Адлер Е.Г.: У разбитого корыта

После болезни, оставшись совершенно без заданий, я еще некоторое время не сдавался, упорно работая над предложением своего варианта самолета вертикального взлета и посадки Як-38 , который в то время разрабатывался и строился на заводе. Три реактивные двигателя, установленные на этом самолете, на мой взгляд, были расположены неудачно. При случайном отказе любого из них в ответственный момент вертикального взлета или посадки возникают такие моменты сил, которые парировать нечем. Летчику не остается иного выхода, кроме как, бросив самолет, спасать свою жизнь катапультированием, да и то против своей воли, автоматически. Я разработал иную схему компоновки самолета, при которой вектор вертикальной тяги каждого двигателя настолько приближен к центру тяжести, что в критических ситуациях опасной разбалансировки самолета не возникает. Преодолев свою обиду и гордыню, я обратился к Александру Яковлеву с этим предложением.

Он меня принял сухо, но выслушал. Бегло просмотрев мои схемы, выполненные в красках, как плакаты, спросил: - Кто вам помогал? - Никто. - Где же вы взяли габаритные чертежи Як-38? - Я все же конструктор. В сборочном цехе стоит макет самолета на полу, размеченном полуметровыми квадратами. Достаточно опустить отвес с любой точки макета, как на полу появится ее проекция. Таким образом чертеж общего вида можно получить без труда. - Хм. Я дам указание Совету главных конструкторов рассмотреть ваше предложение. - Спасибо. Совет в составе Бекирбаева , Кулагина и руководителя этой темы Станислава Мордовина особых возражений по существу моего предложения не выдвинул, однако Мордовин под занавес бросил: - Постройка самолета уже так далеко продвинулась вперед, что коренную переделку предпринимать поздно. С этим доводом трудно было не согласиться. Лишь много позже меня осенила здравая мысль: продолжая начатую постройку Як-38 по исходной схеме, можно же было заложить постройку дублера самолета по улучшенной? Но, как говорится, "хорошая мысля приходит опосля".

Итак, время было мной упущено, руки у меня опустились, а тут еще подоспел мой печальный юбилей. Вместо традиционных поздравлений по этому случаю явился директор Савин с формальным предложением двух работ, на выбор: контрольного мастера склада материалов (на отдаленной территории) или инженера по технической эстетике. Обе должности с окладом 120 руб . (это после 430руб.). В случае отказа - законное увольнение с переходом на пенсию. Не будучи эстетом, я склонялся к техконтролю. Выбрав из двух зол меньшее, но не давая еще своего согласия, я заметался в поисках достойной работы. К моему удивлению и огорчению, из этого ничего не вышло. Министр авиапромышленности Дементьев , который меня хорошо знал, прочтя мое заявление о невозможности дальнейшей работы с Яковлевым, с просьбой содействовать в трудоустройстве, спросил: - А ты с ним разговаривал? - Не принимает он меня. Министр проворчал: - Непонятно. На кого опирался, теперь разгоняет. И наискосок написал на заявлении: "Начальнику отдела кадров Дмитриеву".

Дмитриев ответил очень просто: ты договаривайся с теми, куда хочешь пойти, заходи ко мне, тогда и оформим. Легко сказать - договаривайся. Сухой к этому времени уже умер. Занявший его место Иванов , бывший главный инженер, с моей работой раньше не был связан, поэтому ко мне отнесся без энтузиазма. Звоню в Киев Олегу Константиновичу Антонову . - Так мол и так, хочу с вами поработать. - Вы знаете, у нас тут с пропиской трудно. - Об этом не беспокойтесь. Москву на Киев я сам смогу обменять. - Я, конечно, знаю, что вы сильный конструктор, но коллектив будет против. Я молча повесил трубку. Ну что за отговорка! Национализм на Украине и тогда был силен, однако какой же, извините, вы Генеральный конструктор, если не можете принять на работу кого захотите? Что же мне оставалось делать? Я не нашел ничего лучшего, как опустить крылья, покориться судьбе и начать работать мастером. Правда, я еще хорохорился года полтора, упорно отказываясь писать заявление о переходе на пенсию. На меня давили со всех сторон, включая жену - теряешь, мол, ежемесячно пенсию, но я твердил одно и то же, словно попугай: "Хочу работать".

Так тянулось довольно долго. Я усердно делал вид, что работаю, а начальство делало вид, что мне платит, пока это всем не надоело. Вызывает меня как-то в МАП все тот же Дмитриев и спрашивает: - Ты что же это все артачишься, не подаешь на пенсию? Я, знай свое: хочу работать! - Ну и работай на здоровье. Ведь персональный пенсионер в праве на труд не ограничен. - Персональной пенсии мне никто не предлагал. - Вот я тебе предлагаю. - Так ведь все начнется опять сначала, Яковлев же не захочет подписывать положительную характеристику. - Что ты тянешь? Я тебя знаю, министр тебя знает и одного этого достаточно. Мы же не вечны. Кто тебе ее даст, когда нас не будет? - Пожалуй, ваша правда. На чье имя писать? - Министра. Оставишь у меня и все. Персональную пенсию республиканского ранга мне все же дали. После изгнания с основного завода меня посадили посреди небольшой подсобной слесарно-механической мастерской при крупном складе авиаматериалов возле метро "Речной вокзал". Несмотря на то, что весь поступающий материал сопровождался сертификатами качества заводов- изготовителей, здесь в мастерской от каждой партии снова брались образцы, определенным образом обрабатывались и отправлялись в лаборатории основного завода для контрольных испытаний. Эта процедура входного контроля обеспечивалась мной в качестве контрольного мастера. Сидя в сыроватом, темноватом помещении, при неумолчном шуме станков и повседневной суете вокруг,- делая бесчисленные замеры образцов с помощью микрометра, калибров и штангенциркуля, я отпускал свои мысли свободно витать в настоящем, прошлом и будущем. Когда не без помощи некоторых "доброжелателей" А.С. Яковлев был вынужден уйти на пенсию (за ним оставили звание консультанта), исполнять обязанности ответственного руководителя ОКБ с 28 августа 1984 года стал Александр Левинских .

Решив, что никаких причин для моей ссылки не осталось, я сделал попытку вернуться в конструкторское бюро на основную территорию завода, совершенно упустив из виду, что Яковлев-то все еще сможет повлиять на мою судьбу. После краткого разговора по телефону Левинских принял меня едва ли не с распростертыми объятиями. Однако вслед за этим приглашения вернуться на завод так и не последовало. Осведомившись о причине этого, услышал: - А что ты будешь делать на заводе? Я, промолчав, повесил трубку. Тут, наконец-то, до меня дошло: пока жив АэС, мне на завод не вернуться.

Ссылки: