Арест С.Ф. Реденса, 1938

В 1938 году отца направили в Казахстан наркомом внутренних дел. А буквально через несколько месяцев - 20 ноября - его арестовывают (см. ордер на арест), бросают в тюрьму и вершат неправедный суд. Обвинения самые тягчайшие - связь с генштабом Польши и шпионаж в ее пользу, провокатор в тайной царской полиции, сокрытие своего "меньшевистского прошлого", приписка партстажа, его также обвиняют в препятствии массовым репрессиям и защите врагов народа... В 1961 году Военная коллегия Верховного суда СССР реабилитировала С. Ф. Реденса - посмертно. В те годы это был, пожалуй, единственный руководитель НКВД такого ранга, которого сочли возможным реабилитировать. А некоторые сегодня Реденса зачисляют в... палачи. В

1989 году в "Открытом письме тов. Б.А. Корсунскому , первому секретарю обкома КПСС Еврейской автономной области" есть такие строки: "Ну а другие палачи... - это руководители карательных органов тех лет... начальники управлений НКВД на местах - Абрампольский, Балицкий, Блат, Гоглидзе, Гоголь, Дерибас, Заковский, Залин, Зеликман, Карлсон, Кацнельсон, Круковский, Леплевский, Пилляр, Райский, Реденс, Ритковский, Симоновский, Суворов, Троцкий, Файвилович, Фридберг, Шкляр и т. д. Словом, выходцы, как Мехлис и Каганович, из сионистской организации "Паолей Сион" и Бунда вместе с близкими по духу и происхождению троцкистами составляли свыше 90 процентов руководителей карательных органов".

Возможно, что по отношению к кому-то эти обвинения журнала "Молодая гвардия" (1989, N11) вполне справедливы и обоснованы, но мой отец, поляк по национальности, никогда не был ни сионистом, ни троцкистом. В партию большевиков он вступил в 1914 году и был ей верен до конца своей жизни.

Как известно, С.Ф. Реденс был арестован спустя восемнадцать дней после смерти Павла Аллилуева , старшего брата моей матери. Светлана в своей книге "Двадцать писем к другу" допустила серьезную неточность принципиального характера, когда написала, что в 1937 году был арестован мой отец, а Павел умер почти спустя год. Как раз эти события могли произойти только в такой последовательности: сначала умирает Павел, а потом арестовывают отца. Так это было в действительности. И я еще раз повторюсь: пока был жив Павел, отца арестовать было невозможно: документов или реальных фактов его враждебной деятельности не имелось.

Павел, занимавший пост Главного комиссара бронетанковых войск , пользовался огромным уважением у Сталина и часто отстаивал перед ним оклеветанных людей, что было хорошо известно многим. Вот я и размышляю сегодня: была ли смерть Павла большим подарком для Берия или он приложил к этому свою зловещую руку?..

Отца вызвали в Москву из Алма-Аты , где он занимал пост наркома внутренних дел Казахстана, буквально через две недели после смерти Павла . Он приехал в столицу 20 ноября 1938 года и сразу отправился домой, куда уже несколько раз звонили и просили отца тотчас прибыть в управление. Обычно жизнерадостный, общительный и веселый, Стах был в этот день хмурым и молчаливым. Уже выходя из квартиры, он вдруг обернулся к провожавшей его бабушке, Ольге Евгеньевне Аллилуевой , и тихо произнес: "Бойтесь, бойтесь, бойтесь жить..."

Эти слова глубоко поразили Ольгу Евгеньевну, и она вспоминала о них всю оставшуюся жизнь. Домой отец больше не вернулся. С.Ф. Реденс был арестован в здании Управления НКВД на Лубянке. В московской квартире и в Алма-Ате были произведены обыски. Все вещи описаны, комнаты опечатаны. Плачущая мать, совершенно раздавленная случившимся, сидела в комнате, оставленной ей производившими обыск сотрудниками НКВД. Тут ее и застал мой дед ( Сергей Яковлевич ), случайно зашедший к нам домой. Он сразу же позвонил Сталину и сказал, что хотел бы поселиться в нашей квартире.

Сталин не возражал, дед сорвал с дверей комнат печати и с этого дня до самой смерти жил с нами вместе.

Явившихся позже по какой-то надобности работников НКВД дед просто выгнал, о чем в деле отца за N21527 имеется рапорт с жалобой. В рапорте сообщается среди прочего, что, оказывается, жена Реденса - Анна Аллилуева, дочь Сергея Яковлевича и сестра жены Сталина. Придя в себя, мать добралась до Сталина и попросила его вмешательства в дело отца.

"Хорошо, - сказал он, - я приглашу в один из дней В.М. Молотова , а ты приезжай с Сергеем Яковлевичем. Сюда доставят Реденса, и мы будем разбираться". Но произошло невероятное - в последний момент дед наотрез отказался поехать к Сталину, и мать отправилась к нему вдвоем с бабушкой. Ничего хорошего из этого не вышло. Отсутствие деда раздосадовало и сильно задело Сталина, он крупно поссорился с моей матерью и бабушкой, никакого разбирательства так и не было, и судьба отца была предрешена. Почему дед поступил так, для меня остается загадкой. Дед Сталина уважал и никогда его не боялся, Сталин платил ему тем же. Как я уже говорил, дед в присутствии Берия говорил Сталину, что он враг; Сергей Яковлевич был человек независимых взглядов, и смелости ему всегда хватало. Думаю, остановить его могло только одно - прямая и недвусмысленная угроза расправиться со всей его семьей, и могла она исходить только от одного человека - самого Берия . И то, что дед в одночасье лишился двух близких людей, могло его убедить, что угроза эта небеспредметна. На этот вывод меня наталкивает и тот факт, что против отца практически ничего документального не было и разбирательство у Сталина могло закончиться только в пользу отца...

Когда отца арестовали, мне было меньше четырех лет, и в памяти остались какие-то отрывочные воспоминания-блики. Лето 1938 года, мы едем в открытой машине - отец, Леонид и я. Отец в форме, мы с братом в белых рубашках и черных пилотках с красными кисточками - испанках. В тот день в Алма-Ату привезли испанских детей, родители которых погибли на Гражданской войне против франкистов. Международных друзей мы тогда не предавали... Еще одно воспоминание относится к лету - осени 1938 года. Отец был в отъезде в Москве, а в это время у него на работе случился пожар. Мать вызвали в управление, чтобы открыть сейф в его кабинете. Я помню эту просторную комнату, заполненную сизым дымом, и маму, стоящую у открытого сейфа. В памяти гнездятся совсем смутные воспоминания, связанные с обыском в нашей алма-атинской квартире. Мать все-таки добилась свидания с отцом. На прощание он сказал ей: "Выходи замуж!"

Она все поняла и похолодела. Значит, его ждет расстрел. Но до конца своей жизни она верила, что отец, которого она очень любила, жив и они еще встретятся. Эта вера подкреплялась рассказами о том, что отца видели в каких-то лагерях. А однажды, сразу после войны, к нам пришел человек, сказав, что он вернулся из лагеря, передал нам привет от отца, с которым, как уверял, сидел в одном лагере. Я был свидетелем этого разговора. Что это было - живая весточка от отца или чья-то провокация? Никто этого не знает и, видимо, уже не узнает никогда...

Ссылки: