Шефтель И.Б.: начало войны

Дома был приемник, самый совершенный в тот год СИ-235, но он не был включен. Бенциан Ильич кинулся к приемнику, щелкнул тумблером. Диктор воспроизводил речь Молотова, заканчивал ее: "Враг будет разбит! Победа будет за нами!"

С утра в понедельник в институт. Хотя возраст Ильи и его друзей не подходил под объявленную в первый же день войны мобилизацию, все они ожидали повесток. Ребят тянуло на фронт. Тем более, что никто из них не помышлял о долгой войне. Все были воспитаны на "ворошиловских килограммах", все уверены в первоклассности советской авиации ("выше всех, быстрее всех, дальше всех!"), в том, что воевать будем малой кровью, бить врага на его территории. Мало поколебало веру в это даже недавние огромные потери в боях с маленькой Финляндией. Пройдет месяц- другой, и гитлеровцы будут побиты! Так думал Илья Шефтель да и, пожалуй, почти все другие.

Экзаменационная сессия прервалась. Оживились преподаватели военной кафедры. Отставной майор Кириллов, преподававший стрелковое дело, повез студентов на стрельбище близ платформы "Челюскинская". Стреляли там из станкового пулемета по мишеням, изображавшим фашистов. Такие мишени были и прежде, но из потенциального противника гитлеровцы превратились в реального врага. Не думал в тот день Илья Шефтель, что два года спустя он из такого же Максима будет строчить уже не по фанерным, а из плоти и крови фрицам. Но тогда ему до фронта было еще далеко.

Илья Шефтель и его друг Борис Лещинский были зачислены в снайперскую школу. Готовились выехать в снайперский лагерь, а пока в стенах института изучали материальную часть винтовки, стреляли из мелкокалиберной с оптическим прицелом.

Поздно вечером 30 июня Илью известили, что в 5 утра должен быть в институте. Никогда еще в такую рань не собиралось столько народа. Все студенты и аспиранты мужского пола были в сборе, заполнив Ленинскую, самую большую аудиторию. На профессорской кафедре секретарь Фрунзенского райкома комсомола, бывший студент истфака института Саша Фролов . Его выступление по обыкновению было лаконичным:

-Сегодня к четырем дня все вы должны явиться в клуб академии Фрунзе. При себе иметь смену белья, ложку, кружку, миску и запас продовольствия на пять дней.

Посыпались вопросы: "Куда ехать?", "На какое время?", "В армию?", "В колхоз?"... Фролов отвечал кратко:

-Поедете туда, куда сочтет нужным партия и правительство. И на такой срок какой потребуется....

Вместо экзаменов наступил, как в последствии, в пятидесятых годах, его стали называть "трудовой семестр". Отряды московских студентов, сформированные на подобии воинских подразделений - батальоны, роты, взводы и отделения -погрузились в эшелоны из теплушек и направились на запад. Провожали на Киевском вокзале. Торжественно. С речами и оркестром.

"Неужели сюда допустим немцев?" - подумал Илья, когда их батальон выгрузился на полустанке Снопать, что на Смоленщине близ городка Рославль . Здесь студентам предстояло строить оборонительные рубежи.

Более трех месяцев от зари до зари, в зной и непогоду будущие учителя не выпускали из рук лопат. Даже ребята из деревни, для которых такая работа привычна, и те выбивались из сил. А уж Илье Шефтель и другим "детям города" совсем трудно пришлось. От неприспособленности к физическому труду многие заболевали миозитом (воспалением мышц) или "шпаковитом", как ребята назвали эту болезнь по имени своего товарища, Шпака, который заболел первым. Таких освобождали на время от работы и поручали несложное дело. Леве Вольпе , например, доверили пасти телят, предназначенных к убою для кухни строителей оборонительных рубежей. Пастушечьи обязанности Левы дали повод для нескончаемых насмешек.

Однажды Илье предложили поработать день в качестве грузчика. Он охотно согласился. День выдался жарким. Не зная, что придется грузить, Илья отправился без рубашки. И раскаялся в этой опрометчивости: пришлось таскать рулоны толи. Словно наждачная бумага толь обжигала и раздирала голые плечи. Поздно вечером измученный работой и еще больше тряской в железном кузове полуторки-самосвала по многокилометровой проселковой дороге вернулся Илья в хату, где квартировало его отделение. И тут он узнал, что Борис Лещинский и другие сочли его "вояж" дезертирством и низложили его с поста командира отделения. На его место избрали Мишу Грачева. Стало немного обидно, но Шефтель быстро смирился с "переворотом". Тем более, что Миша был парнем хорошим и в работе отличался, показывал достойный пример другим. Но самое неприятное Илья сразу не ощутил, а почувствовал это много позже: дала трещину его дружба с Борисом Лещинским, крепкая дружба, длившаяся уже несколько лет совместной учебы.

Трудна работа землекопов, и все-таки с каждым днем все длиннее и длиннее становилась линия противотанковых рвов и эскарпов. Сооружались здесь и дзоты, но этим занимались более квалифицированные рабочие. Смоленщина, между тем, становилась уже не глубоким тылом, а фронтовой зоной.

Наступил октябрь. В один из первых его дней пришел приказ погрузиться в эшелон и возвращаться в столицу. Прибыли на Белорусский вокзал. Торжественной встречи не было. Тем более музыки.

В институте начался четвертый, заключительный учебный год. Но год этот продолжался всего несколько дней, за которые Илья и его товарищи успели сдать экзамен по диамату и истмату да зачет по западной литературе XX века. Зачет этот принимал профессор Нусинов , в недалеком будущем заместитель председателя Еврейского антифашистского комитета (председателем был артист Михоэлс ), а после победоносного завершения войны - жертва сталинской борьбы с "безродными космополитами".

Наступил критический для столицы день - 16 октября. Работа всех предприятий и учреждений Москвы лихорадочно сворачивалась, все поспешно готовились к эвакуации. Недоучившиеся студенты последнего курса педагогического института получили дипломы. В них значилось: "Окончил полный курс факультета языка и литературы". Но вот, где должна была быть указана дата решения Государственной экзаменационной комиссии - прочерк: государственных экзаменов не было.

Диплом давал право считаться человеком с высшим образованием. Но всякий раз, заполняя анкету, испытывал угрызения совести. Ведь на самом деле образование незаконченное высшее! Некоторые из Ильюшиных сокурсников после войны вернулись в институт, закончили действительно полный курс и сдали государственные экзамены. Большинство из них затем пошли в аспирантуру.

Ссылки: