Поездка в Петербург, 1873

В чудную весеннюю погоду среди цветущей природы мы выехали 1-го мая из Смоленска, но чем дальше увлекала нас чугунка, которая тоже была для меня новость, тем скуднее становилась зелень, а Питер встретил нас туманом, мелким пронизывающим дождем и ледяной дорожкою через всю Неву.

Карета домчала нас до дома Maman против Летнего сада и Фонтанки. Хозяйке все были рады, но меня смущал неперестававший дождь и холод, требовавший теплой одежды, которой у меня с собой не было. Так просидела я у окошечка чуть не в продолжении недели, не видя ни родных, ни Питера. Наконец, уже Дядя Пл. Ал ., узнав через правоведского швейцара ( училище Правоведения , где воспитывался сын дяди, было возле дома) о приезде А.В., сам приехал к ней и сюрприз при встрече со мною был вполне эффектен, так как не сообщали об отпуске меня Папою. На другой день Дядя взял слово, что мы обедаем у них и вечером едем в театр. После его посещения погода разгулялась, и мы наконец отправились в Смольный к Тете- Маме. Maman вошла первая, а я спряталась за дверью, и когда дорогая старушка моя поплелась притворить ее, я выскочила и бросилась обнимать тетю. Надо было видеть, до чего растерялась родная от радости. Она и плакала и смеялась, даже не знала, что ей делать и чем угостить прежнюю любимую крошку свою.

На другой день мы расфрантились и отправились с Maman на трясучей эгоистке в Коломну. Какого же было мое неудовольствие, когда, почти добравшись до квартиры Дяди, извозчик вывернул нас в грязь. Отделавшись благополучно от падения, Maman все-таки не позволила отправиться в таком виде к Дяде, а когда вернулись мы домой для переодевания, то она разохалась и совсем отказалась ехать.

Сижу я опять у окошечка, пригорюнясь. Вдруг является брат Поль , он был в это время в Питере, и явился с письмом Дяди, чтоб непременно привезти меня. Долго не пускала меня Маmаn, наконец, окружающие уговорили ее, и скоро прекрасный извозчик домчал нас по Морской в Торговую, где меня встретили все родные с восторгом и повезли сейчас же в театр. Вернувшись, я очутилась среди компании кузин (у Дяди было две взрослых дочери и две подраставших, да дочь дяди Модеста Алексеевича неожиданно приехала тогда же в Питер из Рязани) и правоведов, товарищей кузена. Старшая кузина Люба , хорошо образованная, спорила с последними о вопросах веры, и у меня просто уши вянули при резких отрицаниях религиозных воззрений и даже Бога, которые сыпались из юных уст правоведа Каморского. Он несколько раз даже обращался ко мне с вопросами, поясняя, что слышал о моей религиозности, и, следовательно, я должна уметь объяснить все во что верю. Пришлось отнекиваться и потом бежать, потому что спорить тогда я еще не умела, а за трусость и странные недомолвки заслужила сравнение с братцем Полем. Этого было довольно, чтобы еще больше стушевать меня и прилепить язык к гортани.

Так протянулась неделя, посетила я не без удовольствия Цытовичей ( Оленька жила тогда с семьею в Питере) и познакомилась еще с двумя кузенами - сыновьями самого беднейшего дяди Михаила Алексеевича . Старший - Антон , который в детстве был отдан родителями на воспитание моему отцу, служил в Питере и чуждался всех, озлобясь на холодный поступок с ним родителями в детстве. Младший - Феликс , всеобщий любимец, серьезный и отлично учившийся юноша в военной курточке предстал впервые передо мною и понравился мне больше всех.

Через 2 недели отсутствия я снова очутилась в Смоленске. Отрадно было после первой разлуки обнять моего дорогого Папу и рассказывать ему целыми днями последовательно обо всем виденном. Никто никогда не слушал меня так, как, бывало, он! Но, наступало лето. Уже несколько таких сезонов мы прожили в городе по нежеланию Maman оставлять Смоленск с его церквями. Теперь Папа обещал, по обыкновению, ехать на дачу с нами, но я, уже плохо веря в это, взяла с него слово, что если он не поедет на дачу, то отпустит меня с Алёшею в имение его жены в Рославльском уезде, где летом всегда находилась его семья. Папа обещал, и как не стремился на дачу, но не в силах был расстаться с женою и поневоле отпустил меня за 70 верст.

То-то нагулялась я там впервые на полной свободе, и гуляла, и каталась верхом одна, и делала все, что мне вздумается без контроля, но зато в десять раз тяжелее стало дома по возвращении через 2 недели. Однако, мало помалу, я вошла в старую колею. Впрочем, по праздничным дням наступавшей зимы у нас становилось несколько веселее. Папа, видимо, старался найти для меня подходящий круг знакомства. Прежде всего, столкнулась я с веселенькою барышнею Варею Путято , потом с М. Федорович , М. Потемкиной и другими. Приехали также из Витебска три мои кузины Каховские , но все они вертелись вокруг меня от времени до времени, появляясь и исчезая как метеоры, оставляя мало впечатления и не возбуждая никаких прочных дружеских отношений.

Только, глядя на Потемкину и Федорович, кончивших отлично курс (одна - с шифром, другая - с медалью), я впервые невольно подумала: "А я-то, что же?", и как-то начально стала иногда почитывать иностранные книжечки, даже переводить кое-что, вспоминая языки, но дело шло вяло, неумело, бесцельно... Была среди этих барышень еще одна личность, это некто М. Матон , о которой я упоминала. Эта солидная девушка, живущая с 15-летнего возраста своим трудом, уроками, очень нравилась отцу, но посещала скорее мою... (неразборчиво), чем нас, так как ее раньше знала, а меня считала, вероятно, еще слишком юною и не воображала, что значили иногда ее посещения для меня.

Прошла зима. В июне приехал к нам Дядя Платон Алексеевич со второю дочерью своею Надею , и мы недельки 3 провели очень весело. Тут жизнь шла как-то вольнее, я - то гуляла, то каталась на дачу, либо по Днепру с родною гостью и целой компанией знакомых из молодежи. Тогда у нас чаще всех вертелся А.Н. Колачевский , приударявшей за Надею, но поглядывавший на Потемкину, которая становилась царицею Смоленского бального общества. Замечу, кстати, что меня на балы никто не мог соблазнить, несмотря на то, что впоследствии даже Папа желал этого. Возникла эта антипатия "к свету" вследствие того, что, будучи лет 13-ти, я раз как-то попала с Папой и Маmаn на детский костюмированный бал в дворянское собрание, где были и взрослые, ожидая своей очереди веселья с часу ночи.

Я плохо танцевала, хуже других была одета и услыхала резкие насмешки, как над своей застенчивой неловкостью, так и над нарядом. Потом, и среди взрослых, стоявших вокруг танцующих, слыхала постоянные насмешки, то над тем, то над другим. Этого было достаточно, чтобы возбудить во мне положительную ненависть к этим светским удовольствиям, тем более, что я считала себя дурнушкою и, как ни приглядывалась в зеркало, удивлялась, почему другие находили меня хорошенькою, тогда как я была такая худенькая, маленькая, совсем незаметная среди других сверстниц...

Однако, я понравилась себе, когда надела очень ловко сшитое портнихой (прежде у нас ничего не отдавали шить) прелестное розовое платье. Подарила мне его Маmаn на именины, и я очень полюбила этот летний наряд.

Когда Дядя уехал я стала снова приставать к Папе, чтобы отпустил меня в деревню к брату и добилась этой радости. На этот раз я поехала туда не по железной дороге, а на лошадях вместе с сестрою моей ... (неразборчиво), Надеждою Степановною Воронец и Алешею . Путешествие тройкою среди любимой сельской природы очень занимало меня. За 12 верст от Бественки (имение брата) я увидала, что навстречу к нам едет маленький шарабан, в котором сидит дама средних лет, очень симпатичная, а лошадью правит мальчик лет 9-ти. Этот ребенок показался мне, положительно, херувимом, так он был изящен и красив. Поравнявшись с нами, шарабан остановился, и незнакомая дама, равно как и Н.С. Воронец, пришли в восторг от встречи. Надин мгновенно представила меня, а М. Вороновская, как назвала себя новая знакомая, стала убедительно просить заехать к ним, говоря, что и брат мой Поль нынче познакомился с ними и находится у них.

Действительно, скоро мы поравнялись с красивою усадьбою, и навстречу нам выбежал Поль , а на террасе я увидала высокого, очень красивого юношу лет 19-ти, который стал тоже убеждать нас остаться у них, а потом, видя отказ Алеши и мой, обратился ко мне с увещеваниями. Но, когда я отказалась, то стал как-то насмешливо прохаживаться на мой счет, намекая на то, что я, мол, под опекою. Не понравился мне этот тон. Я еще резче отказалась, однако Nadine, не спросясь, обещала М. Вороновской, что привезет меня в августе, когда последняя вернется из Киева и привезет свою единственную 16-летнюю дочь из института. Таким образом, я уехала в Бественку и снова жуировала там по-своему, слушая от времени до времени уверения, то от ...(неразборчиво), то от Поля, что к Вороновской необходимо поехать, и я буду в восторге от них, так как там совсем иная сфера. Но, ничто не влекло меня, и только рассказы о радушном отношении к Полю были по сердцу.

Ссылки: