 |
Сергей Вакар: В Варшавском политехническом институте
Мое поступление в политехнический институт не встретило дома должного одобрения, и друг моего отца старший юрист А.И. Мирославский с искренним возмущением говорил мне: "Сережа, что ты наделал? Твой отец и твой брат, высокоинтеллигентные и образованные люди, а ты хочешь быть инженером и опозорить семью! Опомнись пока не поздно!" Но это конечно меня не переубедило.
В конце XIX и в начале ХХ века, то есть в мирное время перед 1-й мировой войной Российская Империя шла быстрыми шагами к высоким культурным достижениям, среди которых видное место занимали успехи развития современной техники, где русское производство отличалось доброкачественностью и прочностью. В количественном отношении, индустрия России быть может и уступала Западной Европе, но только "относительно", а не "абсолютно". Поясню примером последнюю сказанную фразу. Если сравнить "относительную" густоту русской железнодорожной сети с Западно- Европейской, то наша сеть покажется редкой, но если взять "абсолютную" длину русского рельсового пути, в 71 тысячу верст, до войны 1914 года, то наш километраж окажется среди первых в мире.
Русские технические условия во многом отличались от западных, что требовало от русского инженера более широких знаний и сообразительности, чем от заграничного шаблонного инженера, узкого специалиста только своего дела.
Сибирский великий путь , например, строился не так как всюду. Стоверстные расстояния от ближайшего жилья до места постройки, девственная непроходимость тайги и абсолютное бездорожье, все это не давало никакой возможности подвозить к месту работы ни материала, ни железных конструкций мостов, ни обозов с цементом. И все же выход нашелся! Был на месте использован неограниченный, бесплатный, крепкий, местный материал девственной тайги, все мосты временно были построены деревянными и когда по ним осторожно пошли поезда, уже не трудно стало доставлять окончательный материал, железо, цемент и подъемные краны для разгрузки и все то, что было построено временным, легко заменялось постоянным. Проявление аналогичной сообразительности и приспособление к местным условиям требовались и во многих других отраслях техники.
Из сказанного видно, что знания русского инженера должны были быть очень широкими и что его техническое образование должно было отвечать специально особым русским требованиям. Технических факультетов, как заграницей, в Российских Импера- торских университетах не было, а высшее техническое образование , давали специальные институты, принадлежавшие даже различным министерствам; это были: 5 политехнических институтов, 3 технологических института, 2 института путей сообщения, 2 горных института, Институт гражданских инженеров, Электротехнический институт, Межевой институт и Императорское техническое училище.
И если университеты, на юридический и прочие факультеты ежегодно могли принимать без вступительных экзаменов в неограниченном числе всю молодежь, имеющую аттестаты зрелости, то здесь, предоставляя каждому студенту отдельное место в лабораториях, в кабинетах, в чертежных залах и мастерских с полным оборудованием для практических работ, высшие технические институты принуждены были ограничивать число вакансий приема вновь поступающих. При широком стремлении русской молодежи того времени получать высшее техническое образование с дипломом инженера по его окончании, количественное ограничение приема подымало его качественно, так как при конкурсном соревновании институты получали возможность производить основательный отбор для приема лучших из числа всех участников конкурса.
Нам, бывшим гимназистам, владевшим аттестатами зрелости, стоявшим перед распахнутыми дверями университетов, трудно было конкурировать с окончившими реальные училища, лучше гимназистов подготовленными по математике, которые шли на конкурс ва-банк, пан или пропал, и готовились к экзамену у специальных "натаскивателей", хорошо знакомых со специальными ежегодными, каверзными и ехидными экзаменационными вопросами.
Не рискуя вступить в безнадежную и чрезвычайно высокую конкурсную борьбу в Москве или Петербурге, я поступил на химическое отделение Варшавского политехнического института Императора Николая II, где конкурс в прекрасно поставленный и роскошно оборудованный институт был пониже из-за политического бойкота, объявленного местным польским населением русским Варшавским высшим учебным заведениям. После студенческих выступлений 1905 года Политехнический институт временно был закрыт, а после его открытия в 1907 году, он подвергся польскому бойкоту.
Сам факт антирусских выступлений говорит о том, что в Привисленских губерниях существовали шероховатости в русско-польских взаимоотношениях. Варшава была чисто польским городом, и на улицах господствовала польская речь. Польское население Варшавы, будучи в громадном численном большинстве, чувствовало себя здесь вполне как дома, и с подчиненностью России оно в душе никак не могло примириться. Частое появление на улицах Варшавы людей в русских формах: офицеров, полицейских, студентов, гимназистов, кадет, чиновников и пр. лишний раз напоминало полякам о русской зависимости, но за несколько лет моего пребывания в Варшаве в политехнической форме, я не разу не слышал от поляков никакого недоброжелательства, но недружелюбие они высказывали своим же полякам, надевшим русскую форму политехнического института. Варшава была настолько характерно и специфически польской, что, несмотря на многие ее превосходства над другими русскими городами, она вызывала у нас, студентов - уроженцев Великороссии, даже некоторую тоску по родине.
Помню, как было приятно по дороге домой на каникулы традиционно заказывать на станции Смоленск русский борщ с настоящим русским хлебом, и слышать вокруг себя чисто русскую речь. И если после Варшавы, называемой поляками "маленьким Парижем", Москва казалась громадной, пыльной, шумной, вымощенной булыжником деревней, но она была дорога русскому сердцу с ее колокольным перезвоном, радушием, гостеприимством и русской душой. Вспоминая Варшаву мирного времени нельзя обойти вниманием красоту города с его историческими королевскими дворцами, театрами, парками, аллеями, с красивой современной архитектурой домов, и с общим веселым жизнерадостным укладом польской жизни. Ведь не даром Варшавская оперетта считалась второй в мире, то есть первой после Венской. Поистине подлинным украшением центра города в то время был величественный русский православный Храм с золотыми куполами, отличавшийся помимо редкой внешней красоты еще и внутренней его отделкой. Красота иконостаса, художество стен и мозаика были просто поразительны, а поддерживающие высокие своды колонны были сделаны из отшлифованного мрамора и гранита.
После войны и революции, с объявлением Польши самостоятельным независимым государством, поляки варварски взорвали православную святыню, а дивный мрамор и гранит колоннады употребили для обозначения пешеходных переходов на уличных мостовых. Что их побудило к такому варварству, я не знаю! Не есть ли это зависимость независимой Польши от независимых от Бога безбожников-большевиков, так же варварски разрушивших дивный Храм Христа Спасителя в Москве? Варшава была очень чистым городом с бесшумными деревянными торцевыми мостовыми и вымытыми тротуарами, так что калоши там почти никто не носил даже в дождь.
Публика на улице была очень нарядная, не допускающая никакого разгильдяйства. Дамы и барышни конкурировали между собой изяществом и нарядами, и даже горничные не выходили на улицу не покрутившись предварительно перед зеркалом. Мужчины, соответственно, тоже одевались опрятно, элегантно и со вкусом. На улицах и в парках Варшавы, как говорится, можно было и на людей посмотреть, и себя показать. Все это, конечно, отражалось и на русских студентах. Мы ходили в институт на лекции и занятия в форменных тужурках, с большими крахмальными воротничками и манжетами, и маленькую вольность - расстегнуть воротничок мы позволяли себе лишь в жару в поле, на геодезических съемках за 30 верст от города. Студенты-поляки даже и это себе не позволяли.
Как-то, будучи проездом в Москве, со мной произошел такой случай. В сквере ко мне подошел заметно подвыпивший московский студент в университетской тужурке, надетой на малиновую косоворотку, подпоясанный шнурком с кистями, и сказал: "Коллега, подайте 20 копеек на выпивку!" Ничего подобного ни по внешнему виду, ни по костюму студента, ни по его поступку в Варшаве быть не могло. И вообще русские варшавские студенты выделялись среди общего русского студенчества.
Публика на улицах Варшавы всегда производила самое хорошее впечатление, и если приходилось спросить у прохожего по-польски, как пройти в нужное вам место, любой поляк объяснял вам все в самой вежливой форме. Но на тот же вопрос, заданный по-русски, тот же поляк так же вежливо по-русски, вкрапливая в ответ выражение "прошу пана", объяснял вам маршрут, но в этом случае не было никакой гарантии, что он не направит вас в противоположную сторону. Такие случаи бывали нередко. Аналогичные проявления невинного польского шовинизма в Привисленском крае наблюдались довольно часто, чего совершенно не было в Центральной России. Приведу примеры.
Мой родной дядя (брат матери), Петр Сергеевич Гусев , крупный тамбовский помещик, ученый-агроном, получивший высшее образование в Москве, польского языка, конечно, не знал, и проездом в Германию, пользовался русским и немецким. Проезжая по Варшавской губернии, он зашел в вагон-ресторан скорого поезда и хотел заказать обед, но лакей- поляк не понимал русского языка, и пришлось объясняться на пальцах. Спустя немного времени в вагон-ресторан вошел русский офицер, и тот же лакей заговорил с ним на чисто русском языке. Когда же мой дядя пообедал, и дело дошло до расплаты, лакей опять перестал понимать по- русски. Из-за невозможности договориться о стоимости обеда дядя положил приготовленные деньги обратно в карман и сделал вид, что собирается уходить, лакей быстро вспомнил только что забытый русский язык, и расчет произошел без всяких затруднений.
Когда я после окончания Тамбовской гимназии приехал в Варшавский политехнический институт, там я встретился со своим другом Колей Бояровским , сыном командира Батуринского полка, одновременно со мной обучавшегося в Уманской гимназии. Мы встретились, расцеловались и дальше стали учиться вместе. Коля приехал в Варшаву, не зная ни слова по- польски, но здесь он почувствовал себя врожденным поляком и начал учить польский язык. Однажды идем мы вдвоем по главной улице города, и вдруг Коля демонстративно плюнул на тротуар.
- Коля, что ты делаешь? - спросил я его.
- Я плюнул потому, что встретил попа. И, действительно, нам повстречался русский священник, никого и ни чем не затронувший. Идем дальше. Коля снова плюется, хотя никаких предосудительных встреч не было.
- А теперь, Коля, почему ты плюешься?
- А как же? Ведь мы проходили мимо памятника Паскевичу! По своему историческому прошлому Польша была значительным и культурным европейским королевством и ее три раздела, несмотря на сопротивление и восстания, были большим насилием, совершенным над свободным и независимым Польским государством. Таким образом, при полном равноправии в России, Польша находилась как бы в известном русском порабощении, и польский народ был вправе желать полной самостоятельности с польским государственным языком в своей стране. При таком положении естественно возникал польский патриотизм, и нет ничего удивительного, если среди поляков могли попадаться люди, недоброжелательно настроенные по отношению к русским властям, а попутно - и к русскому народу. Варшавяне считали, что они живут в Царстве Польском, и спрашивали нас: "давно ли вы из России"? Мы же считали, что и здесь Россия или, во всяком случае, Российская Империя. Хотя Варшава с коренным польским населением была чисто польским городом, русская жизнь в ней текла своим обособленным чередом, даже без знания польского языка. Поляки же хорошо владели русским, с детства изучая его во всех начальных и средних польских школах. Я говорить по-польски не научился, так как целые дни с утра до вечера проводил в Политехническом институте за изучением наук на русском языке.
В свободное от занятий время моя жизнь проходила в кругу русской молодежи, а если надо было что-либо купить в городе, то польские купцы всегда отлично знали русские названия своих товаров. Русская жизнь в Варшаве принадлежала государственным чиновникам с их семьями, студентам высших учебных заведений, учащимся русских гимназий, отдельным жителям русского происхождения и, конечно, войскам, чрезвычайно многочисленным в Варшаве и во всех Привислинских губерниях ввиду близости границ с Германией и Австро-Венгрией. Войска занимали особенно видное место в "русской Варшаве", чувствовали себя здесь хозяевами положения, так как после победоносных действий фельдмаршала Суворова и генерала Паскевича на их штыках фактически держался порядок в Варшаве, вокруг нее и во всем Привислинском крае.
В Варшаве, в самом городе стояли блестящие части русской гвардии: лейб-гвардии Литовский, лейб-гвардии Волынский, лейб-гвардии Кексгольмский и лейб-гвардии Санкт-Петербургский пехотные полки, лейб- гвардии Уланский Его Величества полк, лейб-гвардии гусарский Гродненский полк и гвардейская артиллерия. В Варшаве были сосредоточены штабы многих крупных военных соединений Варшавского военного округа и Пограничной стражи Привислинского края. Вокруг Варшавы, в непосредственной близости, и вдоль границ России было расквартировано видимо-невидимо различных войск Российской Императорской армии, так что и армейские офицеры бывали частыми посетителями города Варшавы. В Варшаве никаких выпадов польского населения против русского офицерства никогда не бывало, и очень много офицеров польского происхождения служило именно в полках со стоянками в Привислинском крае. Варшавские русские средние учебные заведения были точно такими же, как и все другие в необъятной России: та же учебная программа, те же умственные интересы молодежи; те же педагоги, с удовольствием ставившие "кол" нерадивому ученику; те же гимназистики в синих мундирчиках с серебряными галунами и пуговицами; те же гимназисточки в коричневых платьецах в будни - с черными, а в праздники - с белыми кружевными передничками; те же кадеты, здесь - Суворовского корпуса, с трафаретами "Сув." на красных погонах, та же обычная жизнь учащейся молодежи со скучной зубрежкой наук, чередующейся с гимназическими балами в залах гимназий, где было весло и зарождалась первая невинная влюбленность.
Польских высших учебных заведений в Варшаве в то время не было, а из русских: Варшавский Императорский университет , Варшавский политехнический институт Императора Николая II и Варшавский ветеринарный институт . Форма университета и Ветеринарного института была общей для всей России, а форма Политехнического института была общего со всеми покроя, но с поперечными погонами темно-зеленого бархата с накладными массивными золотыми коронованными вензелями Императора Николая II. Варшавский университет был единственным в России, предоставлявшим право поступления в него лицам окончившим духовные семинарии , и это привлекало их из русских отдаленных мест, что вносило в университетскую студенческую среду чисто русский духовный оттенок.
Программа Политехнического института была очень серьезной. С удачным поступлением в него еще не заканчивались мытарства, тревоги и нервное напряжение студента-первокурсника. Дело в том, что за первый год обучения в институте студент-политехник должен был сдать обязательный минимум экзаменов, практических и графических работ, невыполнение чего влекло увольнение его из института, а для возвращения обратно надо было снова, как со стороны, участвовать в новом приемном конкурсе, но еще неизвестно, как он пройдет в новом учебном году. Этот вторичный, строгий студенческий фильтр окончательно оставлял в институте студенческий контингент, который в дальнейшем обучении мог спокойно и серьезно продолжать свое высшее техническое образование. Занятия в технических институтах требовали от студентов очень много труда, напряжения и личных способностей. Студент буквально раздирался на части, так как нужно было поспеть и на дневные лекции и на вечерние решения математических задач, работать в чертежном и рисовальном залах, в химической и физической лабораториях, на станции испытания сопротивления материалов, в котельной, на электрической станции, в минералогическом и кристаллографическом кабинетах, в музее строительного искусства, практически работать с микроскопом, с геодезическими инструментами, участвовать в научных экскурсиях на фабрики, заводы и постройки и т.д.
Научно-техническая и учебная программа Политехнического института была очень обширной, и иностранцы не верили, как можно было изучать на химическом отделении геодезию, а мне в дальнейшей заграничной жизни, именно знание геодезии принесло большую пользу на изыскании трасс для постройки новых железных дорог в Югославии.
По праздникам, когда институт бывал закрыт, и подзубривать можно было только дома, студент находил время оторваться от книг и вспомнить молодость. В этом случае город открывал перед ним двери, а в Варшаве было что посмотреть и где повеселиться. Русская Варшава была многолюдна, с развлечениями, театрами и клубами, где можно было познакомиться и потанцевать с русскими барышнями и курсистками. Окрестности Варшавы тоже были красивы: дачные местности утопали в сосновых лесах, и приятно было кампанией русской молодежи выехать на лоно природы. Студенты, как и государственные чиновники, в свободное время имели возможность окунаться в жизнь веселого, музыкального и жизнерадостного города, не выходя из круга русского знакомства, если только изящные польские женщины очаровательными улыбками не отвлекали к себе их внимания.
Летние каникулы не приносили студенту-технику желанного отдыха, так как минимум три лета уходили на геодезическую, строительную и заводскую практику. Зато летняя практика обычно была очень интересной и поучительной и даже часто приносила студенту хороший заработок - первый на его техническом поле деятельности.
В институт я поступил в 1911-м году, что теперь кажется допотопным веком, времена примитивной конной тяги и коптящих керосиновых ламп. На самом же деле, это был уже начальный, творческий, прогрессивный век, когда только что были изобретены три главных фактора технической культуры: электричество, мотор и железобетон. Эти новшества техники легли в основу использования теперь всех многочисленных видов электрической энергии, в основу развития работы мотора, в воздухе, на суше, в море и в космосе, и дали возможность поднять ограниченную высоту строительства с железобетонными каркасами до высоты стоэтажных небоскребов. Техническое творчество, в мои студенческие годы, что ни день, приносило все новые и новые ошеломляющие сведения, но о возможности полета человека на Луну и о посылки оттуда на Землю киносъемок по телевидению, мы в то время не могли ни думать, ни воображать. Из всего сказанного видно, как трудны, но и как интересны были технические науки моего времени, и как, обладая широким кругозором, инженеры и студенты-техники должны были быть вдумчивыми и восприимчивыми для понимания творческих новшеств техники того времени.
Мое учение в Политехническом институте шло вполне успешно и казалось, что нет оснований не довести его до конца, то есть до диплома инженера- технолога. Будучи сыном состоятельных родителей, я не ставлю себе в заслугу получение нормального высшего образования, тем более что студенческие годы не без основания принято считать лучшими годами человеческой жизни. За время моего долголетнего обучения в Политехническом институте я успел сдать много математических, общеобразовательных и технических экзаменов, пройти практические занятия в химической лаборатории и в физическом и минералогическом кабинетах, выполнить все графические работы по механике, топографии и архитектуре, включая эпюры с задачами по начертательной геометрии и завершить зимние работы в институте летними практиками, в поле и на постройках, с исполнением там должности помощника инженера. Из всего, чему я научился, наиболее полезным в моей будущей жизни оказались: химия - во время войны, геодезия и строительное искусство - в Европе, а технология металлов - в Аргентине.
В моей личной жизни все шло отлично. Я был материально обеспеченным студентом, твердым шагом шел к диплому инженера и никогда не думал, что события государственного масштаба могут прервать мое высшее техническое образование.
Таким образом, детство, отрочество и юность нашей генерации протекли в нормальной обстановке мирного времени, с полной уверенностью в завтрашнем дне и без предвидения жестоких, грозных событий, могущих перевернуть вверх дном весь личный и государственный уклад жизни.
Колоссальный перелом в жизни, не только в России, но и во всем мире произошел с началом 1-й мировой войны, и нет ничего удивительного в том, что этот перелом коснулся и лично меня. После призыва Государя, всем как один русским людям встать на защиту Родины, в возвышенном патриотическом подъеме откликнулось лучшее студенчество, заполнившее широко открытые военные училища, чтобы научиться быть сменой офицерам, павшим в честном бою на поле брани и чести. И не моя вина, что я, прервав высшее техническое образование, рассчитывал продолжить и закончить его в России по окончании войны, а получилось так, что я сейчас пишу свои вос- поминания из отдаленной Аргентины. Как с неба свалилась жестокая, кровопролитная, и нам совершенно ненужная, первая мировая война... Так по чужому желанию бывает сорвана красавица-роза именно в самый момент ее полного расцвета и чудесного благоухания, с тем, чтобы эта сорванная роза обречена вскоре обязательно завянуть.
Примечание И.А. Александрова Сергей Васильевич излагает семейную легенду, как он ее помнит, на самом деле она неточна. Алексей Григорьевич Вакар в 1812 г. был не смоленским губернатором, а могилевским прокурором и вся история с присягой Наполеону разыгрывалась в Могилеве. Именно он, а не его брат Николай (также известный под своим польским именем Феликс), имел заслуги по части сельского хозяйства. Алексей Григорьевич также также был женат на Мавре Исидоровне Юрьевой , которая до брака с ним имела дочь от Павла Первого , Марфу Павловну Мусину-Юрьеву (1801-1803) .
Она родилась уже после убийства Павла , но он признал ее еще при жизни специальным рескриптом, наделив дворянством, гербом и имением. Когда девочка, которая воспитывалась при дворе вдовствующей императрицы, умерла, ее мать выдали замуж за Алексея Григорьевича Вакара. Подробно об этом см. статьи: Мурзанов Н.А. "Девица Марфа Павловна Мусина-Юрьева" . Летописи историко-родословного общества. Москва, *9, 1905; Мурзанов Н. А. "Девица Марфа Павловна Мусина-Юрьева, часть II". Летописи историко- родословного общества. Москва, Вып. 1 (17). 1909; Арсеньев В. С. К статье Н. А. Мурзанова "Девица Марфа Павловна Мусина-Юрьева". Летописи историко-родословного общества. Вып. 4 (24). 1910. По воспоминаниям Ю.П. Вакар , которые ближе по времени, ее дядя Александр Алексеевич Вакар имел дух дочерей, которые унаследовали фамильное имение.
Ссылки: