Стогов Э.И.: ловля разбойников из каторжных

Прежде постоянно, а при мне не всякий год составлялись на заводе шайки и бежали на дорогу от Якутска в Охотск, грабили купеческие товары и иногда тиранили непокорных приказчиков. Я застал еще знаменитость в этом роде - Карцева ; он был из поручиков гвардии, я застал его уже очень старым - лет за 70-ят; то был громадного роста, когда-то могучий, но еще не сгорбленный старец, он был известен в крае под именем "атамана". При мне он уже не бегал, но прежде - всякий год господствовал на семи хребтах.

О нем известный рассказ. Лейтенанты Хвостов и Давыдов , служившие в Американской компании , за какое-то оскорбление на двух маленьких судах напали на Японский город, кажется, Хакодаве (По-видимому, Хакодате .) и ограбили его. Японские пушки умыкнули, я сам еще видел.

Начальник Охотска, капитан 1-го ранга Бухарин арестовал молодцев, но это были друзья и анекдотические хваты; они бежали из-под ареста, лошадей легко было достать, но без всякой провизии. Увидали на пути, на горе палатку и обрадовались; с ними был якут, тот перепугался, зная, что это разбойники. Это была шайка Карцева . Как только увидал Карцев Хвостова, с полным почтением отнесся:

"Батюшка, Николай Александрович, какими судьбами?" Хвостов рассказал, в чем нуждается. Карцев снабдил Хвостова всем с избытком. Пока хлопотал Карцев об угощении Хвостова, к последнему подошел один из разбойников; любуясь пистолетами, хотел взять, но Хвостов хорошо оттолкнул его. Разбойник злобно подошел к Хвостову и злобно говорил, что "здесь не в порте!", и похлопал по плечу Хвостова. В эту минуту вышел Карцев и, узнав в чем дело, сказал начальнически: "Варнак, ты забыл, что это государев лейтенант; как ты смел дотронуться? - и с этим словом пистолетный выстрел положил на месте варнака - и никто ни слова не промолвил. Этот замечательный случай подтвердил мне сам Карцев. Спрашиваю,

- расскажи, как же ты грабил?

- Я никогда не грабил; вижу, идет транспорт вьюков с купеческими товарами; я от приказчика требую накладную и по накладной выбираю, что мне нужно.

- Ну, а если приказчик не даст накладной?

- Ну, как не даст, поневоле даст! Купца жаль, если мы расшвыряем весь товар.

- Велики у тебя были шайки?

- Никогда более пяти разбойников, мало дельных и таких, чтобы были в одну душу. Я - атаманом, есаул - мне подручный и трое рядовых, на что больше! Пришел я с моря в конце июня, смотрю, мой милый начальник- немец в тревоге. Узнаю, какие-то канальи вечером являются за рекою, все видят, что они более сажени ростом (на ходулях), и стреляют. Я - на солеваренный завод. Моя полиция сообщила мне, что из завода бежало пятеро; атаманом - Алексей Иванов , который по другим заводам и здесь наказан кнутом 18-ть раз, и всем известно, что он знает заговоры от пуль и проч. Возвратясь, нарядил из своей команды бойких 10-ть человек, начальником назначил приготовленного мною ученика, вроде помощника, всякому - лошадь и ружья с боевыми патронами. Беглые, верно, имели сношения с портом; с этого вечера пропали. Обедаю у начальника, докладывают - возвратились посланные. - Привели беглых? - Нет. Загорелось мое молодое сердце, на половине бросил обед. Узнаю: посланная команда застала беглых спящими в кедровнике; команда была растянувшись; разбойники проснулись и бежали на глазах матросов, и никто не выстрелил, шептали, что "напрасно стрелять, пуля, пожалуй, прилетит назад, известно, Алексей Иванов знает заговор и не раз доказывал, бросая пулю назад, когда в него стреляли". Дураки! Мне было более стыдно, чем досадно. Я взял унтер-офицера Шкулева, матросов - Хоботова, Полуектова, Гагарина и Яковлева - все были хорошие стрелки; на каждого и себе - по две лошади; двух якутов - проводниками. Сам я без сабли и пистолета - хвастун был. Хоботов указал место, где спали беглые, для якутов этого было довольно; лучше всякой гончей - якут не потеряет следа. Выехали мы на реку Урак, верст 75-ть от Охотска - леса первобытные, не была и нога человека. Погода долго была ясная, каменное дно реки от берега отсохло; беглые, чтобы скрыть следы, шли по камням, но якуты чуяли след и раз показали мне кровь на камне. Находили горевшие сучья, не успели потушить завидев нас. Меня удивляли якуты; едем между кустами, якуты говорят: "тут пробежала лисица, тут - волк, а тут прошел медведь", - для нас малейшего знака не было! Но я добился у якутов, почему они это знают? Они указали мне цветок беленький, в кошельке*, который от прикосновения отваливается. С какой высоты отвалился цветок, они заключают о росте прошедшего здесь зверя.

Подумал я, чтобы не было со мною того же, что с моим неудачливым учеником. Матросы верят в заговоры, а с верою шутить нельзя! Признаки близости беглых увеличивались, я остановил свою команду и объявил, что мне известно - Алексей Иванов знает заговор от пуль, какая же польза стрелять в него? Отвечали: "точно так-с!" "Ну - видно Бог посылает ему конец, не поехал бы и я без верной надежды - дело в том, что в нашем роде сохраняется верный отговор. Сообщить вам я не имею права, но мне дано право под клятвою сообщить одному. Шкулев, поди ко мне и поклянись, что никому не скажешь. Шкулев чистосердечно поклялся. Давай ружье, заряжай порохом и пыжом, давай пулю! - грешный человек, думаю, как бы половчее солгать, = Становись на восток, бери пулю и крестом на дуло говори: "царь Иудеи, Иисус Назареи", обведи по дулу по солнцу, повтори три раза и заряжай. Сильно сбивался Шкулев, выговаривая надпись на кресте, но я имел терпение наблюсти, чтобы все ружья были заряжены без ошибки. Команда верила в меня, как католик в непогрешимость папы. Надобно было видеть, откуда взялся кураж! где-нибудь пошевелится куст, уже матрос там, хочется попробовать отговор! Вера, могучая нравственная сила! Уже два с половиною дня мы гнались по следу за беглыми, все по реке Ураку против течения; по приметам якутов, завтра догоним беглых. Удивительно, как скоро и какие большие переходы делали беглые, мы на переменных лошадях не могли догнать их! Река давно ушла в горы, которые уже два дня были в облаках, должно быть, шли там дожди. Поздний вечер, мы выбрали близкий к берегу остров с превосходною травою. Караул по очереди, а остальные спали. Ночью будит меня якут. - Что? - Бу тоен (По-видимому, "господин"по-якутски). - река дурит, спасаться надо

- слышишь?

- Слышу, какой-то гром по реке, еще несколько минут - во все русло реки идет вертикальною стеною масса воды и в ней крутятся множество бревен, пней, а гром происходит от катящихся по дну камней. В одну минуту остров, соединяющийся с сухою протокою с берегом, окружен водою; переезжая на берег, лошади уже плыли. Ударил проливной дождь. Поутру мы увидели себя на сухой вершине холма, по сторонам - долины полные воды. Погоня наша за беглыми прекратилась. Но я был не из тех людей, чтобы отказаться от предприятия, если была еще малейшая возможность, хотя воображаемая. Слушая рассказы бывалых "атаманов", я изучил их тактику. Если беглые чуяли за собою погоню, тогда они употребляли все силы достичь реки Алдана прежде погони и если успевали упредить одним часом, тогда они спасены. Река Алдан от Охотска к Якутску, верстах в 250-ти течет поперек пути, река очень глубока и широка. На берегу со стороны Охотска построен домик - караулка, в ней постоянно живет "вольнопропитанный". Охотское адмиралтейство построило большую надежную лодку. Из Якутска в Охотск - казенных, компанийских и частных грузов проходило в лето на осьмнадцати тысячах вьючных лошадях. Транспорты, подъезжая к Алдану, кричат перевозчику, и тот переправляет лодку на другой берег; пришедшие вьюки грузят на лодку и переправляют сами, а лошади переплывают; лодка всегда находится при караулке.

Беглые, дойдя до Алдана прежде погони, переезжают в лодке через реку, лодку выталкивают на тот берег и смеются над опоздавшей погоней. Погоня прекращается, и беглые свободны. Эту тактику я принял в соображение, но где я? где Алдан? далеко ли? - решительно ничего не знал! Даже не умел бы возвратиться в Охотск, видя все долины залитые водою. Якуты, конечно, знали Алдан, но знали по пути из Охотска в Якутск и обратно, а мы забрались в страну, не известную для географии. Я предложил якутам по 5 руб. награждения, если они найдут возможность довести меня до Алдана. Якуты сели под дерево и более часа рассуждали, наконец, подошли ко мне и предложили мне вопрос: - они поведут, но если завтра окажется невозможным ехать далее, что им за это будет? - Ничего, поедем в Охотск! - А гневаться, бу тоен, не будешь? - Нет, не буду! - Видишь, дождь, гор не видать, этих мест никто не знает, коли не будешь гневаться - поедем! Якуты поехали впереди, а мы за ними - гусем.

Соображения мои были бесплодны, но полагал, что до Алдана должно быть не менее 400 верст, оставалось - отдать руль и компас якутам и повиноваться. Что за инстинкт у этих дикарей: мы ехали по вершинам холмов невысоких гор; при переезде через долины, залитые водою, якуты разъезжались в разные стороны и переводили через долины, казавшиеся глубоким озером - по какому-то подводному гребню - редко по брюхо лошадям. Дождь проливной день и ночь, хотя теплый, но мы выехали налегке, надеясь на хорошую погоду и на то, что скоро догоним беглых. Ехали мы переменяя лошадей и более [чем] небольшой рысцой.

Останавливались ночевать, думая только о добром корме невероятно сносных лошадей. Трое суток мы не знали, где мы. Якуты без умолку говорили между собою, мы ни слова не понимали. Если не ошибаюсь, на четвертые сутки к вечеру подъехали к Алдану и прямо к караулке. Я закричал во все горло:

- Лодка здесь?

- Здесь!

- Не были?

- Не были!

Я и теперь не без удивления вспоминаю о зверином инстинкте якутов! Какая провизия была с нами, вся размокла, суток полторы мы не имели и размокшего хлеба. Прежде всего, вычистили замокшие ружья и зарядили - опять с "отговором". У "вольнопропитанного" нашлась пойманная и сбереженная в сетке рыба, нашлось два хлеба, ужин был превосходный.

Поочередный караул, и - я спал как убитый. Утро было великолепное, ни облачка, тихо. С берега Алдана шла глубоко протоптанная одноконная тропа, по обе стороны дороги густо росли кусты. Часу в 10-м утра, позавтракавши, мы засели за кусты с левой стороны дороги, я с правого фланга, возле унтера Шкулева, а на левом фланге - Хоботов. Командовать небезопасно, командующему первая пуля, а потому я учредил знаки: возьмусь за козырек - одно, сжатая рука - другое, открытая - третье и проч. Мои соображения были: беглые знали, где застал нас разлив и дождь; после говорили, что они всякий день видели нас с гор, но беглые знали и то, что нам неизвестен путь к Алдану. Беглые, хотя и знали кратчайшие пути, но не опередив нас, все-таки, по чувству самосохранения, должны торопиться перебраться за Алдан, где они безопасны. Дождь и дождь, вероятно, замочил их ружья; припомните, тогда пистонов и во сне не видала не только Сибирь, но и Европа. Сидели мы часа четыре. Тишина, даже слышно падающие капли с дерев. Следовало бы описать красивую местность и девственную природу, но я люблю природу - подметенную. Наконец, Хоботов, прикладывая ухо к земле, объявил, что, верно, идет медведь, хрустят сучья по земле. Спустя долго Хоботов слышит шопот. Еще и еще - слышен говор. Долго слышались в лесу шаги и разговор. Наконец, показались из леса. Алексей Иванов впереди и за ним гусем остальные; третий хромал; у всех за спиною ружья, идут и говорят с полною беспечностию - видно, что все мокрешеньки. Мы замерли, не шелохнулись и осторожно дышали. Ружья осмотрены, кремни новые, заряжены "с отговором", бояться нечего. Они миновали первые кусты, не заметив матросов. Алексей Иванов поравнялся со мною, тогда я дал знак - встать. Я громко сказал атаману: "сдавайтесь!". Я и глазом не успел мигнуть, как ружье атамана направлено в меня и не далее сажени, ружье двуствольное и оба замка щелкнули - осечки! Трое передовых спустили курки и у всех осечки. Атаман присел на корточки, счищает порох с полки и держит пороховницу, чтобы насыпать свежего. Я крикнул Шкулеву - спусти его! Выстрел и ружье у атамана упало на землю. В это время Полуектов и Яковлев спраши-вают: "прикажите?" - "Валяй". Два выстрела и двое беглых бросили ружья. - Где еще двое? Один удирал по поляне. Я приказал Хоботову догнать его пулею, но в момент выстрела беглый запнулся за пенек в траве, и пуля, вместо спины, сорвала фуражку и часть волос ? одурел беглый, упал, тут его и взяли. "Где пятый? Он спрятался за куст, стоял на коленах и два указательных пальца сложил крестом. По осмотре оказалось: атаману перешиблены обе руки между локтями и плечом. Второму перешиблено бедро на - от колена выше. Третьему - навылет в таз и поясницу. Матросы находили, что отлично действовал "отговор", без которого, пожалуй, и не взяла бы пуля. Признаюсь, я ожесточился; трудно сохранить хладнокровие, когда два дула, против груди, видел не далее сажени! Приказал сделать носилки и раненых отнести на покатый бугор, покрытый роскошною травою и цветами - от дороги полверсты; приказал распорядиться, чтобы не ушли. Раненые просили, чтобы их убили. Но я имел жестокость отказать, сказав, что они играли в азартную игру; помилования не будет. Матросы отнесли раненых, атаману перебили ноги и около каждого положили по куску хлеба. Мы ночевали. Поутру видели, как орлы и стадо коршунов вились, вероятно, над еще живыми. Вы назовете меня башибузуком, по-теперешнему, оно и так: теперь разбойник убьет несколько человек, его без наказания (?) ссылают в каторжную работу, которой теперь почти нет. Он бежит, переменит имя и еще убивает мирных граждан, его судят и сошлют и ad libitum (Как угодно, на выбор). Тому минуло чуть не 60-т лет! Были другие законы и, может быть, изменились нравы.

С тремя человеками я поступил жестоко; но, во-первых: эти люди стреляли в упор и не от них зависело не убить честных людей, исполнявших служебный долг. Во-вторых, это были не однажды казненные, хотя только гражданскою казнию - но они были не люди, а тени бывших граждан; права и жизнь гражданина были умерщвлены в них. В-третьих - допустите ожесточение, по поговорке - и у курицы есть сердце. Что убитые не считались людьми, доказательством тому то, что и не доносили о происшествии, да и вопроса не могло быть: я действовал не по предписанию, а поехал на "охоту", как бы вы поехали на волков. Все были довольны, а купцы радовались, что избавились от злодеев. Важнее других был вопрос: Как принято это происшествие на заводе? Каторжные рассудили так: шайке Алексея Иванова было предложено сдаться, они вступили в сражение, а известно, на сражении - чья возьмет; их победили: винить некого, сами виноваты; не хотели покориться; видно, судьба их такая. Ни одного голоса не было, обвиняющего меня! После этого несколько лет не было шаек на пути между Охотском и Якутском. Было слово на заводе и о знании моем "отговора", это обескураживало хваставших знанием заговора от пуль. Бывши три года в Иркутске я имел сведение, что без меня образовались шайки беглых, но унтер-офицер Сироткин или Середкин с командою убили трех, - и более о шайках не слыхали.

В Камчатке я застал людей, бывших свидетелями побега известного Беньевского , рассказывали подробности, которых не могло знать официально начальство. О Беньевском и его побеге на "теплые острова" крепко сохранялись в памяти и передавались в искаженном виде между ссыльными каторжными. Беньевский добрался до Сандвичевых островов, каторжные и называли их как "теплые острова". В 1820-м году мне было поручено бриг, отсутствующего командира из Петропавловской гавани, отвести в устье реки Камчатки - это около 1 000 верст.

Из устья реки Камчатки выехавший ко мне лоцман подал запечатанный конверт. Петр Иванович Рикорд уведомлял меня, что до сведения его дошло, будто несколько негодяев намерены на меня напасть и заставить идти на "теплые острова", а потому советовал принять меры осторожности. При осторожности и быть ничего не могло: кроме судовой вооруженной команды, четырех пушек в Нижнекамчатске, было 12-ть казаков - молодец к молодцу, да отставные казаки - бояться нечего, разве какая-нибудь нечаянность от беспечности. Но, как видите, играли роль - "теплые острова". Когда я перевозил каторжных из Охотска, и тогда шептали о "теплых островах", это утвердил в предании побег Беньевского. Через несколько дней я получил от П.И. Рикорда [уведомление], что все пустяки и чтобы я возвратился берегом, оставив бриг. На солеваренном заводе в Охотске работа воистину была каторжная! зиму, лето, день и ночь, хотя и посменно, но работа не прекращается. Рубка и перевозка дров, доставка морской воды в варницы, в варницах - густой дым, жара, выгребание и переноска соли в сушки и проч. В ручных и ножных кандалах, пища самая постная - иногда рыба; но при всем том больные бывали очень редки; ни лекаря, ни фельдшера нет, полежит заболевший и выздоровеет или умрет. Стариков- "вольнопропитанных" было довольно много. Должно быть, в 1827 году я говорил со стариком-"вольнопропитанным". Он рассказал мне содержание *в клетке и казнь Пугачева, старик тогда был женихом. Рассказ его был до подробности верен с историческим описанием.

Следовало бы, в дополнение к моему очерку, описать великолепный ландшафт окрестностей, посмотрев на который русские однако потом ездили в Швейцарию. Природа в первобытной, девственной дикости поразительна, громадные темные горы, глубокие долины, леса безмятежно сменяются своими поколениями, два ледника, по льду которых текут порядочные реки, едва доступные для брода лошадям. Хорошо - не знаю, но странно видеть реку в ледяных берегах, с гладким, белым, ледяным дном.

Для охотника видов, для поэта что шаг, то новая картина! Но я прежде оговорился и повторю, что я люблю только природу подметенную. Реку Алдан можно назвать красавицей: в широкой, ровной, зеленой долине, в невысоких, но круто обрезанных берегах река не уже половины Невы, но, может, и несколько более, говорят, очень глубокая, вода светлая и, по- видимому, без заметного движения, гладкая как зеркало, но течение реки не менее от 2,5 до 3-х узлов. Где родится Алдан, не знаю, а умирает в Лене. Рыбы разнообразной в реке множество и рыба чрезвычайно вкусна, может быть, оттого, что я был очень голоден. Старик-"вольнопропитанный", бывший матрос наделил табаком, а меня угостил чаем, хотя чай приготовлен был в котелке, но после дождя был очень вкусен. Невольно явился вопрос? - Откуда у тебя такая роскошь? Старик отвечал, что его все наделяют купцы, которым он помогает перевозить товары, он и зиму без запаса не живет.

- Не скучаешь ты здесь один?

- Один бываю только зимою, и то раз в месяц проходит почта в Охотск и обратно; зимой тунгусы с оленями кругом, они и почту возят; зимой ловушки ставлю, лисицы попадают и другие звери, а летом всякий день гости: другой дороги нет, Алдан не объедешь. Старик одет и обут был хорошо, караулка большая, везде чисто, с первого взгляда было видно, что старику живется хорошо.

Ссылки: