Оглавление

Форум

Библиотека

 

 

 

 

 

Участие калмыков в Великой Отечественной войне

Чтобы противостоять негласному дискурсу вокруг "преступления и наказания", калмыцкие историки - многие из них были фронтовиками и все имели опыт выселения - обращались к теме участия калмыков в Великой Отечественной войне, особенно к истории 110-й ОККД.

Первый вопрос, который обычно задают люди, желающие быть объективными: сколько человек сражалось по ту и по другую стороны линии фронта? Если в Корпусе насчитывалось единовременно не больше пяти тысяч сабель, то за 1941-1943 гг. в Красную Армию были мобилизованы все мужчины призывного возраста, годные к несению воинской службы; по подсчетам В.Убушаева, в действующей армии находилось примерно 30 тыс. калмыков, а в тылу врага на оккупированных территориях сражалось 20 партизанских отрядов [ 78 ].

Изучение роли ККК важно не только для исторической оценки событий прошлого века. Тщательное и беспристрастное исследование помогло бы многим осмыслить полувековую историю народа, сняло бы бремя ответственности с одних калмыков за коллаборационизм других, за "не их измену родине" в сложных исторических обстоятельствах. До сих пор темы, связанные с Калмыцким корпусом, табуированы в общественном дискурсе, да и в частной сфере их обсуждение возможно только между близкими, что говорит об актуальности публичного обсуждения. Очевидно, что табуация связана с работой воображения, которое рисовало, возможно, более чудовищный масштаб и характер преступлений Корпуса, чем это имело место быть.

Умолчание о Корпусе было истолковано в народе своеобразно. Дескать, столько лет прошло, и если обнародовать списки корпусников, окажется слишком много семей, в которых родственники были по разные стороны линии фронта. Чтобы предотвратить неизбежные конфликты, якобы было наложено табу на историю Корпуса, по крайней мере, для живущего поколения.

Чувство вины и стыда за других не покидает калмыков из-за того, что публичные судебные процессы второй половины 60-х гг. навязали им чувство коллективной вины. До сих пор в этом вопросе неявно продолжает преобладать представление о "коллективной вине", хотя вина всегда персональна и должна быть доказана в судебном порядке. Коллективная вина - это идеологический конструкт, который используется сильной властью для наказания слабых народов. В случае советского коллаборационизма наказаны были малочисленные народы, а не все народы, имевшие регулярные части на службе вермахта; это было продолжением имперской политики государства.

В Калмыкии предпочитают не поднимать тему о Корпусе в первую очередь из-за самого факта измены родине, который для многих людей не может быть оправдан или прощен. Это также связано с тем, что этническая идентичность калмыков тесно увязана с гражданской. Как этническая общность калмыки сформировались после прихода на Волгу, что нашло отражение в изменении этнонима. Ойраты стали называть себя "калмыками", а для монгольского мира они стали "волжскими калмыками/и/или хальмгуд", или "российскими калмыками/арясян хальмгуд". Для покинувших Россию одно из слов, определяющих их этническую идентичность, оказалось лишним. Три столетия проживания сотен тысяч калмыков в России перечеркивались исходом малой группы. Также было существенным, что Калмыцкое ханство вошло в состав Российского государства с обязательством военной службы. В народе всегда гордились победами калмыцкой конницы в составе российской армии. Впервые за многовековую историю калмыцкое соединение оказалось в составе армии противника, именно это вызывало чувства вины и стыда. Сами корпусники в своей газете все время подчеркивали, что их врагом является "жидо-коммунизм", что их "цель - бороться с большевизмом всеми силами и средствами для лучшего будущего своего маленького народа" [ 79 ].

Другой причиной стыда из-за ККК были вошедшее в сознание всех советских людей отношение к Великой Отечественной войне как к святыне, сакрализация памяти ее жертв. Вопрос об ответственности за человеческие потери замещался увековечением памяти о погибших, количество жертв обосновывало величие победы. Такая священная война, тиражированная учебниками, литературой и кино, на протяжении пяти десятилетий внушала советскому человеку, что военный сценарий был прост: смерть или победа. Альтернатива "жизнь и плен" не рассматривалась. Патриотическое воспитание предполагало не любовь к родине, а любовь к социалистической родине. Преодолеть эти подходы до сих пор непросто, несмотря на то, что гласность приоткрыла множество примеров незаслуженно жестокого отношения советского государства к своим гражданам. Коллаборационисты, военнопленные, бывшие на оккупированной территории миллионы людей долгие годы были вне закона. А кто же судьи? Советское государство, которое не имело права судить людей за желание жить, поскольку само без суда уничтожало миллионы? Продолжать относиться к коллаборационистам (а не к военным преступникам, признанным таковыми по суду) безоговорочно как к предателям значит поддерживать идеологию сталинизма.

В молодежных беседах, в отличие от "стариковских", можно "услышать" другие настроения. То кто-то посетует, что с оккупантами ушли не все калмыки, а то бы жили сейчас в процветающих странах. То слышится скрытая гордость, когда речь заходит об особой жестокости калмыцких "карателей".

Например, группа студентов-стройотрядовцев оказалась на Украине в каком- то доме, и у единственного азиата старуха спросила: "Ты калмык?. Парень догадался, почему она из всех восточных народов СССР выделила калмыков, и спросил: "Что, были здесь калмыки?. "Были, ох, лютовали", - был ответ80. Коллега, рассказавший эту историю, слово "лютовали" произносил с нескрываемым удовольствием и торжеством. Я восприняла его рассказ как рефлексию на колониальный комплекс - вы ("русские") считали нас дикарями, а до сих пор ведь помните свой страх.

Перестройка общественного сознания, начатая в середине 1980-х, изменила многие оценки: день создания латышского легиона стал национальным праздником Латвии, и, пока не появилась перспектива войти в Европейское сообщество, в этот день в Риге проходил военный парад. Одна из улиц Львова носит имя С.Бандеры. В то же время Власовская армия, восточные легионы, Калмыцкий корпус только начинают становиться предметом отечественных исторических исследований. Первым, кто написал серию монографий о коллаборационистах с Кавказа и Урала, из Средней Азии, Поволжья и Калмыкии, о РОА, был Й.Хофман [ 81 ]. Принимаясь за монографию о ККК, он считал, что спустя 30 лет страсти утихли и люди смогут дистанцироваться от исторических событий. Но в 1974 г., когда его книга о калмыках увидела свет, проблема вины и наказания была еще болезненной. Сегодня историю военного коллаборационизма плодотворно изучает К.Александров, а И.Гилязов исследует историю коллаборационистов из волго-уральских татар.

Как показал Б.Андерсон, для успешного формирования нации народ должен не только многое помнить из своей истории, но и кое-что забывать. Например, французам нужно было забыть о Варфоломеевской ночи, американцам - об ужасах Гражданской войны [ 82 ]. Но "забыть" в этом контексте значит не "стереть из памяти", а избавиться от негативных эмоций, принять происшедшее как исторический факт, унаследовать историю.

Если при советской власти калмыков жестоко наказали из-за ККК тотальной депортацией, то не является ли это характеристикой самой власти? Можно ли за преступления одних людей наказывать других? Не та же методика захвата заложников единодушно осуждалась применительно к нацистским оккупантам и к современным террористам? И если народу, чтобы чувствовать себя в гражданском отношении комфортно, надо очистить совесть исповедью и понять, что коллективной вины за ним никакой нет, то и государству надо сделать все, чтобы острота этого вопроса притупилась, а там и проблема рутинизируется. Для этого принять соответствующие политические решения, открыть архивы, стимулировать исследования по актуальным проблемам отечественной истории.

Возникает вопрос: если есть оправдание для людей, ушедших в Корпус, то люди, оставшиеся верными воинской присяге, были неправы и погибали зря? Конечно, нет. Во время войны часто люди не сами распоряжались своей судьбой. Нередко обстоятельства были сильнее человека, и именно исторический контекст влиял на события не в меньшей мере, чем люди. У каждого человека свой опыт, свой характер, своя удача, потому и поступали люди по-разному. Но эти отличия сегодня не должны окрашиваться в черно-белые тона. Идентичностей у человека много, и их иерархия, как показывает жизнь, ситуативна.

История Корпуса стала "навязчивой идеей прошлого", калмыцким "синдромом Виши". А.Руссо, введший в оборот этот термин на примере коллаборационизма во Франции, задавался целью помочь современникам перейти от бесконечного экзорцизма к работе памяти, которая является также и работой скорби [ 83 ].

Возможно, для осознания места ККК в судьбе народа должно пройти время, чтобы историческая дистанция сняла эмоции, без которых образ врага оказывается не столь схематичным, а образ Родины - не всегда справедливым. Нюрнбергский процесс осудил военные преступления против человечества, однако государственные репрессии против миллионов советских граждан так и не получили юридической и даже последовательной политической оценки. Постсоветская Россия/Калмыкия ждет заново написанной истории, свободной от неудобных тем и устаревших идеологем. Современный мнемопроект в Калмыкии должен быть открытым и гласным. Тем более и само непростительное как будто начинает исчерпывать себя.

Замечание читателя

2017-04-12 13:21:12 Зинаида Лонгортова : я знаю, это страшные годы для калмыков. Они жили в нашей деревне Кушеват Им помогали такие люди, как моя бабушка. которые давали им рыбу. а ещё есть место захоронения калмыков, но оно заросло. Но переселяли после войны с малых деревень и нас - проходило укрупнение населённых пунктов.

Ссылки:

  • ВЫСЕЛЕНИЕ КАЛМЫКОВ С РОДИНЫ, 1943 г
  •  

     

    Оставить комментарий:
    Представьтесь:             E-mail:  
    Ваш комментарий:
    Защита от спама - введите день недели (1-7):

    Рейтинг@Mail.ru

     

     

     

     

     

     

     

     

    Информационная поддержка: ООО «Лайт Телеком»