Воспоминание Жиркевича И.С. о волнении лашманов

Желая как можно быстрее и ближе ознакомиться с губерниею, и в особенности с положением бывших казенных, а ныне удельных крестьян, я отправился недели чрез три после своего приезда на ревизию в г. Буинск , верстах в 50-ти от Симбирска. Но не успел я приехать туда, как получил с нарочным донесение от вице-губернатора, что в Сызранском уезде между лашманами возникло беспокойство, по поводу отчуждения сенатом участка земли от одной казенной волости к помещичьему владению. Это волнение началось еще в прошлом году, в октябре месяце, когда им объявлен был сенатский указ на месте, и лашмане оказали сопротивление, прогнав с межи землемера с земскою полицией, не дав первому приступить даже к межеванью, - но, за поздним временем года, дело это было оставлено без расследования и отложено до весны. Теперь же, когда исправник и землемер, взявшие с собой 12 человек инвалидов, прибыли на место для объявления и исполнения сенатского указа, то лашмане огульно и небольшое число удельных крестьян, всех до 4 тысяч душ, собравшись толпой, оказали сопротивление, и чиновники вместе с командой вынуждены были удалиться.

При сем вице-губернатор Огнев доносил мне, что губернское правление сделало уже распоряжение о командировании на место, на подводах, двух рот гарнизонного баталиона, но что он, в ожидании моего согласия или разрешения, приостановился отправлением этой команды. Постигая вполне, что первые мои распоряжения по столь важному предмету короче ознакомят меня и с губернией и с правительством, я поехал обратно в Симбирск и по приезде отношениями пригласил к себе на совещание NN , также гг. Флиге и Э.И. Стогова . Первые два не явились и даже не дали отзыва, а когда последний прибыл и объяснил мне все происшествие от начала, как оно было, то я упросил его лично мне содействовать, отправиться тотчас на место - за 280 верст, объяснить дело, убедить словами неповинующихся, предваряя их о крутости моего нрава и решимости к строгим мерам, если буду вынужден к тому. А, между прочим, просил его, чтобы он по тракту приказал бы заготовить 200 подвод, и если он не увидит успеха в своем предприятии, то чтобы уведомил меня чрез нарочного, и я, конечно, на другой день лично явлюсь для дальнейших распоряжений.

Известя о сем вторичными отношениями гг. Ф[лиге] и NN, я решительно требовал от них, чтобы, в случае моего выезда из города, они оба мне туда сопутствовали. Но как сие подействовало на их мнения - я не знаю, ибо дошло до моего сведения, что оба они в тот же день куда-то из Симбирска выехали. Последствие открыло мне общую им обоим трусость действовать там, где есть риск жертвовать собою лично. На пятый день после того Э.И. Стогов возвратился ко мне и передал на словах, а потом известил меня письмом, что когда он прибыл на место, то действительно нашел там в поле, на бивуаках, толпу народа более чем в 2 000 человек, которые, без малейшего волнения, избрали из среды своей выборных, прислали их к Стогову, прося чтобы он объяснил им, в чем именно заключается дело и как решил сенат их тяжбу с помещиком?

Стогов удовлетворил их просьбе, весьма толково разъяснил все дело; оказалось из их рассказов и расспросов, что волостной писарь их, своими кривыми толкованиями, ввел крестьян в сомнение, утверждая, что дело не совсем еще решено и что можно опять просить сенат о перерешении дела. Когда же он объявил им о последствиях их неповиновения и какую беду накликают они на свои головы, то они слезно начали просить его заступничества за них пред правительством, изъявляя готовность свою тотчас доказать на деле, что они и в мыслях не имели сопротивляться указу, и тут же начали помогать землемеру в его работах отрезки от них земли в пользу помещика, что и было исполнено при всем собравшемся народе.

Стогов привез ко мне трех выборных, которые на коленях просили пощады и помилования их глупости и недоразумения, на что, конечно, я с радостию согласился, прочитав им приличное наставление, и весь этот бунт, для усмирения которого собирали такую грозную военную силу, кончился тихо и мирно, с отдачею под суд лишь одного только писаря.

Признательность моя по сему делу вполне принадлежит Э.И. Стогову, и в том же духе донес я моему начальству о сем происшествии.

А между тем другие два героя, Ф[лиге] и NN , с общего согласия, представили дело сие удельному начальству как весьма важное и влекущее за собою медленную еще развязку, причем NN просил удельный департамент, что как по смыслу указа о переходе казенных крестьян в удел, в котором о лашманах включен особый параграф, сии последние поступают в удельное ведомство не вполне, а только подчиняются заведыванию оного, и лашмане имеют все земли в собственности у себя, а не в общинном владении деревнями или селениями, и, при прежнем еще управлении, у них были непрестанные тяжбы или между собою или с соседними помещиками, которые и по сие время разбираются судом, - то нельзя ли, хотя на первый раз, устранить удельных чиновников от присутствия при подобных разборах. Ибо и в настоящем случае, который может продлиться весьма долго, губернатор требует присутствия даже самого управляющего удельною конторою не взирая на то, что он в настоящее время занят важнейшим делом переустройства удельного управления, распространяющегося слишком на 240 000 душ.

Последствием сего было, что департамент уделов , разъяснив смысл параграфа о лашманах , разрешил удельной конторе, согласно с представлением: "при разборе споров о лашманских землях не отражать вовсе своих депутатов и не только не защищать их дел по спорам, но даже не вмешиваться в них", дополняя в заключение, "чтобы управляющий резолюцию сию сообщил губернскому начальству для будущих его, по подобным делам, соображений".

Одним словом, испуг NN и Ф[лиге] явиться на место, там где был личный риск их, положил основание той ошибки, которая впоследствии наделала большие затруднения и неприятности! Само по себе разумеется, что предмет сей привлек на себя все мое внимание, и я стал под рукою всячески стараться следить за распоряжениями нового над крестьянами начальства (прибавлю от себя - не из тайного желания найти что-нибудь дурное для своих личных целей, а единственно во избежание новых столкновений и, все-таки, для общего дела знать, что делается).

Гг. NN и Ф[лиге] беспрестанно выезжали из города в удельные имения и, большей частью, вместе. Ф[лиге], как жандармский уполномоченный, каждый раз запискою давал знать губернатору о своем выезде в такой-то уезд, требовал, чтобы давалось исправнику строгое предписание исполнять все его требования - и каждый раз он был удовлетворяем вполне. В числе записок его к моему предместнику я нашел несколько наполненных не только язвительными указаниями о том, что ему, Ф[лиге], не было сделано встречи, не исполнено в точности или замедлено его предписание (так называл он сношения свои с земскою полицией), но даже иногда относился с упреками к самому начальнику губернии и в одной записке он решился даже требовать, чтобы исправник Ставропольского уезда немедленно был бы сменен и отдан под суд, что Z и выполнил, к сожалению. Это уже так возвысило Ф[лиге] в своем мнении, что и ко мне он начал беспрестанно присылать записки с извещением о своих поездках, о неисправности мостов, дорог, по которым он ехал, о нескорой явке чиновников и разном подобном вздоре. Но я с первого начала, в приличных выражениях, в моем отзыве указал ему, что он не может писать того, что не входит никак в его инструкцию, но что всякое дельное указание, сделанное им, всегда уважится вполне и с благодарностью, но что чиновники земской полиции, кроме провожания г. Ф[лиге], имеют другие, важнейшие занятия. Между прочим, доходили до меня слухи, что в уездах, куда отправляется г. Ф[лиге], все занятие сопровождающих его членов земской полиции заключается в том, что отводят и устраивают ему квартиру, доставляют ему разные житейские выгоды, <...>*.

Почитая уни-зительным входить в подробные по сей части исследования, не могу однако ж не дать сему веры, ибо впоследствии из десяти исправников в губернии четверо по особому, мимо прямого начальства ходатайству, чрез удельный департамент получили подарки, перстнями из Кабинета. Все четверо были самые неисправные и слабые по первой своей обязанности и, кроме того, предосудительной нравственности.

Один из них, а именно Карсунского уезда, К??. (я нарочно здесь выставляю его имя), в первый приезд мой в его уезд, когда я, по обыкновению своему, при встрече меня на границе уезда взял с собою в экипаж и стал расспрашивать о делах, меня интересующих, то он стал жаловаться на распоряжения NN и Ф[лиге] , осуждая их на каждом шагу. Но на строгое замечание мое, что на все, что удельное управление делает, он должен взирать как на высшее распоряжение и, без всякой критики о важнейших делах, непременно доводить до моего сведения, - он, видимо, сконфузился и тотчас переменил разговор. Через месяц он получил бриллиантовый перстень и перешел на службу в удельную контору. Заметно было, что он был направлен NN. или Ф[лиге] к возбуждению моего противодействия, дабы иметь повод к будущей клевете на меня Перовскому .

Ссылки: