|
|||
|
Чедвик Джеймс
Ассистент Резерфорда Джеймс Чедвик был человеком тихим, однако к цели своей шел решительно и неуклонно. Он вырос в трущобах Манчестера, а профессиональная его карьера едва не оборвалась в самом начале. Защитив у Резерфорда диссертацию, Чедвик перебрался в Берлин, чтобы заняться исследованиями в лаборатории вернувшегося туда Ханса Гейгера. Когда же началась Первая мировая война, Чедвик смиренно последовал совету местного представительства компании Томаса Кука, уверявшего, что с отъездом из Германии можно не спешить. В итоге он провел четыре года как военнопленный - запертым в переоборудованных под лагерь конюшнях холодного и продуваемого всеми ветрами потсдамского ипподрома. Чедвик пытался проводить исследования и здесь, он даже сумел раздобыть радиоактивные препараты. В распоряжении компании "Берлин Ауэр" оказались запасы тория, который она предлагала немецкой публике в составе зубной пасты, заставлявшей зубы сиять белизной. Чедвик заказывал через охранников этот чудотворный отбеливатель и использовал его в своих опытах. Однако оборудование у него было до того скудное, что никаких серьезных результатов ему получить не удалось. Он отставал от своих коллег по науке и, вернувшись в Англию в ноябре 1918-го - по окончании войны, - с трудом наверстал упущенное. И больше уже никогда ничьим советам не следовал. Когда в 1939 году началось немецкое вторжение в Польшу , Сэр Джеймс Чедвик проводил вместе с семьей отпуск на континенте, и, хотя принимавшие их люди уверяли его, что шансов оказаться на занятой немцами территории у него попросту не существует, Чедвик с редкостной быстротой возвратился с семьей в Англию. Его умение спорить с Оппенгеймером произвело на генерала Гроувза впечатление настолько сильное, что тот предложил ему видный пост в Вашингтоне, и в конечном итоге Чедвик стал одним из наиболее деятельных администраторов Манхэттенского проекта . Он дожил почти до середины 1970-х. Последствия взрывов атомной бомбы произвели на него впечатление настолько гнетущее, что даже спустя многие годы после трагедии Хиросимы и Нагасаки он писал: "Я начал глотать снотворное. Оно было единственным моим спасением. Остановиться я с тех пор так и не смог. Прошло уже 28 лет, и не думаю, что за эти годы я провел без снотворного хотя бы одну ночь".
Ссылки:
|