Судебные процессы над "Калмыками-предателями" (1966 - 1974 гг.)1

Кампания началась с публикации в самой читаемой газете "Советская Калмыкия" статьи "Следы ведут на запад". В ней использовались почти все идеологические штампы военных лет: банда убийц, карателей и вешателей, гитлеровские наймиты, чудовищные зверства, кровавый маршрут палачей. О составе Корпуса говорилось: "притаившиеся до поры до времени враги Советской власти, бывшие богатеи, уголовники, морально разложившиеся люди" [ 38 ]. В местных откликах на эту статью выражались гнев и ненависть к отщепенцам и фашистским холуям. Авторы - калмыки дистанцировались от бывших корпусников идеологически и этнически. Вот отрывок из статьи

"Им нет пощады", помещенной под рубрикой "Убийц и предателей родины - к ответу!":

"Их было, конечно, немного. Это были люди, давно потерявшие стыд и совесть, жившие шкурными интересами, с ненавистью в душе смотревшие, как наш народ под руководством партии Ленина активно участвует в строительстве новой жизни. Те из этих палачей, кто успел удрать на Запад, нашли сейчас новых хозяев и верно служат им, усердно участвуя в работе антисоветских организаций, выдавая себя за "представителей" калмыцкого народа. Но они никого не обманут. Ничто не связывает их с нашим народом, который проклял их еще двадцать лет назад". [ 39 ].

В 1966 - 1974 гг. прошли семь судебных процессов над бывшими на командирских должностях корпусниками, которые были репатриированы, осуждены и к тому времени еще отсиживали в лагерях свои сроки или недавно освободились. Если первое наказание было вынесено за закрытыми дверями и обнародованию не подлежало, то процесс 1968 г. был публичным. Он еще только начался, а газеты уже знали, что к чему, и ни в чем не сомневались. Как писала СК, следствием установлено, что в августе 1942 г. из бандитов, националистов, реакционно настроенных авторитетов буддийского духовенства, дезертиров, конокрадов и другого уголовного и антисоветского элемента германскими разведывательными органами было создано карательное формирование, которое в начале 1943 г. стало преднамеренно выдаваться немцами за национальное соединение под названием Калмыцкий кавалерийский корпус . ККК в газете представал как банда разбойников и головорезов, управлявшаяся отдельными озверелыми садистами [ 40 ].

Кто же был арестован и привлечен к уголовной ответственности? Это С.А.Кононов , бывший кадровый офицер Красной Армии, Ш.Б.Мукубенов, бывший народный судья Яшкульского р-на, Б.И.Хаджигоров, бывший замминистра здравоохранения республики, С.А. Немгуров, до войны работавший в органах милиции. Как показало следствие, Коноков летом 1942 г. дезертировал из 110-й ОККД и поступил в Корпус в декабре того же года. Остальные трое попали в плен и оказались в Корпусе, уже имея опыт службы в других частях на службе вермахта: Мукубенов через отряд Огдонова, Хаджигоров через Туркестанский легион, Немгуров через 1-й Донской казачий полк.

Репортеры, освещавшие процесс, не задавались вопросом или не могли писать о том, как же подсудимые принимали решение перейти на другую сторону.

Почти полтора дня рассказывал Хаджигоров о том, как сдавался в плен немцам, изменил родине, как оказался в "Туркестанском легионе"... и наконец перешел на службу в "корпус". Суд терпеливо выслушивал и этого убийцу. Прикидываясь невинной овечкой, он вспоминает, что его на каждом шагу раздирали "сомнения" и что он даже "искал" случая бросить банду убийц и встать в ряды защитников Родины [ 41 ].

Этот судебный процесс своей заданной тональностью обсуждения и привлечением детей подсудимых, которых вынуждали так или иначе публично отрекаться от отцов, очень напоминал политические процессы 1930-х . Вот, например, обвинительное письмо в редакцию, вряд ли написанное по доброй воле человеком, переживающим семейную трагедию:

Хаджигоров , сидящий сейчас на скамье подсудимых, лишь формально является моим отцом, а я - его дочерью. Этот человек никогда не был настоящим отцом и порядочным семьянином. Он не только расстреливал и убивал мирных, невинных людей, но и искалечил жизнь моей матери, женщины, родившей от него четверых детей. Я самая старшая в семье и поэтому познала и пережила вместе с моей мамой все ее горе и весь позор так называемого отца.

В 1941 г., когда началась Великая Отечественная война, мне исполнилось 8 лет. Я уже тогда чувствовала, что в семье творится что-то неладное, часто видела, как мать плачет. Впоследствии узнала, что отец еще до войны пил, гулял, изменял маме, издевался над ней, стараясь превратить в домашнюю рабыню. А бедная мать все надеялась, что он образумится, со временем станет хорошим мужем, любящим отцом. Он же совершал одну подлость за другой...

Мне стоило огромного напряжения высидеть в зале суда, слушая из его уст, из уст потерпевших и подсудимых о тех злодеяниях и преступлениях, которые Хаджигоров, человек, именующий себя моим отцом, совершил в годы Отечественной войны, будучи на позорной службе у фашистов. Он и сейчас пытается лгать, изворачиваться. Следовало бы вам, Хаджигоров, хоть один раз быть мужчиной, чистосердечно признать свою вину перед Родиной, рассказать людям, советскому суду всю правду о себе и своих преступлениях в период Отечественной войны.

Я давно отреклась от такого отца. Отцом была для нашей семьи Советская власть, и мы гордимся этим. Наша любимая мама не щадила здоровья, своей жизни, молодости, чтобы вырастить нас настоящими советскими людьми. В этом ей помогала Советская власть, советские люди, но не Хаджигоров.

Я требую от своего имени, от имени своей семьи, сестры, ее семьи, от имени сотен безвинно замученных людей, погибших от рук палача, от имени всего калмыцкого народа вынести изменнику Родины Хаджигорову самый справедливый приговор - высшую меру наказания [ 42 ].

В ходе слушаний состоялась выездная сессия Верховного Суда Калмыцкой АССР в Кривом Роге, потому что там когда-то дислоцировался ККК и многие свидетели его преступлений были живы. Они рассказали жестокие подробности:

Палачи не просто без суда и следствия расстреливали свои жертвы, а перед этим глумились над ними. В селе Журавино почти у всех погибших на шеях были затянуты ремни или веревки, разбиты головы, отрезаны уши и вырваны языки, а у учительницы Мельнич отрезаны груди [ 43 ].

Читать о таких зверствах жителям республики в 1968 г. было жутко. Не так давно калмыков вернули из мест выселения; кто знает, может, за такими вновь открывшимися делами снова последует наказание всему народу?

Сотрудники КГБ и прокуратуры, принимавшие участие в следствии и присутствовавшие на заседаниях, и ныне отказываются говорить на эту тему. Меня поразил аргумент "мне было неинтересно", который я слышала от нескольких офицеров. Как же могло быть им неинтересно? Но, видимо, подробности зверств, учиненных корпусниками, были столь ужасающими, что в совокупности с общей этнической идентификацией, не пускали в сознание калмыков - офицеров КГБ информацию о ККК, которая должна была быть логически выстроена по их профессиональным канонам с последующим возмездием по закону. Но где страх, там и смех. Рассказывают, что когда у одного свидетеля спросили на судебном процессе в Кривом Роге:

"Вы узнаете палачей?", этот житель Украины уверенно сказал:

"Да" и указал рукой на группу калмыцких судей и сотрудников прокуратуры, которые были приблизительно такого же возраста, что и подсудимые, но в годы войны. В этой анекдотической истории, рассказанной юристами, кроется сомнение в подлинности всех свидетельских показаний. Если для украинцев все калмыки были на одно лицо, то и события двадцатипятилетней давности могли быть в памяти искажены.

Открытый судебный процесс 1968 г. проходил в самой большой аудитории Элисты - в здании Калмыцкого государственного театра . Все общественные обвинители: ветеран войны и персональный пенсионер, знатный животновод и писатель - требовали высшей меры наказания. То же самое писали многочисленные читатели "Советской Калмыкии". Характерная для калмыков терпимость была забыта начисто, как и буддийские нравственные основы. Люди опасались, что процесс над корпусниками превратится в процесс над калмыцким народом. Поэтому подсудимых рассматривали как искупительную жертву: чтобы спасти народ и его честное имя, надо было пожертвовать этими четырьмя стариками, которые, очевидно, так или иначе были виноваты. Сами по себе, как личности они уже никого не интересовали, став козлами отпущения. Все подсудимые до этого уже отсидели свои "срока", но были наказаны вновь и получили высшую меру наказания. Заповедь римского права "не дважды за одно и то же" была забыта. В воздухе висел вопрос: "Снова в Сибирь?". С тех пор еще долго калмыки не будут вспоминать ни историю Корпуса, ни судебные процессы.

Многие выступления на процессе 1968 г. транслировались по радио в прямой передаче. Жители республики стали ассоциировать калмыков с военным коллаборационизмом. Участились массовые драки между молодыми людьми калмыцкого и русского происхождения. Чтобы снизить степень межэтнической напряженности, на предприятиях Элисты выступали специально подготовленные лекторы из КГБ, разъяснявшие людям разницу между Корпусом и народом. Один из семи процессов был организован так, что на скамье подсудимых оказались коллаборанты славянского происхождения, служившие полицаями на территории Калмыкии. Этих людей, как я поняла, специально разыскивали сотрудники КГБ калмыцкого происхождения, чтобы показать, что коллаборационизм - явление интернациональное и не одних калмыков можно обвинять в этом.

Последний процесс состоялся в 1983 г., когда судили корпусника Лукьянова , к тому времени гражданина Бельгии, приехавшего с туристической целью в СССР. Спустя сорок лет на суде в Элисте его опознал свидетель военных преступлений на Украине. Военный трибунал Северо-Кавказского военного округа приговорил 79-летнего подсудимого к смертной казни - расстрелу [ 44 ].

Ссылки: