Социальные отношения в деревне Самарского края1

Во второй половине 30-х годов XIX века началось наступление православного духовенства , поддержанное властями, на Иргизские монастыри . Ранее, в 1829 г., перешел в единоверчество Нижне-Воскресенский монастырь , в 1836 г. Николай I повелел обратить остальные два монастыря: Верхне-Спасопреображенский и Средне-Никольский . Произошло драматическое столкновение со старообрядцами , сбежавшими из окрестных сел с решительным протестом: "Не дадим правую веру попирать антихристам и табачникам!" В уездный Николаевск прибыл губернатор с вооруженной ротой конной артиллерии, жандармами и пожарной командой. Монастырь ударил в набат, народ с ружьями и кольями заполнил Средне- Никольский монастырь. Увидев направленные на них орудия, люди полегли на землю на пути солдат. Те замешкались, но вступившие в дело пожарники решили исход, направив на защитников монастыря воду. Стоял жестокий мороз. Люди бросились через ограду за территорию обители, где их схватили. Все клети, амбары, сараи города оказались забиты раскольниками. Иноки вынужденно покорились и перешли в единоверие... Самый богатый и крупный Спасопреображенский (Верхний) монастырь некоторое время еще сопротивлялся. Уничтожили женские скиты Покровский и Успенский. Особой непримиримостью в борьбе с Иргизским расколом отличились епископ Моисей, позднее экзарх Грузии , и епископ Иаков, позднее архиепископ Нижегородский . Более мирно проходило обращение в православие немногочисленных язычников , например, чувашей села Ивановка Самарского уезда, основанного на, реке Безенчуке еще в 1771 г.

Хозяйкой села была крупная помещица графиня Анна Орлова-Чесменская , сподвижница известного своими консервативными взглядами архимандрита Фотия . В 1842 г. она посетила новокрещенов, в том числе и своего крестника Захара Левкина, который выставил условием своего крещения то, чтобы графиня стала его крестной матерью. Крещение жителей Ивановки происходило летом 1830 г. Для свершения таинства на берегу Безенчука поставили походную церковь, которую заполнило духовенство во главе с архиепископом Казанским и Симбирским Филаретом (впоследствии митрополит Киевский ). Сбежались тысячи людей из окрестных сел и деревень. Крестившихся разделили на две толпы, мужскую и женскую. У берега построили из досок две купели. Всего было окрещено 750 душ.

Новые брожения в умах крестьян вызвала Крымская война , точнее связанный с ней набор государственного подвижного ополчения. Затронуло Самарскую губернию и "трезвенное движение". Внешне обстановка в деревне была относительно спокойная, хотя участились поджоги усадеб и более мелкие проявления недовольства крестьян. Чаще всего их провоцировали сами помещики. Архив Самарского дворянского депутатского собрания быстро заполнялся документами, свидетельствующими о жестоком обращении помещиков со своими крепостными . Предводитель дворянства вынужден был заниматься разбирательством дел об "отягощении дворянкой Анной. Ивановной Быковой своих крестьян работой", "об удавившемся помещика Шихлинского дворовом мальчике Федоте Лаврентьеве", "о растлении отставным гвардии поручиком Дмитрием Путиловым дворовой своей Федоровой", а также многочисленными делами, значащимися в архиве под рубрикой "жестокое обращение" . С приближением реформы число таких дел возрастало. Взаимоотношения двух главных фигур русской деревни, крестьянина и помещика, утрачивали даже внешнее патриархальное благообразие. А.П.Заблоцкий-Десятовский с болью констатировал:

"Дворянство сделалось как бы другим народом, удалилось на огромное расстояние от крестьян; утратило всякую моральную с ним связь, место которой заступило равнодушие, отсутствие всякой симпатии, незнание нужд и положения крестьянского. И вот в настоящее время - сущность характера отношений помещика к крестьянину". Со своей стороны, крепостные в большинстве не питали особых иллюзий по поводу господ:

"С барином водись, а камешек за пазухой горячий держи!" Очень точно крестьянское "разумение" патриархальных отношений с помещиком передает следующий стилизованный современником тех событий диалог:

Помещик:

"Знайте, земля моя, не ваша; мое добро для вас чужое; я вам отвел участок из моей земли, так подавайте оброк или ступайте на барщину".

Крестьяне (вслух):

"Вы наши отцы, мы ваши дети"; (про себя):

"Мы все твои, а все твое - наше".

Таким образом, за внешне спокойным ожиданием грядущего освобождения в среде крепостного люда крылась сложнейшая гамма чувств и переживаний, выносимых из ежедневного общения с барином и его временщиками. Это была гремучая смесь священного трепета и жгучей ненависти, способная взорваться кровавым бунтом, сметающим все на своем пути. Однако вопрос о крепостном праве не мог послужить детонатором такого взрыва, ибо абсолютное большинство крестьян ожидало освобождения только от царя.

Другое дело - вопрос о земле. В минуту откровенности крестьяне заявляли своим господам: "Мы ваши, а земля, которая кормила наших предков и которой мы всегда были крепки, наша. Мы по воле царя можем быть или барскими или царскими, но земля, наша кормилица, от нас отойти не может". В течение первой половины XIX века это мнение крестьянства вполне сложилось и обозначилось. В последние годы перед реформой все замерло в ожидании...