|
|||
|
ШКЛОВСКИЙ В.Б. О ТОЛСТОМ Л.Н.
Толстой - описывал жизнь не такой, какой она есть, а такой, какая она должна быть. Виктор Шкловский Книга Шкловского "Энергия заблуждения" начинается так: Шкловский занимался Толстым всю свою жизнь. В 1928 году в журнале "Новый ЛЕФ" он опубликовал исследование "Матерьял и стиль в романе Льва Толстого "Война и мир". Осип Брик писал об этом исследовании: "Какая культурная значимость этой работы? Она заключается в том, что если ты хочешь читать войну и мир двенадцатого года, то читай документы, а не читай "Войну и мир" Толстого: а если хочешь получить эмоциональную зарядку от Наташи Ростовой, то читай "Войну и мир" 2 41ф. Евгений Сидоров [ 115 ] вспоминал в "Записках из-под полы", как накануне столетия романа "Война и мир", которое отмечалось в 1968 году, в журнале, где он работал, родилась идея заказать юбилейную статью Шкловскому: "Виктор Борисович воодушевился и предложил приехать к нему, дабы он подробно и наглядно, на схеме, поведал об ошибках Толстого в описании Бородинского сражения. Жаль, но пришлось отказаться от этого весьма нестандартного юбилейного проекта" 2 42ф. Шкловский пишет в книге "О теории прозы": "Толстой не верил в разум, то есть в жизнь, которая вокруг него была, и он описывал жизнь не такой, какая она есть, а такой, какая она должна быть. Как Островский говорил, что стихи надо писать не только тем языком, которым народ говорит, но и тем языком, которым народ мечтает. Об этом сдвиге говорил Чехов, никак не могу вспомнить где, хотя выписка сохранилась. Чехов говорил: Я устал, я много написал, и я уже забываю переворачивать свои рассказы вверх ногами, как Левитан переворачивает свои рисунки для того, чтобы снять с них смысл и увидеть только отношение цветовых пятен. Почти всю жизнь я занимаюсь Толстым, и Толстой у меня изменяется, как будто молодеет. Он для меня всё время впереди. Толстой был всегда настолько молод, что завидовал Чехову, считая, что Чехов предвосхитил новый реализм. И говорил, что когда Чехов умер, то он увидел его во сне, и Чехов сказал: твоя деятельность - он говорил про проповедь - это деятельность мухи. И я проснулся, чтобы возражать ему, сказал Толстой. Надо сомневаться в себе до последнего момента, и надо быть вдохновенным. Маяковский говорил: "Если ты испытаешь вдохновение и в этот момент попадёшь под трамвай, то считай, что ты выиграл!. Надо стараться превосходить самого себя и перешагивать через свой вчерашний день. Толстой описывает Бородино не с точки зрения военнокомандующего, а с точки зрения Пьера Безухова, который как будто ничего не понимает в военном деле; военный совет Толстой описывает глазом девчонки, которая смотрит на этих генералов сверху, с печки, - как на спорящих мужиков, и она сочувствует Кутузову. Толстой как бы не доверяет специалистам. Не так давно на реке Чёрный Дрим слушал я какую-то румынскую поэтессу, которая читала или почти танцевала заунывные стихи, вставляя слова "аллилуйя". Я думал, делали ли это уже пятьдесят лет назад? Не в том дело, что это не надо делать. Это мало - делать так. Невключение смысла в искусство - это трусость" 2 43ф. Шкловский часто рассказывал любопытную историю о том, как в Ясную Поляну приезжают писатели и, конечно, устраивают застолье. Время этого события - задолго до войны, потому что среди участников упоминается Бабель. И вот в этом застолье новым советским барам прислуживает старый графский лакей, подливает вина. Шкловский отказывается, но лакей всё подходит с бутылкой и шепчет ему на ухо: "Его сиятельство так велели?" - Шкловский застывает в удивлении. А лакей объясняет, что его сиятельство велели подливать в бокалы, исходя из шума за столом. Где утихло, тем и подливать: "Чтобы гости шумели ровно?" Это тоже деталь - не поймёшь, выдуманная или нет. Его интересует в Толстом всё, и любая деталь переосмысливается, примеривается несколько раз к своему месту и обстоятельствам. Вот он вспоминает о том, что Толстой призывал к безбрачию, но тут же эта мысль перетолковывается, и он говорит, что дело, наверное, в том, что Толстой ревнует своих и не своих женщин. При этом он отмечает то, что у Толстого "несколько нравственностей": одна нравственность - книжная, а другая - экономическая, в которой нужно брать деньги за покосы и порубы. Чудаков записал слова Шкловского: "И в его (Толстого) прозе это видно: в одном и том же произведении мир дан то с точки зрения правды женщины, то мужчины" В самой простой документальной ленте видно больше, чем можно узнать из любых книг. Не больше - другое. Я изучал биографию Толстого, кое-что про неё знаю. Но в кадрах, снятых Дранковым , я увидел в отношениях Толстого и Софьи Андреевны для меня новое." "Так было всегда, - пишет далее Чудаков , - если тема занимала Шкловского, с неё его было не сбить. Но он не вёл её, проламываясь сквозь чужие реплики, а возвращался к ней путём развития мотивов собеседника, разрабатывая любой из них так, что казалось: он только его и ждал, чтоб развернуть в духе своей темы или в своём стиле оркестровать" 2 44ф. Биография Толстого написана именно как роман ещё и потому, что Шкловский пишет её через детали быта. Он рассказывает, что во время голода Толстой придумал печь хлеб по особой рецептуре - добавлять в него патоку. Хлеб становился более сытным, и патока позволяла экономить муку. Из этого получился хлеб, который теперь называют "Бородинским". Звучит это несколько фантастично. Однако очень убедительно: Толстой - голод - война - Бородино. Непонятно, как было на самом деле. Деталь всегда убедительнее скучной логики истории. Огнев писал о Шкловском: "Говорит о Толстом и его жене, к которой испытывает смесь зависти и ревности. Иногда кажется, что видит в Толстом - себя, а в Софье Андреевне - Симочку. Когда он поставил точку в книге о Толстом, он позвонил мне и без предисловия сказал: "Он умер, а она пьёт чай". И заплакал". В. и И. Лифшиц записывали ("Устный Шкловский"): "Серафима Густавовна рассказывала о смерти Толстого в биографии, пишущейся Шкловским, так: "Витя появляется - весь в слезах, всхлипывает, шмыгает носом. - Что случилось?! - Толстого жалко! умирает!" 2 45ф. Время от времени Шкловский возвращался к придуманному им самим сюжету - продолжению "Анны Карениной". "Анну Каренину", кстати, часто дописывали в XX веке - не только из постмодернистских соображений, но и из соображений политических. Причём дописывали и в России, и за её пределами. Сюжет Шкловского строился на том, как Каренины доживают до революции. Вихрь Гражданской войны выносит их в Париж, куда бежал и Вронский, - и на фоне мировых катаклизмов их любовь не вызывает уже никакого общественного резонанса. И вот, по Шкловскому, оказывалось, что сюжет пропадает. Конфликты в разных общественных системах разные, но сюжеты вечны. Вся сложность - увязать их друг с другом. "Сюжет - это когда из алмаза делают бриллиант, - сказал как- то Шкловский Чудакову, и тот сразу бросил записывать. И тогда тот продолжил: - О сюжете можно говорить только тогда, когда, как в бриллианте, материал многократно ломается. Грани преломляют свет - создаётся другая действительность. Произошло изменение хода луча восприятия". Чудаков комментирует: "Сам Шкловский говорил (в 1980 или 1981 г.), что лучшее, что он придумал в теории сюжета, - это два слова: "предлагаемые обстоятельства". Предлагаемые жизнью - автору, а автором - герою. Второе - уже обстоятельства другого порядка. Этот двойной выбор, - по Шкловскому, центр истории сюжета. Много раз он говорил, что не любит аналогию искусство - зеркало. Однажды объяснил почему.
Можно было бы уточнить: два зеркала друг против друга. Как в вагоне. И вагон всё время движется. Они много раз повторяют изображение. Но ошибка этой аналогии в том, что угол падения равен углу отражения и нет угла преломления, в искусстве обязательного" 2 46ф. Соратники Шкловского переживали смерть своих героев. Тынянов умирал вместе с Грибоедовым, заканчивая свой роман. Он, дописывая своего "Вазир-Мухтара", звонил друзьям и сообщал о смерти Грибоедова, будто подглядывал в окно за бесчинствами толпы. Биография Толстого писалась по-настоящему - как говорится, "собой". Она написана как роман и, по сути, романом является. Многие писатели вживались в своего героя до состояний мистических - и, в общем, видно, что Шкловский пишет не как учёный, а как писатель про писателя. См. далее Шкловский и Ираклий Андроников Ссылки:
|