Стогов Э.И. и князь Меньшиков

Не скажу, чтобы я совершенно спокойно вошел к князю. Бездна анекдотов и рассказов о нем составили смутное понятие в моей голове об его светлости, но я держался пословицы моего отца: "Бог не выдаст, - свинья не съест". См. Меньшиков

Лишь только я вошел, князь поднялся со стула у одного из столов и лениво подошел ко мне. Первое, что поразило меня - постоянная неприятная улыбка князя, никогда не сходившая с его лица. Я сказал, что прибыл из Камчатки. Он ответил, что помнит, как я долго служил там, и что я был в Иркутске. Память князя была изумительна, он не мог забыть никакой мелочи - это был целый архив и дипломатии и истории всего света, человек очень острый. Я стоял перед князем и излагал ему мои проекты, которых я подготовил несколько, например: об уничтожении адмиралтейства в Иркутске и флотилии на Байкале и проч. Князь слушал меня со вниманием, разматывал меня как клубок, держа крепко в руках нитку; я опасался не удовлетворить его, - тогда вся моя затея пойдет прахом. Поэтому я придумал замолчать на довольно интересном месте; князь, тоже помолчав, сказал:

- Продолжайте, я вас слушаю.

- Не могу, ваша светлость.

- Отчего?

- Вы очень умны, и я чувствую свое ничтожество. Я в жизни не говорил с таким человеком как вы.

- Ну, я буду молчать, а вы говорите.

- Не могу, ваша светлость, у меня совершенно пусто в голове, я никогда не испытал подобного состояния, извините, я не могу более говорить с вами, я столько лет не видал глубоко ученых людей.

- Ну, я вижу, что вы одичали; поживите в Петербурге, ходите ко мне по четвергам пить чай, прощайте.

Сошло с рук лучше, чем я ожидал; ловкая лесть никогда не изменяла мне. Мне нужно было пожить в Питере, чего я и достиг, и достиг того, что обратил внимание князя. По четвергам я ходил к князю на чай, у него бывали только его адъютанты - все юноши и еще два, три юных мичмана. Кроме двух чашек чая мы ничего не получали. Князь был прост в обращении, шутил с мальчишками, дразнил их и без церемонии говорил: "прощайте!"

Прошло более месяца, а я живу в Питере, хотя мой [флотский] экипаж был в Кронштадте, куда я боялся окунуться, как в мутный омут. Прихожу раз в департамент. Тогда был построен великолепный пароход "Александрия" для государыни. В департаменте мне показали, что князь своею рукою назначил меня командиром парохода. Я сообразил, что эта служба не по мне, и прямо сказал директору, что не хочу такого назначения. Он мне заметил, что всякий сочтет за счастие быть командиром такого прекрасного парохода и что теперь переменить уже нельзя. Я тут же в департаменте написал к князю, благодарил его за назначение, но просил его уволить меня. Директор упрашивал не посылать письма, потому что не было примера, чтобы кто осмелился так писать к князю. Я, напротив, просил директора подать мое письмо, думая, что иногда дерзость дает успех, особливо у такого человека как князь.

И действительно, прочитав письмо, князь улыбнулся и сказал:

"вишь, камчадал!" Не помню, через сколько времени позвал меня князь и стал продолжать вопросы именно с того пункта, на котором я замолчал первый раз. Я поговорил немного, но опять признался, что мне трудно очень говорить с ним.

- Ну, так как же объясниться? - спросил он.

- Дозвольте, ваша светлость, мне написать, - отвечал я.

- А, так вы литератор?

- Нет, ваша светлость, но, писавши, я буду свободен от ваших глубоко логических вопросов.

- Хорошо, пишите, но только не стихами, в них я ничего не понимаю. Проекты у меня были готовы еще прежде. На другой день я принес порядочную тетрадь к князю. Тут я видел, как изумительно быстро он читает, почти безостановочно перевертывал лист за листом и, кажется, остался доволен. Прочитав, он со своею всем известною улыбкой сказал мне:

- Ни я, ни вы, мы не можем хорошо понять пользы вашего предположения, а знаете ли вы Совет адмиралтейства?

- Нет.

- Так я вам скажу; там сидят первые мудрецы, это собрание умнейших голов, они все знают. Завтра я пошлю к ним вашу записку на обсуждение; что они скажут, того уже никто не переменит. Явитесь завтра в Совет да не робейте. На другой день я явился в Совет и нашел там: Головина и Васильева , знакомых мне по Камчатке. Оба узнали меня, приняли ласково, как знакомого, и спросили: чего я хочу? Я откровенно сказал, что хочу пожить в Питере. Совет сделал постановление: рассмотреть в очередь проекты Стогова, но, для необходимых объяснений, предписать ему не отлучаться из Петербурга, а для жительства выдать департаменту билет.

Вот как ловко и удачно устроились мои служебные дела. Мне не хотелось ехать в Кронштадт, а жить в Петербурге более недели - не дозволялось.

Ссылки: