Научно-организационная деятельность Татищева после возвращения из Швеции

Из Швеции Татищев вернулся с большим запасом новых идей в самых различных областях знания. Служба в Москве, как никогда ранее, способствовала их разработке и проверке в жизни. Правда, единомышленников у Татищева было не слишком много, но в собеседниках недостатка не было. Как дальний родственник, он сохраняет связи с Салтыковыми , один из которых - Семен Андреевич - сменил Плещеева на посту московского губернатора . Постоянно бывал он в доме Алексея Михайловича Черкасского , где собиралось самое разнообразное общество. Дочери князя, в частности, Татищев подарил найденные в Сибири "слоны серебреные два, на которых теремки". Бывает он также в доме камердинера графа Петра Григорьевича Чернышева , с супругой которого поддерживает приятельские отношения. В 20-е годы Татищев получил возможность познакомиться с уникальной библиотекой Дмитрия Михайловича Голицына . У Голицына Татищев переписал рукопись летописи, которая наряду с полученной на Урале Раскольничьей летописью легла в основу его "Истории". Позднее Татищев отмечал, что "у сего весьма любопытного министра многое число таких древних книг собрано было, из которых при описи (в связи с арестом в 1737 году) разтащено, да и после я по описи многих не нашел, но ведал, что лучшие бывший герцог Курляндской и другие растащили". Очевидно, Татищев, завершая в конце 30-х годов "Историю", попытался кое- что уточнить по известным ему рукописям Голицына. Но они уже оказались для него недоступными. В числе собеседников Татищева в это время были профессора из Академии наук, радетели наук и просвещения Антиох Кантемир и Феофан Прокопович (известный на Западе как Самуил Церейский) . На совет к двум последним Татищев чаще всего выносил свои записки общественно- политического плана, а также разделы "Истории". И именно по настоянию Феофана Прокоповича он внес в нее целый ряд изменений, убирая сюжеты, "стропотные для простого парода". Татищева позднейшие биографы постоянно упрекали в "трудном" характере, нетерпимости к коллегам. Выше приходилось касаться существа этой нетерпимости. И при организации Монетной конторы Волков заметил в письме кабинет-секретарю Макарову: "Сами ведаете о Татищеве, что ему под командою быть не захочетца". Но дело было не столько в характере, сколько в принципах. Традиция ставила на первое место чин и происхождение, а Татищев - знание дела. Многие внешние личные столкновения на самом деле носили глубоко общественный характер.

Татищев всегда был нетерпим к религиозному мракобесию, и эта нетерпимость усилилась в связи с бракоразводным процессом 1728 года . Между тем восстановление некоторых традиций допетровской Руси, поощрявшееся верховниками, сопровождалось наступлением религиозных фанатиков. В 1726 году Маркелл Родышевский подал в Преображенскую канцелярию (тайный сыск) донос на Прокоповича , обвиняя его в ереси. Екатерина I поддержала Прокоповича. Но после ее смерти дело возобновилось. Родышевский распускал слухи и о религиозной неблагонадежности Татищева. Татищеву приходилось отступать от некоторых из своих принципов или же так или иначе скрывать их. Он, как правило, шел навстречу предложеним и пожеланиям Феофана Прокоповича и Антиоха Кантемира, хотя, как можно будет увидеть далее, по ряду вопросов расходился с ними довольно значительно. Все это необходимо учитывать, наблюдая известные противоречия в его записках: прежде чем отправить их "верхам", Татищев обычно обсуждал их в более или менее обширном кругу собеседников и вносил те или иные изменения хотя бы из вежливости: иначе зачем обсуждать? А писал в московский период Татищев много.

Помимо неустанных поисков материалов и непосредственной работы над "Историей", а также рассуждений по финансово-экономическим вопросам, он начал свой главный философский труд - "Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ". Готовит он и новую редакцию сочинения о мамонте, рассчитывая опубликовать его в издании Академии наук. Опубликовать этот труд Татищеву, как уже говорилось, не удалось (он вышел в свет лишь в самое недавнее время). Не было напечатано и его разыскание о русских монетах 1664 года, предложенное академии в 1732 году (это сочинение не найдено до сих пор). Татищев, очевидно, догадывался, кто и почему молчаливо тормозит выход в свет его работ: в академии , как и в коллегиях, подвизались немцы. Но выбора у него не было. Он и впоследствии будет неизменно работать для академии, практически ничего не получая взамен.

Между тем в Москве неожиданно вспыхнули события, резко повысившие интерес к истории и ко всем общественно-политическим вопросам. Всех эти события застали врасплох. Никто не сумел сохранить ясности и последовательности в поведении. Налет растерянности лег даже на действия самых сильных и мудрых. Не избежал этого и Татищев, оказавшийся в гуще событий. См. МИРАЖ КОНСТИТУЦИИ

Ссылки: