|
|||
|
Ульянова А.П. в ссылке, этап - Тюмень-Томск
Осталась позади и Тюмень. Было ясно, солнечно, когда мы подходили к Туре , извилистому, узенькому притоку Тобола. Гул от множества голосов стоял над пристанью, значит уголовные уже водворены на барже. Нам всем, мужчинам и женщинам, отведены две каюты на корме, помещение, служившее больницей и аптекой. Между комнатами коридор, оканчивающийся железной решеткой, за ней палуба уголовных. Все мы довольны, что помещение вверху. Внесены вещи, расположились по местам. Но не успели еще окончательно разобраться, как скрылось солнце и стало быстро темнеть. Вдали послышались раскаты грома и темные тучи надвигались с запада, нагоняли нас. Смотрите, смотрите! - приглашали сидящие у окна. И, действительно, зрелище было дивное: темно- синяя стена, прорезаемая огненными змейками, точно шутя, быстро-быстро закрывала собой горизонт. На палубе уголовных зажгли фонари. Конвой на страже. Но вот пронесся порыв бури: свист, гром, молния. Вот-вот разнесет баржу и рассеет всех ее обитателей. Жутко. Уголовные спустились в люк. Мы невольно притихли: одни волнуются, другие наслаждаются дивным зрелищем. И вдруг среди этого ада слышим пение, тихое, жалобное. Точно под аккомпанемент разбушевавшейся стихии певец изливает глубокое горе, которое не всегда и не всем покажешь. Наши встрепенулись и, определивши, откуда идут звуки, очутились в коридоре у решетки. А там, направо у фонарного столба, стоит еще совсем молодой арестант. Серый халат накинут на одно плечо. Бритая с одной стороны голова несколько подалась вперед, точно он во что-то всматривается. В тени под фонарем еще две фигуры: стоящая на одном колене опирается плечом о фонарный столб, а другая сидит на полу. Как мечом, ярко прорезает молния палубу и видно, что она пуста, кроме тех троих в стороне, которые завладели вниманием нашей компании. То не ветер ветку клонит, не дубравушка шумит, Ох, мое то сердце стонет, как осенний лист дрожит... И столько в звуках его голоса слышится сердечной тоски, столько пережитого страдания, что никакая буря не поглотит его. Другие два голоса выражают сочувствие, аккомпанируют ему. Буря же среди мглы продолжает бушевать: почти беспрерывно гремит гром, молния освещает резкими синими вспышками напряженные лица слушателей. А сильный тенор, сдерживаясь, продолжал плакать, выражать следы бури, пронесшейся над его маленьким человеческим сердцем. Извела меня кручина, подколодная змея, Догорай моя лучина, догорю с тобой и я Мы, женщины, слушали и тихонько вытирали слезы. За что он в кандалах? - невольно напрашивался вопрос. Убил изменницу или за разбой погубил свою голову? Эти сумерки среди бела дня от пронесшейся грозы, может быть и певцу навеявшие настроение, я никогда не забуду. Потом уголовные много раз по пути до Томска угощали нас пением, но ничего подобного мы не слыхали. фото Полноводная Обь в районе Сургута (современное фото) Вверх за извилистой Турой однообразные виды утомляют глаз, и чем севернее, тем бесприютнее, серее. Многоводная Обь вспоминается, как нечто суровое, как бесконечно таинственное течение времени, не прикрашенное лаской природы: и береговая зелень не мягчает тяжелого, мутно-стального цвета воды. По берегам ни одного возвышения, везде вода в уровень с землею, как сосуд переполненный влагой. Широта реки местами вводит в заблуждение, точно едем по безграничному озеру. Не хочется верить, что земля направляет столько воды в океан: напротив, кажется, что океан своими излишками стремится заполнить все низины на суше. И нигде человеческого жилья, проявления жизни. Может быть и человек, и зверь бегут от этой свинцово-холодной массы, боясь застыть, оцепенеть. Подплывали несколько раз туземцы с рыбой, но от одного вида этих жалких существ уныние еще увеличивалось, как и от безлюдных пристаней, на которых брали дрова. В гармонии с природой и конвой тюменский был сурово-придирчив, особенно вначале. В первые дни не позволялось даже подниматься на верхнюю палубу: ухнет кто-либо в воду и был таков, а тут отвечай. Всякие пловцы бывают. И до конца своей миссии, до Томска, начальник конвоя с суровой важностью относился к партии. Ближе к Томску, по берегам Томи, встречаются деревни, села с белыми церковками. Изредка - засеянные поля. Только на девятый день утром дотянулись, наконец, до пристани Черемушники , в 3-4 верстах от Томска . фото Высадка ссыльных с баржи К самому городу товарные пароходы редко подходят. Больным и женщинам с детьми дали экипажи. Дорога идет луговиной. Затем, огибая город с левой стороны, поднимается на Воскресенскую гору, на Иркутский тракт. Там за кладбищем, влево от дороги, серый поселок, обхваченный высоким бревенчатым забором с заостренными вверх концами, это Томская пересыльная тюрьма . У ворот начальство. Тюменский конвой, доставивший партию в целости, с гордым чувством исполненного долга, передает ее с рук на руки. Подсчет, перекличка, и мы за воротами нового временного жилища. Томская пересыльная ничем не отличается от других, виденных по пути. Она только обширнее, больше отдельных домов-камер. Очевидно, здесь происходит скопление уголовных, и составляются большие партии для продвижения их на восток, в отдаленные места ссылки и в рудники. С этого пункта начинается долгий, страдный путь, где, должно быть и творился классический марш: идет он усталый, а цепи гремят. Закованы руки и ноги. На другой день нашу камеру посетил тюремный врач Ожешко , из польских повстанцев 1863 года, в высшей степени симпатичный человек. Внимательно осмотревши моего больного сына , ко всем бедам прихватившего в тюменской тюрьме еще корь, Ожешко посоветовал мне просить губернатора оставить нас, Ульяновых, на время в Томске, так как мы отсылались в его распоряжение и местом ссылки назначался город Мариинск Томской губернии . Губернатором в то время был Мерцалов , человек либеральных взглядов, позволявший себе при встречах с ссыльными говорить, что и он "тем же молоком вскормлен", т.е. воспитан на сочинениях Чернышевского, Герцена и др. Мои хлопоты увенчались успехом, и нас временно оставили в Томске. фото Томск, вид с Воскресенской горы Но от проекта до приведения его в жизнь прошло с лишком 75 лет, и когда в семидесятых годах вопрос об университете для Сибири назрел окончательно, местом для него был избран город Томск, на чем под влиянием горячего сибирского патриота Ядринцева, ратовавшего в этом отношении за Томск, согласились и тоболяне, и иркутяне. Посыпались богатые пожертвования, и 1-го мая 1878 года было положено основание университета. На обширной площади Елани, ближе к Томи, где покачивались еще могучие кедры, березы и пихты с 1882 года, не торопясь, возводились мощные стены зданий Сибирского храма науки. Выше университетского парка, тоже среди зелени, белело здание центральной тюрьмы томского района, обслуживающей нужды местного правосудия. Впрочем, временами туда помещали и пересылаемых дальше на восток более опасных преступников: пытавшихся, например, бежать в дороге, или тех, которые своим бунтарским нравом заразительно действовали на остальных членов [этапной] партии. Затем, за чертой города, были расположены военные лагеря. фото Набережная Томи Общий вид города с высоты Иркутского тракта, где стояла пересыльная тюрьма, был довольно привлекательным. За городом виднелась водная полоса реки Томи, за которой тянулись бесконечные леса, тайга. Ссылки:
|