 |
Гибель Бобкова по воспоминаниям Елагиной
Комиссия представителей науки осторожно отклонила утверждения Оффмана , признавая правоту Бобкова , который не относил " Эрингу " к коренным источникам алмазов. Однако для вынесения решения посчитали нужным задержаться на Ахтаранде на неопределенное время. Бобков считал вопрос решенным и был раздосадован затянувшимися задержками в ожидании то самолета, то катера. Он стремился продолжать работу, и они решили сразу же направиться отрядом к наиближайшей от Ахтаранды Большой Ботуобии. "Эрингу" он считал уже перевернутой страницей. Бобков был человеком действия, всеми помыслами стремившийся к новым районам.
Самолет за представителями от науки прилетел неожиданно, но каждый из консультантов преследовал свои профессиональные интересы и хотел пообстоятельнее познакомиться с этим районом. Пустым предстояло лететь самолету в Сюльдюкар, и грешно было бы не воспользоваться редкостной возможностью сразу оказаться в районе работ. За каких-то несколько часов весь отряд вместе с имуществом переправлен был в Сюльдюкар .
Задерживаться они тут были не намерены, планируя отправляться теперь уже на Малую Ботуобию - первому на пути от Сюльдюкара вилюйскому притоку. В Сюльдюкаре предстояло договориться с новым начальником партии о получении продуктов и лошадей, отводя для этой процедуры весь следующий день, а утром тронуться в маршрут. Получили на складе продукты и переправили их на противоположный берег в свои палатки, которые стояли на месте нашего прошлогоднего лагеря.
Н. А. Бобков уплыл в поселок знакомиться с новым начальником сюльдюкарской партии. Разговор с С.М. Журавлевым получился долгим и обстоятельным, затянувшимся до вечера. Семен Максимович был человеком новым, не посвященным в закулисные игры Амакинской экспедиции, сохранившим способность объективно воспринимать услышанное. По природе любознательный, он старался вникать не только в хозяйственные, но и в геологические проблемы. Популярно изложенная Бобковым геологическая обстановка района его заинтересовала, и, многое для себя уяснив, он стал ревностным сторонником его взглядов, о чем неоднократно высказывался и за что со временем поплатился.
К вечеру вьючные сумы были подготовлены, и Наташа с Арсением поплыли в поселок поблагодарить Журавлева. А от него уже все трое отправились к лодке, очень довольные, что все так удачно складывалось, без лишних проволочек. На беду, зазвали их в дом радиста, выручавшего нас минувшим летом хлебом и продуктами. В честь пилота он устроил обед, плавно перешедший в ужин. Помимо хозяина и его измученной ежегодными родами жены, остались только виновник торжества - пилот да здешний геолог Юрий Кудрявый . Пресыщенная продолжительным пребыванием за столом подвыпившая компания обрадовалась появлению свежих людей, и, узнав, что разговор с Журавлевым прошел удачно, провозгласили тост за успешный маршрут. Нацедили остатки из опустевшей бутылки, однако Наташа, которая хорошо помнила о прошлогоднем срыве Бобкова после мизерных доз злополучного "дамского напитка", незаметно ополовинила содержимое его кружки. А для него и такого количества оказалось многовато...
Собравшиеся тут люди были очень разными, объединяющей стала для них актуальная тогда военная тема, все мужчины, кроме Юрия Кудрявого, были фронтовиками. Для Николая же Андреевича тема эта очень была болезненной. Впервые после плена почувствовал он себя Солдатом и Гражданином, когда оказался в армии Рокоссовского , которого боготворил. Кто-то из бывших фронтовиков задел честь его кумира неосторожной фразой - мол, Рокоссовский сам был уголовником и в армию к себе набирал одних уголовников. Сказанное разрушило благостное настроение, и едва не вспыхнула драка. Разгоряченный Бобков выскочил из-за стола с горящим взором. На ходу набросил он на плечи телогрейку и, что-то прокричав, стремительно выбежал из дома, направляясь в сторону реки и растворяясь в кромешной темноте дождливой осенней ночи. Наташа почувствовала неладное, и они с Арсением устремились следом, призывая его подождать, но он, не отвечая, ускорял под их крики шаги и, судя по хрусту гальки под сапогами, побежал. Слышно было, как споткнулся о лодку, затем последовал всплеск воды, и наступила зловещая тишина...
Все произошло настолько неожиданно и стремительно, что когда они, обезумев от ужаса, прибежали к радисту звать на помощь, их слова были восприняты как розыгрыш. Тотчас же оповестили Журавлева, оперативно организовавшего поиски. Остановлена была работа ночной смены на драге, работавшей напротив обогатительной фабрики. Всю ночь люди плавали по Вилюю с горящими факелами, баграми пытались добраться до дна, но продолжавшиеся дожди ускорили осенний паводок. Вилюй стал бурлив и глубок, сердито накатывая высокие волны на берега. Не помогли и забрасываемые утром сети.
Прошло менее суток после трагической гибели Н. А. Бобкова, когда, вернувшись от Журавлева, рассказали мне эти страшные подробности. Они нигде не публиковались, и спустя годы вокруг гибели Николая Андреевича стали возникать всяческие небылицы. Конечно, повод для эмоционального срыва мог возникнуть любой, подобно желанию отбивать прошлым летом среди ночи неведомо где границы палеозоя. Как известно, люди, воевавшие на фронтах Отечественной войны, в Афганистане, а теперь и в Чечне, возвращаются к мирной жизни с искалеченной и легко возбудимой психикой. В наши-то дни проводят восстановительное лечение с единицами, а после Отечественной к такой практике вообще не прибегали.
Н.А. Бобков не был ни шизофреником, ни алкоголиком, как хотелось бы некоторым полагать, но он долгое время находился в плену в концлагерях ужесточенного режима, да и у нас проходил проверку в столь же режимных лагерях, калечивших нервную систему. Потому даже мизерные дозы алкоголя действовали возбуждающе, способствуя возникновению непредсказуемых эмоциональных поступков. А тут еще в свой последний полевой сезон мучился он от обострившейся и изнуряющей организм язвы желудка.
В Сюльдюкаре не было таких "баб", ради которых стоило бы затевать пьяные драки, не было и бурных возлияний. К подвыпившей и уже осоловевшей компании присоединились усталые, голодные геологи, обрадованные возможностью избавиться от необходимости готовить пищу на костре. Дальнейшее происходило нелепо, обыденно и до обидного просто, без вмешательства каких-то там надуманных потусторонних сил!
После того как рассказали мне о произошедшей накануне трагедии, долго сидели мы около палаток, погрузившись в горестные раздумья, и молча смотрели на пламя маленького костерка. Окаменевшая Наташа первая прервала молчание короткой и страшной фразой: "А ведь кого-то может обрадовать гибель Бобкова..." Арсений, пряча слезы, отправился рубить дрова. Наташа, сбрасив с себя оцепенение, твердо и решительно сказала: "Призываю тебя, Катенька, в свидетели, когда на Ботуобиях найдут кимберлиты, а там их непременно найдут, клянусь, что воспользуюсь всеми своими связями, но имя Бобкова не будет забыто! Это открытие должно принадлежать ему одному!" Такая пафосность была ей несвойственна, и фраза запомнилась. Обещание она сдержала, хотя, по существу, ее роль в этом открытии также велика. Но она никогда не ставила своего имени рядом с именем Николая Андреевича, посвятив это открытие светлой его памяти.
Ссылки: