В отпуске в Староконстантинове, смерть матери (Вайнштейн Г.М.)

Приблизительно в это время я впервые поехал на родину в отпуск повидаться с мамой. Отпусков молодым вообще, как правило, тогда не давали. А я, проработав на транспорте четыре года с лишним, считался еще "молодым". Но кто-то посоветовал написать заявление о болезни матери. Я написал и получил отпуск на пять дней. Надо было проехать до станции Полонное Юго-Западной дороги (около 800 верст) и далее 60 верст на лошадях. Конечно, пяти дней было недостаточно, но я все же поехал. По телеграмме мне отсрочили отпуск еще на пять дней, и я успел погостить на родине - всех повидать, себя показать.

Староконстантиновские евреи, их раввины и талмудисты, занимающиеся ростовщичеством, не в меру любопытные, несдержанные, порывистые, но полные сумрачного величия и тайного презрения к "пану", произвели на меня весьма тяжелое впечатление. Мои успехи по службе оценила мама, а за ней все близкие, первой мыслью коих было женить меня. Началось сватовство . У евреев этим ремеслом занимаются мужчины, женщины лишь нашептывают свату, снабжают его сведениями, конечно, за определенную плату. Мне было тогда 23 года, я был уже свободен от солдатчины , что особенно ценилось у евреев. (Я забыл рассказать, что по призыву 1882 года должен был идти на военную службу. Совершенно случайно я вытянул при жеребьевке в Курске дальний номер, и в солдаты не попал.) "Женить немедленно, безотлагательно, - говорили моей маме, - а то знаете, в Курске евреев мало, ваш сын человек молодой, влюбится в какую-нибудь Параску. А старый еврейский Бог вас на том свете похвалит? Как вы думаете? И будет вроде, не к ночи будь сказано, братьев Беер..."

Мои земляки, известные на юге железнодорожники братья Беер - Семен Михайлович и Юлий Михайлович, которым покровительствовал известный Витте , - оставив еврейскую веру, приняли православие. Семен женился на русской девушке, а Юлий - на еврейке, крестившейся вместе с ним одновременно. Как земляков, хотя и старших по возрасту, я знал Бееров, встречался с ними. Это напоминание о крещеных братьях Беер возымело действие, и мама стала меня убеждать в необходимости жениться или пока хотя бы выбрать невесту с приданым. От сватовства мне удалось отделаться, но материнское чувство предугадало мою далекую мысль. Мама взяла с меня слово, что если я вздумаю отречься от еврейства, то я не сделаю этого при ее жизни. Я сдержал свое обещание.

Перед отъездом из Староконстантинова я снялся в местной фотографии. Карточка сохранилась и поныне. Получился оригинальный снимок. фото1 Единственная тогда в нашем городе польская фотография, существовавшая с 1863 года, принадлежала старушке Урсун, вдове бывшего владельца. В жаркую летнюю пору я был в белой блузе, вроде нынешней толстовки. Старушке показалось, что белый фон блузы не будет соответствовать моей солидности - "так, мол, снимаются лишь мальчишки". Времени до отъезда оставалось немного, переодеться некогда было, и, чтобы не терять заработка, вдова Урсун придумала такой компромисс: поэтически закрыла мою белую блузу своим платком, прихватила булавками и получилось нечто вроде греческой тоги, если можно так выразиться. Нельзя сказать, чтобы красиво, но оригинально. Моя мама была тогда замужем в третий раз - за неким Деревичером . От этого брака у нее был ребенок - здоровенный, славный пятилетний мальчишка Додик (Давид) .

У Деревичера были взрослые дети от первого брака. Вскоре Деревичер внезапно скончался, а через некоторое время умерла и моя мама. Это было осенью 1885 года - через 10 лет после кончины моего отца. Меня вызвали из Курска. Я приехал после похорон мамы. Мне передавали, что она умерла неожиданно, во время сердечного припадка. Я отказался от своей доли наследства в пользу детей старшей сестры Эстер-Рухел. Что и сколько осталось маленькому Давиду - я не помню. Но не могу до сих пор простить себе безразличное, точнее, преступное отношение к единоутробному брату Давиду Деревичеру , оставленному в Староконстантинове на произвол судьбы.

Почему это так получилось, поныне не могу понять и объяснить. Я слышал стороной, будто Давид эмигрировал в Америку со своим братом по отцу, со старшим Деревичером, и там блестяще устроился. Но это лишь непроверенный слух, случайная молва. Если верить существованию греха, то на моей душе большой грех за безразлично-преступное отношение к судьбе маленького тогда брата Давида. Мамы своей я больше не видел и карточки ее не имею. У Акима сохранилась ее карточка. Постараюсь достать и переснять.

Ссылки: