Бегство царевича Алексея и его гибель 1717-1718 гг

Бегство за границу 

В 1716 году в результате конфликта с отцом, который хотел отстранить его от наследования,

Алексей с помощью Кикина (начальника Санкт-Петербургского адмиралтейства) тайно бежал в Вену и вёл там сепаратные переговоры с европейскими правителями, включая родственника своей жены австрийского императора Карла. Для сохранения секретности австрийцы переправили Алексея в Неаполь . Алексей планировал дождаться на территории Австрийской империи смерти Петра (который в этот период тяжело болел) и затем, опираясь на помощь австрийцев, стать русским царём. Согласно его показаниям на следствии, он был готов ради захвата власти опереться на австрийскую армию. В свою очередь австрийцы планировали использовать Алексея как свою марионетку в интервенции против России, но отказались от своего намерения, посчитав такое предприятие слишком опасным. Между тем русская разведка выследила местоположение Алексея, и от императора потребовали выдачи царевича России. Австрийский император отказался выдать Алексея, но разрешил допустить к нему присланного Петром П. Толстого . Последний предъявил Алексею письмо Петра, где царевичу гарантировалось прощение любой вины в случае немедленного возвращения в Россию ("Буде же побоишься меня, то я тебя обнадёживаю и обещаюсь Богом и судом его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься. Буде же сего не учинишь, то, - яко государь твой, за изменника объявляю и не оставлю всех способов тебе, яко изменнику и ругателю отцову, учинить" - из письма Петра Алексею).

Письмо, однако, не смогло заставить Алексея вернуться. Тогда Толстой подкупил австрийского чиновника, чтобы тот "по секрету" сообщил царевичу, что его выдача в Россию - вопрос решённый ("А потом увещал я секретаря вицероева, который во всех пересылках был употреблён и человек гораздо умён, чтоб он, будто за секрет, царевичу сказал все вышеписанные слова, которые я вицерою советовал царевичу объявить, и дал тому секретарю 160 золотых червонных, обещая ему наградить вперёд, что оный секретарь и учинил" - из донесения Толстого).

Это убедило Алексея, что расчёты на помощь Австрии ненадёжны. Осознав, что помощи от Карла VI он не получит, и страшась возвращения в Россию, Алексей через французского офицера Дюре тайно обратился с письмом к шведскому правительству с просьбой о помощи. Однако данный шведами ответ (шведы обязались предоставить Алексею армию для возведения его на престол) запоздал и П. Толстой сумел угрозами и посулами добиться от Алексея согласия на возвращение в Россию до того, как он получил послание от шведов.

См. Дело царевича Алексея

При последовавших затем казнях или опалах его сторонников в числе пострадавших был и Василий Владимирович Долгорукий , оказывавший покровительство Татищеву в его заграничной миссии в 1717 году. Долгорукий был за "дерзкие речи" сослан в Соликамск , с лишением чинов и имущества. От более сурового наказания его спасло лишь заступничество Якова Федоровича Долгорукого . Тень была брошена также на Голицыных и на Бориса Ивановича Куракина . Царевич оговорил и царицу Прасковью (и, видимо, не без оснований).

Иными словами, гнев царя был направлен против многих лиц, с которыми Татищев находился в довольно близких отношениях и к которым относился с безусловным уважением как до, так и после их опалы. Он, конечно, не имел в придворных кругах какого-либо веса, а потому его позиция не могла привлекать особое внимание в напряженной борьбе при дворе. Но и совершенно без последствий его симпатии и антипатии пройти не могли.

Татищев не случайно упомянул Меншикова и других. С любимцами Петра у него никогда не было взаимопонимания. Он на стороне Якова Долгорукого, когда тот защищает советников Алексея Михайловича:

"Мудрый государь умеет мудрых советников избирать... У мудрого не могут быть глупые министры".

Кое-кто из окружения Петра мог принять эти замечания и на свой счет. Татищев явно выделяет тех, кто на первое место ставит служение государству, а не просто царю. Его возмущает то равнодушие или даже злорадство, которое проявилось кое у кого из советников царя во время трагической развязки его конфликта с сыном. Образец достойного поведения в этой сложной ситуации с его точки зрения явил Брюс .

"Когда междо знатнейшими или первейшими в правлении государственном учинилась великая вражда и злоба, которая через неколико лет не без беды многих продолжалась, он ни к которой стороне не пристал и от обоих в любви и поверенности пребывал". Таковой же, очевидно, была и собственная позиция Татищева, что совсем скоро найдет и прямое выражение.

Ссылки: