Эренбург: "Скоро война"

Итак, о том, что "скоро война", Эренбург узнал от Сталина. Сталин, стало быть, не тешил себя иллюзиями: ясно понимал, что война с гитлеровской Германией неизбежна. Но когда это случилось, он впал в такую глубокую прострацию, что готов был даже начать переговоры с Гитлером, предложив ему (по аналогии с ленинским Брестским миром) отдать Украину и все другие, уже захваченные им к тому времени территории. Война уже шла, а он продолжал надеяться, что это отдельные провокации каких-то гитлеровских генералов, действующих без согласования с фюрером, и приказывал на них не отвечать. А когда уже не оставалось никаких сомнений, что это война, уехал на свою "ближнюю" дачу, не появлялся в Кремле. А когда ближайшие соратники явились к нему с предложением создать Комитет Государственной Обороны , который на время войны сосредоточит в своих руках всю власть в стране, он, как свидетельствует в своих воспоминаниях Микоян, испуганно забился в угол в полной уверенности, что они явились, чтобы его арестовать.

Выслушав предложение соратников, спросил:

- Кто председатель?

- Конечно, ты, Коба, - ответил Молотов. И только тогда он слегка успокоился. И только через одиннадцать дней после начала военных действий (3 июля) страна наконец услышала голос своего вождя.

Зубы его стучали о стакан, из которого он пил воду. Всех поразила и неожиданная форма его обращения к нам ("Братья и сестры"). Никогда - ни раньше, ни потом, - он к согражданам так не обращался. Что же это значит? Как все это согласовать с его телефонным звонком Эренбургу, в котором он прямо дал понять, что знает: скорая война с гитлеровской Германией неизбежна. Да, война неизбежна. В этом сомнений у него не было. Но в понятие "скорая" он вкладывал не тот смысл, какой услышал в его словах Эренбург.

Эренбург в последней книге своих мемуаров саркастически замечает, что Сталин, который не верил никому, поверил Гитлеру. Это, конечно, ерунда. Гитлеру он верил так же мало, как всем другим, с кем когда-либо приходилось ему вступать в какие-нибудь договоренности. Но он вел свою игру и твердо рассчитывал на тo, что переиграет противника, заставит его изменить назначенный им срок начала военных действий. То есть заставит его играть по своим правилам.

7 марта 1941 года в Югославии произошел подготовленный Сталиным (вероятно, не только им, но и разведками стран антигитлеровской коалиции) государственный переворот. По всей стране шли демонстрации. Демонстранты опрокидывали машины со свастиками, посольство Германии в Белграде было срочно эвакуировано. 5 апреля Кремль подписал с новым правительством Югославии договор о дружбе. На другой день - 6-го - текст этого договора появился на страницах "Известий". И тотчас же последовал ответный ход Гитлера. В тот же день, 6 апреля, танковые и пехотные дивизии вермахта, стоявшие на границе с Советским Союзом, вторглись в Югославию. Германская авиация подвергла Белград массированным бомбардировкам. Тут Гитлер Сталина как будто переиграл. Но, с другой стороны, все эти события повлекли за собой отсрочку в реализации плана "Барбаросса" .

Когда Сталину доложили, что немецкий Генштаб пересматривает сроки начала войны с Советским Союзом, он предпринял такой маневр.

"в конце апреля 1941 года военному атташе немецкого посольства в Москве было разрешено совершить поездку на Урал и в Сибирь и посетить здесь несколько военных заводов, выпускавших новые модели танков и самолетов. Эта беспрецедентная возможность немецких военных ознакомиться с секретами СССР была осуществлена по прямому указанию Сталина"

Отчет об этой поездке был послан в форме нескольких рапортов в Берлин.

Советский агент с кодовым именем "Старшина" (обер-лейтенант Гарольд Шульце-Бойзен ), работавший в это время в отделе внешних сношений главного штаба ВВС Германии, сообщил в Москву, что

"немцы не ожидали встретить так хорошо налаженную и функционирующую промышленность" (Рой Медведев, Жорес Медведев. Неизвестный Сталин. М. 2007. Стр. 256.)

Это было в конце апреля, то есть в то самое время, когда Сталин звонил Эренбургу. В начале мая Сталин (решением Политбюро, а затем - соответственно - Указом Президиума Верховного Совета СССР) был назначен Председателем Совета Народных Комиссаров СССР . И тотчас же он сделал следующий обманный ход в своей "игре" с Гитлером.

5 мая он выступил в Кремле на выпускном вечере слушателей военных академий. Это была как бы импровизация. До этого с речами и докладами по военным и военно-стратегическим проблемам он никогда не выступал. А тут вдруг выступил и подробно говорил о том, как изменилась в последнее время Красная Армия, сколько в ней теперь дивизий (было 120 - теперь 300), сколько из них бронетанковых (треть) и сколько военнослужащих в каждой дивизии (15 000 человек). Все это был полный блеф. Речь была как бы секретной, но явно рассчитанной на утечку услышанной выпускниками информации. (Эту речь Сталина слушали полторы тысячи человек.)

Все это, разумеется, делалось в расчете на то, что Гитлер, когда ему доложат эти "сверхсекретные данные о численности Красной Армии", за которые, как выразился опубликовавший эту речь историк Л. Безыменский, "дорого заплатил бы любой иностранный разведчик", крепко задумается о том, стоит ли ему в этой ситуации начинать войну с Советским Союзом, и уж во всяком случае, в очередной раз пересмотрит календарь своего знаменитого плана "Барбаросса". Сталин не сомневался, что сумеет навязать Гитлеру свой календарный план - начала войны.

А Эренбург, который ничего не знал об этих его планах и надеждах, определил время начала военных действий с точностью до одного дня. Первого июня 1941 года, - вспоминает В. Каверин, - мы вместе поехали навестить Ю.Н. Тынянова в Детское Село, и на вопрос Юрия Николаевича:

- Как вы думаете, когда начнется война? - Эренбург ответил:

- Через три недели.

То, что война началась ровно через три недели, - и это, конечно, была чистая случайность. Но то, что предсказанная им дата оказалась точнее многих других гипотез и предположений, в том числе и расчетов самого Сталина, случайностью не было. Такую необычайную прозорливость Эренбург в тот раз проявил не впервые. Тут можно было бы перечислить немало таких его сбывшихся прорицаний. Но я ограничусь только одним эпизодом, относящимся к 1936 году. О нем рассказал в своих воспоминаниях об Эренбурге Алексей Эйснер , тогда молодой русский поэт-эмигрант, а позднее - интербригадовец, адъютант генерала Лукача :

Дело было весной, когда, вскоре после победы Народного фронта на выборах в Испании, он победил и во Франции. В разгар этого антифашистского медового месяца одна моя добрая знакомая предложила сходить вместе с нею на собрание околопартийных парижских интеллигентов, на котором Эренбург, только что побывавший за Пиренеями, поделится своими наблюдениями. Послушать Эренбурга явилось человек сто или полтораста. Неожиданно для нас, как, по-видимому, и для всех присутствующих, Эренбург заговорил о сгущающихся над "гренадской волостью" облаках. На Испанию точит нож коричнево-черный фашизм. В густых тучах, клубящихся над оливковыми плантациями Андалузии и виноградниками Кастилии, просвечивают ликторские пучки и паучьи лапы свастики. В испанском воздухе пахнет порохом. Республика в опасности!

После собрания взбудораженные слушатели обменивались недоуменными репликами. Эренбурговскую остроту взгляда, оригинальность и литературную отточенность его формулировок, насколько я мог расслышать, признавали все, но выводы большинство так же единодушно находило чрезмерно мрачными, а главное, слишком уж они расходились с мнением других наблюдателей. Что касается моей спутницы, она была категорична: - Неисправимый пессимист и страшно сгущает краски. Только третьего дня я была у Мари-Клод и нашла Поля в прекрасном настроении!

Так как Мари-Клод, с которой Вера состояла в дружбе, была женой не вообще какого-нибудь Поля, но Поля Вайяна-Кутюрье , одного из руководителей коммунистической партии Франции , его хорошее расположение духа снимало всякие сомнения, и я решительно счел неожиданные мрачные прогнозы беспартийного парижского корреспондента "Известий" не внушающими доверия. Прошло, однако, всего около двух месяцев, как они - эти мрачные предсказания - сбылись. Кое-что об истоках этой его необычайной проницательности мы уже знаем. И нам еще не раз представится случай к этой теме вернуться.

Ссылки: