Судьба Макса Бременера, который лечился не у Виноградова

   Из Сарнова

Забегая вперед (чтобы больше уже к этой не слишком интересной теме не возвращаться), скажу сразу, что дальнейшее течение моей болезни полностью подтвердило прогноз профессора Виноградова. После того как мне удалили миндалины, я стал совсем другим человеком и о своем нефрите вскорости забыл. А вот у моего приятеля Макса Бременера , который был болен той же болезнью, все повернулось иначе. И я почти уверен, что только потому, что не случилось ему в начале заболевания попасть на прием к профессору Виноградову. Макс заболел нефритом, когда ему было четырнадцать лет. А когда мы познакомились с ним (нам было по восемнадцать), он был уже тяжелым инвалидом. Облик "типичного нефритика", с которым я к тому времени уже расстался, Макс сохранил на всю свою последующую жизнь. И это еще усугублялось общей его, так сказать, конституцией: он был то, что называется заморыш - худенький, бледный, с изможденным лицом и узкой цыплячьей грудью. Он был замечательным рассказчиком. Особенно хороши были его устные рассказы, пронизанные живым и тонким юмором. Говорят, что настоящий юморист ради красного словца не пощадит и родного отца. Макс в этом смысле был не просто настоящим, а, можно сказать, уникальным юмористом. Начать с того, что одним из центральных героев своих юмористических рассказов он и в самом деле сделал своего отца. (Который, правда, постоянно предоставлял ему для этого все новый и новый материал.) Но главным предметом неистощимого Максова юмора, главной мишенью для его острых сатирических стрел был он сам. И себя в этих своих устных юмористических рассказах Макс щадил еще меньше, чем своего родителя. К себе он был совсем уже беспощаден. В одном из таких рассказов он очень выразительно изображал себя на Одесском привозе. Идет он, Макс, жарким летним днем по привозу в такой курортной маечке-сеточке, особенно невыгодно подчеркивающей его худобу, его цыплячью грудь. Останавливается то перед одной торговкой, то перед другой. Приценивается, вежливо благодарит и идет дальше. Ничего не покупает. И вот одна из этих торговок, давно уже наблюдающая за этими его манипуляциями,- толстая, ражая, краснолицая, этакая катаевская "мадам Стороженко",- уперев руки в бока, не выдержав, окликает его:

- Борэц! Может быть, ты уже купишь что-нибудь?! Однажды мы с Максом вместе оказались в Коктебеле. Дело было в августе. Море было теплое как парное молоко. И я - не один я, все Максовы друзья-приятели - стали уговаривать его искупаться. Ну хоть окунуться на несколько секунд. Ей- богу, твердили мы все в один голос, ничего плохого от этого с тобой не произойдет. Но купаться Максу (как мне когда-то, в пору моего нефрита) было строжайше запрещено. И Макс на все эти уговоры не поддавался. Но мы не отставали, и в конце концов Макс уступил. Он согласился дать телеграмму в Москву, отцу. (Отец Макса, надо сказать, был врач.) И телеграмма была отправлена: ТЕМПЕРАТУРА ВОДЫ 26 ГРАДУСОВ ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ ИСКУПАТЬСЯ СРОЧНО ТЕЛЕГРАФИРУЙ СОГЛАСИЕ Ответ пришел в тот же день: КУПАТЬСЯ НЕ РАЗРЕШАЮ ЕСЛИ ОЧЕНЬ ЖАРКО НАЛИВАЙ ВОДУ В БУТЫЛКИ ГРЕЙ НА СОЛНЦЕ И ОБЛИВАЙСЯ Так и не удалось нам окунуть Макса в теплые волны Черного моря. А я тогда рассказал Максу про Виноградова, про то, каким спасительным для меня оказался его совет. И Макс в ответ рассказал, что когда он заболел и отец стал водить его по врачам, многие из них тоже говорили, что в этом случае прежде всего необходимо удалить гланды. Потому что гланды - это ворота для инфекции, и именно от них все его беды. Но отец Макса, человек осторожный, осмотрительный, привыкший все делать не тяп-ляп, а тщательно все продумав и взвесив, консультировался по этому поводу с отоларингологами, принадлежащими как к школе профессора Фельдмана, так и к школе профессора Трутнева. И те, естественно, давали ему прямо противоположные, взаимоисключающие советы. И кончилось дело тем, что на операцию (удаление миндалин) он так и не решился. Конечно, пути Господни неисповедимы. Но после этого Максова рассказа я остался при твердом убеждении, что от горестной судьбы Макса меня спас не кто иной, как профессор Виноградов, жестко предупредивший маму, чтобы с отоларингологами школы профессора Трутнева она ни в коем случае не советовалась. Я уже чуть было не написал, что профессор Виноградов, выходит, спас мне жизнь. (Бедный Макс уже давно умер, а я вот - живу.) Но продолжительность человеческой жизни, увы, зависит не только от врачей.

Ссылки: