.п. Это было уже настоящее инженерское занятие, правда, временное и для меня тогда еще только побочное, ибо меня все еще больше увлекало непосредственное ремесло, непосредственное участие в работе в качестве мастера.

Этот первый год в Баку (С февраля 1902-го) я провел на промыслах, только изредка посещая станцию в Белом Городе , входя на нее всегда с трепетом, как в храм.

По сравнению с грязью промыслов, с копотью заводов, со всем неряшеством промысловых мастерских она была храмом: красивое здание, абсолютно чистый вымощенный двор, асфальтовые тротуары, хорошие жилые дома и контора - все это резко отличалось от всего бакинского заводского и промыслового окружения. Внутри станции царили идеальная чистота и порядок - в этом отношении Классон был требователен до щепетильности, и он сумел такой порядок вводить и сохранять на всех станциях, на которых работал. Человек большого размаха, большой интуиции, инженер во всех смыслах, с богатой фантазией в своей области, вечно ищущий - он поражал меня всегда своим добродушием и веселостью, когда в работе станции или энергосистемы случались какие-нибудь перебои. Он работал тогда наряду со всеми нами, горел на работе, искал разрешения всех явлений, не один раз рисковал собой и никогда не мешал никому из нас в проявлении собственной нашей инициативы.

Через год я попытался вернуться в институт, но вскоре вновь был изгнан. Эти попытки я повторил еще раз или два, но всегда безуспешно, так что в конце концов я с малыми перерывами пробыл в Баку пять лет.

С промысловой работы я был переведен на станцию. Здесь я начал работать при ремонте машин, все еще увлекаясь ремесленной частью работ, а не инженерскими проблемами и вопросами. С Классоном и Красиными, несмотря на разницу лет и разницу положений, я сошелся близко и часто бывал у них.

Классон был человек остроумный и любитель красочных и сочных выражений; при этом употребительные "русские слова" он не признавал и никогда их не произносил. Застав меня однажды у машины за пришабриванием какого-то подшипника, он остановился, и между нами произошел краткий, но сочный разговор на тему - какая цена мне будет, если я и в дальнейшем буду шабрить, и какая может быть, если я начну заниматься действительно инженерским делом (цена, конечно, не в вульгарном смысле заработка). Этот разговор, во время которого он назвал целый ряд работ и дал целую программу их преодоления, не только заставил меня серьезно призадуматься, но, может быть, именно этой встрече я обязан тому, что я действительно стал инженером.

С этого дня шабер, гаечные ключи, молотки и зубила полетели в ящик, и я принялся за другое. Весь цикл работы станции должен был быть изучен. Я по четырнадцать и шестнадцать часов в сутки проводил в котельной, изучая работу котлов, налаживая измерительные приборы, замеряя нефть, контролируя горение. Следил за водоочисткой и опреснителями, лазил в дымоходы и каналы. Был изучен вопрос потери воды, работы машин и т.д. и т.п. Через шесть-восемь месяцев я был переведен уже помощником заведующего на Би-би-Эйбатскую станцию . К началу 1904 г. мощность станций оказалась уже недостаточной, и началось их расширение. В этой работе мне была предоставлена возможность принять ближайшее участие, особенная ценность чего состояла в том, что к установке предназначались первые в России турбины*, вместо уже устаревавших паровых машин и устраивалась первая передача энергии на 20 000 вольт.

Постепенно, занимая ряд руководящих должностей, я к 1905 г. был уже заведующим Белогородской станцией в Баку.

<...> В 1907 г. я навсегда покидаю Баку, переезжаю в Петербург и поступаю в Петербургский политехнический институт .

<...>Только лабораторные работы с машинами, специальные курсы и проекты увлекают меня и я почти каждый год пропускаю по целому семестру, оставаясь на практике в Москве, на Раушской станции у Р.Э. Классона, где я работаю все годы этого периода по переустройству сетей. Наконец в 1912 г. я защищаю свою дипломную работу и получаю официальное звание инженера.

В этом году Классон приступил к осуществлению своей идеи - создать районную станцию на базе местного топлива торфе . В 70 км от Москвы, около города Богородска , в глуши озер, болот и лесов покупается участок, и там начинается стройка. Меня Классон в начале мая пригласил туда помощником строителя, но через четыре-пять месяцев мне дело на месте передается целиком. Мы производили работу пионеров. По болоту на руках тащили первые бревна, наскоро прокладывали первую грунтовую дорогу, строили бараки, дома, корчевали болото, на дыбы поднимали окружающие деревни, и к нам в глушь потянулись обозы с тесом, камнем, кирпичом и оборудованием.

Через два месяца от 100-сильного локомобиля зажигаются первые огни и работа закипает. Мы работаем день и ночь, мы работаем всю зиму, ибо через десять месяцев одна машина на электростанции должна работать, иначе пропадет весь торфяной сезон года, ибо торфяное хозяйство у Классона должно быть электрифицировано, чего нигде нет на болотах.

И к началу апреля будущего 1913-го года первая машина уже работает и обслуживает нужды торфяного хозяйства. На стройку к нам с первых же дней приезжают директора и владельцы окружающих фабрик - посмотреть, всерьез ли это, или только "дурачится народ". Все настроены скептически, никто не верит, никто не допускает возможности так концентрированно хозяйничать, справиться с такими массами. Но осенью станция [ "Электропередача" ] готова: мы почти по первопутку на санях мчимся в Орехово-Зуево зажечь первые огни от новой станции: вот он свет! Победа, победа, и великое успокоение, великую радость испытываешь в эти венчающие труд минуты.

Наступают будни. Одна за другой фабрики Орехова, Павлова, Богородска наперебой присоединяются к новому источнику энергии; в Москву вливается энергия солнца тысяч лет, аккумулированная в электрическую энергию. В 1916 г. [ Леонид] Красин зовет меня на более крупную работу, на вновь строящийся пороховой завод, и я получаю в свое ведение все электрическое и механическое хозяйство этого нового предприятия.

<...>Вагон за вагоном прибывает из-за границы оборудование, вырос поселок, и осенью 1925 г. станция готова, станция имени В.И. Ленина, красавица Шатура .

Это уже не тот робкий пробный шаг, какой был десять лет назад на "Электропередаче". Это уже станция европейского типа - единая непревзойденная торфяная станция.

Год шестнадцатый. Альманах второй. М., 1933

Ссылки: