Ландау, Иоффе и тонкослойная изоляция

Источник: Кокин Л., 1981 

Теория твердого тела, как указал Ландау, не допускала необходимого для гипотезы тонкослойной изоляции разгона ионов в твердом теле..."

Как указал Ландау! За этой обычной на первый взгляд ссылкой на авторство ученого коллеги, точно пламя под пеплом, скрыта драма, перехлестнувшая рамки эйнштейновой "драмы идей" и подвергшая искусу самую педагогику Иоффе. И. не в том была суть, что будущему нобелевскому лауреату исполнилось двадцать три в эту пору - новые волны "мальчиков" бурлили в Физтехе, - и даже не в том, что теоретик Ландау, впитав новейшую физику с молоком, опровергал "лавинную" гипотезу Иоффе.

Двадцатитрехлетний теоретик только что вернулся от Нильса Бора из Копенгагена, из самого эпицентра событий, подобно землетрясению сотрясавших теоретическую физику (а оттого, следственно, и океан всей физики вообще). Принятый после университета аспирантом в Физтех, ярко заявивший о себе уже первыми своими - студенческими и аспирантскими - работами, он провел (физтеховская традиция!..) в командировке за границей полтора года - "для продолжения образования" - в Берлине, Геттингене, Лейпциге, Кембридже, Цюрихе, участвуя в семинарах Борна , Гейзенберг а, Дирака , Паули , Шредингера ...

Но дольше всего и плодотворнее всего оказалось пребывание в копенгагенском "питомнике гениев" , где на семинарах у Бора рядом с ним, вместе с ним, вопреки ему фонтанировали те же Паули и Гейзенберг, Франк , Пайерлс , Крамере , Клейн , другие молодые и не очень молодые теоретики из разных стран, превращая Копенгаген в "столицу квантовой физики". В возвращении молодого Ландау от Бора угадывалось, пожалуй, известное сходство с возвращением (четвертью века ранее) молодого Иоффе от Рентгена - сходство, без сомнения, приблизительное по одной хотя бы причине: уж очень изменилась с тех пор российская физика. Главное же сближение состояло в том, что Ландау в 1931-м, как и Иоффе в 1906-м, возвратился домой вестником бури, правда, иной, новой бури - квантовой революции в физике, тогда как многие сверстники Иоффе, начиная с самого Эйнштейна, еще надеялись обойтись кругом прежних понятий...

И при нашем сопоставлении это, увы, несколько сближало академика Иоффе-1931 с профессором Хвольсоном-1906 ... Впрочем, к счастью, не только с ним - однажды Абраму Федоровичу был преподан на сей счет исторический урок. Как-то он спросил Обреимова , понимает ли тот квантовую механику , на что услышал ответный вопрос-а понимает ли сам он уравнения Максвелла . "Ну, это совсем другое, - сказал, как запомнилось Обреимову, Иоффе. - Уравнения Максвелла обладают наглядностью". И заспорил с утверждением Обреимова, что так было не всегда. В ответ Обреимов заметил, что Больцман, много сделавший для разъяснения максвелловой теории, тем не менее не считал ее понятной. И в доказательство привел взятые Больцманом в эпиграф к своему сочинению на эту тему слова Гете: "Я должен вас с трудом учить тому, чего сам не знаю..."

Ландау, однако же, к тому времени еще не успел задуматься над историческими параллелями. Существенную поправку диктовал и характер Ландау. Даже однокашники по университету (а был среди них, в частности) Иваненко опасались его языка, его резких оценок и заметной заносчивости.

Тем сильнее проявились эти не лучшие черты характера теперь, по возвращении из Европы, где недавний "анфан террибль" сделал ряд блестящих работ, где с физиками мирового класса удержался на равных.

"Бескомпромиссность Ландау, - много позже заметил очень расположенный к нему Капица, - свойственная всем выдающимся ученым, когда дело касается их работы, распространялась у него и на личные отношения". Из маститых первыми испытали это на себе Френкель и Иоффе...

Давно ли Яков Ильич Френкель , руководитель аспиранта Ландау, возглашал полушуточно: "Мы на волнах вероятности плывем, на классическую физику плюем!"? И вот уже сам в пылу спора объявлен "теоретическим хламом". А Папе Иоффе, без содействия которого аспирант, скорее всего, не попал бы ни в Европу, ни к Бору, - Папе Иоффе, позволившему себе усомниться в физическом смысле очередного построения теоретика, объяснено с нескрываемой снисходительностью, что теоретическая физика сложная наука и не всякий-де в силах ее понять!..

Быть может, в иных обстоятельствах неизменно доброжелательный (и в особенности к молодежи) Иоффе спустил бы эту неостроумную выходку, как прощают избалованному ребенку. Мальчишка, дерзкий мальчишка! Но уж очень трудная ситуация складывалась с работой, на которую возложил он столько надежд. А заносчивый теоретик, почти что играя, доказывает необоснованность всего замысла, всех предпосылок. И благо бы сожалея, так нет же, едва ли не с торжеством! И Иоффе, с его терпимостью, широтой, педагогичностью, тактом, с его готовностью согласиться даже с замечанием студента на лекции, будь оно справедливо (и такое случалось), обиделся не на шутку чуть ли не в первый раз в жизни. Не за критику по существу, разумеется, нет, - не сам ли всегда поощрял свободу высказываться, невзирая на заслуги и авторитеты ("...не следует пренебрегать советами умных людей, даже если они моложе тебя...").

Тут, наверное тоже впервые, высказывания перешли с существа науки на личность, - именно с этим не смог примириться Иоффе, при некоторой своей чопорности, унаследованной, похоже, вместе с крахмальным воротничком еще от Рентгена. И так все переплелось!..

Ссылки: