ГВС, Майоров А.М.: первый доклад Устинову и Андропову

Надо было лететь в Москву на доклад и согласование. Связался с Огарковым . Решили, что полечу вместе с Черемных , уж больно ответственное дело: первый доклад. - Прилетайте оба. Возьмите с собой в Ташкенте начальника штаба ТуркВО, - добавил Огарков . Это было 5-7 октября 1980 года. В Москве Огаркову в основном докладывал я - в таком деле надо брать всю ответственность на себя. Начальник Генерального штаба Николай Васильевич Огарков слушал внимательно в течение полутора-двух часов.

Потом, ничего не сказав, повел нас с Черемных и Кривошеевым к министру обороны. В кабинете Устинова находились Соколов и Ахромеев . Устинов встретил приветливо. - Ну что? Как идут дела? Как успехи? Скоро ли будет у нас шестнадцатая союзная республика? Николай Васильевич, чтобы приблизить разговор к делу, сказал, что я готов доложить план операций на ноябрь месяц по разгрому главных сил моджахедов и подготовке 40-й армии и ВС ДРА к зимнему периоду. И вот третий час стоим в кабинете Устинова около огромного прямоугольного стола. На столе разложена топографическая карта масштаба 1:200 ООО. На карте заголовок "План боевых действий войск 40-й армии и афганской армии на ноябрь 1980 г.". У стола стоит Устинов, рядом с ним, справа от него, я. Напротив нас - Огарков, Соколов, Ахромеев, Кривошеев, Черемных. Они видят карту "вверх ногами". Мой доклад прошел гладко.

Устинов слушал и курил сигарету за сигаретой. Легкий сизый дымок стоял над столом. Мы обсуждали политическую ситуацию в стране, возможные наши дипломатические ходы, экономическую жизнь ДРА, национально- племенные проблемы, охрану границ, состояние тыла ВС ДРА. Устинов любил, когда присутствующие активно и дружно обсуждали под его руководством проблемы войны, очевидно, этим компенсируя свой недостаток знаний военного дела и искусства ведения боев и операций. И все курил и курил.

Министр обороны спрашивал об обеспечении частей 40-й армии горючим, боеприпасами, о том, как действуют танки в горах. Спросил и о здоровье товарища Бабрака Кармаля. А вслед за этим и о здоровье товарища Спольникова (представителя КГБ в Афганистане) . - А изучал ли эту карту товарищ О ? - вдруг спросил Устинов. Вот тут-то я впервые и почувствовал всю меру ответственности за рискованную комбинацию с "двумя картами" и возможные последствия для себя и сотоварищей, участвовавших в создании этих "двух карт". Назревала драма, а, возможно, и громкий скандал. Врать я не научился и не умел. А правду доложить Устинову не мог - он, я был уверен, не поймет и все и всех загубит. Но, как обычно в такой обстановке, выручил нас самый младший по званию и должности.

 - Товарищ министр обороны! - не в меру громко отчеканил Черемных, - товарищ О. присутствовал у Бабрака Кармаля, когда Главный военный советник докладывал о задачах 40-й армии и ВС ДРА на ноябрь месяц 1980 года. 

О двух картах Черемных, конечно же, умолчал. - Ладно, - буркнул Устинов, - а товарищ Спольников, - не унимался Устинов, - участвовал в разработке этого плана? Устинов явно решил наотмашь бить по самолюбию кадровых военных, уделяя весьма подчеркнутое внимание представителям ведомства Ю. В.  

- Я спрашиваю: Спольников участвовал в работе или нет? - грубо рявкнул сталинский нарком. Лицо Огаркова вытянулось, Соколов невозмутимо молчал, остальные притихли. - А? - громко и тяжело закашлял Устинов.

 - Дмитрий Федорович, обо всем и в полном объеме мы доложим Юрию Владимировичу, - твердо и уверенно пытался подытожить - Разрешите нам дальше продолжить работу. 

- Пожалуйста, - уже мягко вымолвил Устинов,- и докладывайте, докладывайте, докладывайте. Днем и ночью докладывайте. Все это очень важно. Во время своего доклада я постоянно смотрел на Соколова, пытаясь понять, как отреагирует на него Сергей Леонидович, ведь именно сейчас он в полной мере увидел, как я собирался "продолжать" его линию боевых действий. Думаю, он все прекрасно понял и в душе согласился: было время - он все решал, как считал нужным, а теперь пришел новый человек и принимает свои решения на основе собственного анализа.

Устинов спросил его об отношении к содержанию доклада. Соколов ответил, что надо утверждать. - Конечно, надо утверждать, - согласился Устинов.- Но я думаю, нужно, чтобы и Юрий Владимирович свою подпись поставил. Встречи с председателем КГБ мне пришлось ожидать недолго. Он принял сразу же, как только я оказался в его приемной. Встретил, как и прошлый раз, на середине кабинета. Поприветствовал тепло и, вроде бы, дружелюбно. Лицо Андропова показалось мне еще более мучнистым, а голос визгливее, чем в прошлую нашу встречу. Я подробно доложил ему о целях и задачах на ноябрь месяц, поставленных перед 40А и ВС ДРА. Сказал, что обо всем этом мною доложено товарищу Устинову. Он внимательно выслушал мой доклад и тихо спросил: - Каковы, по вашему мнению, отношения внутри Политбюро ЦК НДПА?

Мне не хотелось вязнуть в политических интригах. Я нес ответственность не за отношения внутри Политбюро ЦК НДПА, а за войну. Поэтому от прямого ответа уклонился: - Юрий Владимирович, очевидно, более объективно доложат об этом Табеев , Козлов и Спольников . - Ну хорошо. А как крылья? - Парчам сейчас насчитывает около полутора тысяч членов. Это элита, верхушка, это, главным образом, власть в центре, в Кабуле, в министерствах, в ЦК и администрация в провинциальных городах. Но хальк - тринадцать-тринадцать с половиной тысяч - доминирует в армии. И мы должны это учитывать. И очень с этим считаться. - Надо, однако, форсировать рост парчам. - Хальк - армия, - говорю я, - и там, в подразделениях, частях, даже соединениях он всесилен. Андропову, чувствую, это не понравилось. Но он продолжал: - А каково ваше влияние на товарища Бабрака Кармаля? - Мне трудно сказать, каково мое влияние на него. Да я и не ставлю цель иметь на него прямое влияние. Мое дело выполнять указания Центра. И как можно лучше решать боевые задачи. - До меня доходит, Александр Михайлович, что при докладах афганскому руководству ваши выводы довольно однозначны? - Не вполне понимаю, Юрий Владимирович. - Ну, надо предлагать какие-то варианты, а уж они пусть выбирают. - Такую возможность я им даю. Но все-таки окончательный выбор, наверное, должен быть за нами, за мной, как за Главным военным советником. - Это, конечно, правильно, - согласился Андропов и немного помолчал. - А как поживает Анахита Ротебзак ? Я смутился, не сразу поняв, о ком идет речь. И Андропов не замедлил продолжить: - Вы что, ее не знаете? - Знаю, конечно знаю, Юрий Владимирович, - и в памяти уже возникло все прочитанное и услышанное об этой женщине. - Она ведь в свое время спасла Кармаля . - Слышал об этом, Юрий Владимирович. Мне было известно: однажды на митинге в Герате, когда Бабрак Кармаль призывал к свержению короля, мусульмане забросали его камнями и готовы были убить. В этот момент к собравшейся разъяренной толпе выбежала с белым платком в руке молодая и красивая Анахита Ротебзак и, бросив этот платок под ноги собравшимся, не позволила расправиться с Бабраком.

Андропов, как бы продолжая мои воспоминания об Анахите Ротебзак, с улыбкой и с каким-то особым удовольствием произнес: - Королевских кровей женщина! Будьте к ней внимательны. Она в критический момент поможет вам. - Хорошо, - отвечаю.

- А как дела с сохранением тайны? С замыслом вот этих операций? - он показал рукой на карту. У меня по спине пробежали мурашки. Через толстые стекла очков меня буравил пронзительный взгляд Андропова. Неужели кто- то? Нет-нет, не может быть! - Надеюсь, все в порядке? Не знаю, как чувствует себя человек на детекторе лжи, но в кабинете Андропова я был брошен в темную холодную бездну. Казалось, в какую-то долю секунды, что все пропало, легенда разоблачена, и неожиданно для себя я резанул: - Все в порядке, Юрий Владимирович! Словно тяжело больной, я вышел из кабинета Андропова. Громыко нас заслушивать не стал. В ЦК КПСС не пригласили.

Я один зашел к Огаркову. Он с обычной проницательностью спросил: - Ты ЭТУ карту докладывал Кармалю, Рафи и аппарату посла? Я поискал такие слова, чтобы и смысл их был ясен, и чтобы на Николая Васильевича не перекладывать часть ответственности за мою грязную игру. Да, именно грязную: И я ответил: - Вы прекрасно понимаете, какую карту я докладывал Бабраку. Ее же, после ознакомления посла, представителя ЦК и КГБ я отдал Рафи. Я подчеркнуто произнес слово "какую", что не оставило у Николая Васильевича никаких сомнений в моих действиях. И он сказал: - Ну, и слава Богу! В его словах я услышал себе поддержку и одобрение..

Ссылки: