Лоуренс и Оппенгеймер

Несмотря на все различия между ними, которые Оппенгеймер назвал "несходством различных темпераментов", оба быстро стали близкими друзьями. Будучи холостяками, Лоуренс и Оппенгеймер жили в Профессорском клубе, проводя Дни благодарения в Йосемитском национальном парке , а по выходным катаясь на лошадях по холмам Беркли. Оппи сначала считал бриджи для верховой езды и английское седло Эрнеста чудачеством, пока не понял, что выросший в Южной Дакоте Лоуренс привык считать лошадей упряжными животными и для него это был способ вырваться из своей среды.

Оппенгеймер познакомил Лоуренса с импрессионизмом. Ранее мать Оппи, Элла, изучала живопись в Париже, а в Манхэттене у нее была своя студия. На стенах квартиры на Риверсайд Драйв висели полотна Ренуара, рисунки Пикассо и Вюйяра, офорт Рембрандта и картина Ван Гога. Оппи расширил кругозор Эрнеста также и в классической музыке. Что характерно, Лоуренсу нравились такие симфонии Бетховена, как Пятая и Пасторальная, в то время как Оппи предпочитал более сложные работы этого композитора. Особенно любимой была 14 соната до-диез-минор "Лунная". Оппенгеймер, который, будучи подростком, страдал от шизофрении и наблюдался у нескольких психиатров, а как-то раз даже подумывал о том, чтобы покончить с собой, считал, что "невероятная энергия и любовь к жизни" была самой привлекательной чертой характера Эрнеста: "В отличие от меня он всем интересовался живо и активно". Практичный характер Лоуренса, его простые вкусы и амбициозность служили противоядием эксцентричному мистицизму Оппи. ("Наибольшее восхищение у меня, наверное, вызывают те, кто достигают необычайных вершин во всех делах, но при этом изображают из себя великих страдальцев", - однажды поделился Оппенгеймер со своими друзьями по колледжу.) Оппи позже утверждал, что узнал о крахе фондовой биржи в 1929 году во время прогулки с Лоуренсом - почти через шесть месяцев после того, как он случился. Различие между ними особенно наглядно проявлялось в отношении вещей. У Лоуренса был "Рео Флаинг Клауд" 1927 года выпуска - роскошный двухместный автомобиль красного цвета с откидными сиденьями, который он купил, еще учась в Йеле и с нетерпением ожидая поездки в Калифорнию. Эрнест любовно обращался с автомобилем, постоянно возился с ним, мыл и натирал воском.

Оппенгеймер прибыл в Беркли за рулем сильно помятого желтовато- коричневого родстера "Крайслер", на котором он с младшим братом Фрэнком едва не перевернулись, разворачиваясь у ступеней здания суда по дороге на запад. К тому времени, как они добрались до Калифорнии, на правую руку Оппи пришлось наложить повязку, а его одежда была вся в дырах от кислоты, которая выплескивалась из аккумулятора, когда автомобиль почти опрокидывался. (Кто из них хуже водил машину, неизвестно, поскольку, как позднее писал Фрэнк о своем брате и о поездке: "Было ясно, что он здорово струхнул, потому что, когда я подкатил к краю Гранд-Каньона, он завопил "СТОЙ!".)

Но несмотря на их столь разительные отличия, между Оппенгеймером и Лоуренсом постепенно стала зарождаться своего рода приязнь на основе взаимного влечения и уважения. Оппи превосходно дополнял Эрнеста, завзятого технаря. "У него скорее аналитический, чем технический склад ума, и при работе в лаборатории он чувствует себя не в своей тарелке", " написал в Кембридж научный руководитель Оппенгеймера из Гарварда. Однако друзьям из других университетов Оппи втайне похвалялся, что Беркли, который Лоуренс описывал как "Мекку" физики, в действительности представлял собой "глушь", где молодые теоретики, как и он сам, могли составить себе имя. Когда Оппенгеймеру необходимо было вернуться в 1931 году в Нью-Йорк для ухода за больной матерью, он попросил Лоуренса приглядывать за своими "остающимися без отцовского присмотра детьми-теоретиками". Эрнест послал розы к кровати умирающей женщины. Позднее, когда Оппи был с визитом в Гарварде, Лоуренс постоянно держал его в курсе о состоянии дел с циклотронами. "Я знаю, что ты там хорошо проводишь время, но возвращайся поскорее", - умолял Эрнест.

Обосновавшись в Беркли, Оппенгеймер снял нижний этаж дома, расположенного среди калифорнийских вечнозеленых секвой, растущих на холмах над университетским городком. Из комнат открывался "вид на соседние городки и на красивейшую гавань в мире", - писал он Фрэнку, в то время занимавшемуся исследованиями в Кавендишской лаборатории .

Скромная квартира Оппи на Шаста-роуд вскоре стала местом проведения шумных вечеринок, на которых подавался в фужерах, края которых обмакивались в сок лайма и мед, фирменный хозяйский коктейль - разбавленный в соотношении 4:1 охлажденный мартини. Тех, кто приходил после начала вечеринки, очень забавлял вид будущих светил физики, пьяных и играющих, стоя на четвереньках, в блошки на геометрических узорах изготовленного индейцами навахо коврика Оппенгеймера. В исключительных случаях, к примеру после защиты диссертаций, Оппи собирал группу студентов и вел их к Джеку - в любимый ресторан на другой стороне Залива; там он заказывал еду и всегда сам оплачивал счет. В зимние каникулы Оппенгеймер и Лоуренс отправлялись в путешествие в Долину Смерти на "Гаруда" - новом родстере "Крайслер", купленном отцом Роберта и названном так в честь птицы, на которой летал индуистский бог Вишну.

Как раз в одной из таких поездок Оппи признался Эрнесту, что его привлекают только физика и пустыня. Летом их прибежищем становилась хижина из грубо отесанных бревен, стоящая на шести акрах в горах к востоку от Санта-Фе. Оппи и Фрэнк наткнулись на эту хижину за несколько лет до этого, во время поездки верхом на лошадях по дикой местности вдоль реки Пекос, неподалеку от горы Коле. Впервые старший из братьев попал сюда болезненным подростком; он жил на соседнем ранчо, где поправлял здоровье и восстанавливался от приступов колита. Оппи, узнав, что эту землю можно взять в аренду на длительный срок у Федерального лесного управления, окрестил ранчо "Перро Калиенте" (хот-дог по- испански). В середине августа, по окончании семестра в Калтехе и перед началом занятий в Беркли, Оппенгеймеры с группой своих друзей, к которым нередко присоединялся и Лоуренс, проводили на ранчо идиллические дни.

Когда Лоуренс женился , Оппи просто стал частью семьи Эрнеста. В качестве свадебного подарка Роберт подарил молодой чете серебряный кофейный сервиз. Поскольку квартира Оппенгеймера, которого дети знали как "дядя Роберт", находилась совсем рядом с домом Лоуренсов - только свернуть за угол и подняться вверх по холму, то он был частым и желанным гостем за обедом, всегда принося Молли цветы, обычно орхидеи.

Узы между Оппенгеймером и Лоуренсом еще более окрепли при совместной работе во время "великого волнения" в физике высоких энергий. Как написал Оппи Фрэнку осенью 1932 года, он с Эрнестом были "заняты изучением ядер и нейтронов и их расщеплением, пытаясь как-то согласовать несовершенную теорию с противоречащими здравому смыслу революционными экспериментами". Но хотя, как теоретик, Оппенгеймер, по-видимому, считал фокусировку пучка циклотрона железными прокладками сродни настройке концертного рояля с помощью картонных пакетиков с бумажными спичками, однако к чувствам и переживаниям своего друга он относился весьма бережно и уважительно - не то что ко всем остальным преподавателям и студентам физического факультета Беркли. Неумные коллеги и бестолковые студенты в равной степени были хорошо знакомы с пресловутым "лечением "голубым глазом" Оппи.

Лоуренс же, несмотря на неудачное выступление на Сольвеевском конгрессе, был исключением. "При всей конспективности своих докладов и при том, что они вызывают массу вопросов, Лоуренс - изумительный физик, - написал в начале 1934 года Оппенгеймер своему брату, добавив: - Но я полагаю, что он, видимо, ошибается в отношении расщепления дейтрона". Со своей стороны, Лоуренс открыто признавал за Оппи интеллектуальное превосходство. В частном письме, направленном администрации университета, в котором он убедительно просил о присвоении своему другу звания профессора, Эрнест писал об Оппенгеймере: "Он с самого начала был крайне ценным сотрудником для Радиационной лаборатории, давая во многих случаях исключительно важное трактование ставящих в тупик экспериментальных данных и освещая практически девственную, область исследований". Растущая зависимость обоих друг от друга заставляла их не обращать внимания не только на несходство характеров, но и на иные, более существенные различия. Так, Эрнест был неспособен смеяться над непонятной ему шуткой, загадочная же и хитрая улыбка Оппи стала отличительной особенностью семинаров в Беркли. И именно фанатично преданные Оппенгеймеру аспиранты, а не сам Оппи, создали легенду о том, что их наставник целиком прочитал - на немецком языке -"Капитал" Маркса, пока ехал через всю страну на поезде, и выучил в Беркли санскрит, чтобы прочесть в оригинале произведения классической индусской литературы. Однако в глазах более беспристрастных наблюдателей, к числу которых относилась и Молли Лоуренс , в глубине души Оппенгеймер был позером. Годы, проведенные в школе этической культуры , где господствовала педагогическая философия, известная как "Американский прагматизм", если и не сформировали целиком, то, во всяком случае, существенно повлияли на его духовные ценности. Как объяснял основатель школы, немецкий эмигрант Феликс Адлер , прагматическая этика учит, что существуют несколько идеальных неизменных нравственных законов, а духовные ценности с течением времени меняются в соответствии с потребностями общества. Результатом стал своего рода возвышенный этический релятивизм с основным упором на бескорыстную деятельность - то, что в школе называлось выполнением "благородного дела". Влияние учения Адлера на дальнейшую жизнь Оппенгеймера иронично подметил один голландский физик, который по-дружески относился и поддерживал Оппи в Лейдене. "Роберт, причина того, что вы столько знаете об этике, - весело говорил он, "заключается в том, что у вас нет характера". Почти все, кто знал Оппенгеймера в Беркли, соглашались, что случай, произошедший во время свидания Оппи с Мельбой Филлипс , его первой аспиранткой, характеризовал его в полной мере. Когда Филлипс уснула во время поездки с Оппи в Беркли-Хиллз, Оппенгеймер просто припарковал автомобиль и оставил девушку в нем, а сам пошел домой. Для тех, кто защищал Оппи, данный эпизод являлся примером милой рассеянности их профессора. Для его хулителей, в том числе и тех, к кому он относился с пренебрежением или унизил на факультете в Беркли, это было доказательством его непреднамеренной жестокости. "Я могу только предполагать, что, возможно, когда они были действительно такими хорошими друзьями, они, наверное, все же не слишком хорошо понимали друг друга", - заметил один из "мальчиков", который хорошо знал как Оппенгеймера, так и Лоуренса.

Ссылки: