 |
Рябчиков Е.И.: Поход к "земле тайн". Антарктическая экспедиция
Наверное, самым ярким и запомнившимся событием для Рябчикова- огоньковца стало участие в Первой советской Комплексной антарктической экспедиции .
Справка. Правительственное решение об организации Комплексной антарктической экспедиции АН СССР, предваряющей программу очередного, третьего по счету (начиная с 1882-1883 гг.), Международного геофизического года (1957), принято в июле 1955 года. Срок ее деятельности - с ноября 1955-го по апрель 1959 года.
В распоряжение экспедиции выделено три судна: дизельэлектроход "Обь" , дизельэлектроход "Лена" и небольшой рефрижератор для доставки скоропортящихся продуктов. "Обь" и "Лена" - суда ледокольного класса, показавшие отличные мореходные и ледовые качества на трассе Севморпути Мурманск - мыс Дежнева. "Обь" специально переоборудовали на Рижском судостроительном заводе под лаборатории, построили дополнительные пассажирские каюты, создали все условия для научной работы в океане.
Начальник экспедиции Герой Советского Союза М. М. Сомов , в прошлом начальник станции "Северный полюс-2" ; начальник морской части экспедиции В. Г. Корт , зам. начальника по политической части В. Д. Голубев , ученый секретарь КАЭ Е. М. Сузюмов . "...захватило и не дает покоя"
Ах, как Евгений Иванович хотел попасть в Антарктиду!
Из рукописи "Поход к земле тайн":
"Пепельная даль и айсберг - вот что самое главное, вот что волнует и мучает меня.
- Нет, так больше жить невозможно! - жена устала и страшно смотрит в мою сторону. - Долго это будет продолжаться? - голос у Сусанны строг и звонок. - Пятая ночь без сна. Не спишь сам, не даешь спать мне, детям, всему дому. Опять Антарктида? Опять гамлетовские сомнения - "возьмут - не возьмут? поеду - не поеду?". Прими снотворное, ложись спать, и все забудь. Довольно! Кажется, у меня уже лопнуло терпение, и я наведу порядок в твоих делах.
Мне очень жаль Сусанну: завтра у нее сложные опыты в лаборатории, заседание в Министерстве, лекция в институте, работа над гранками в редакции, наконец, вызов в школу из-за двойки Бориса. А я не даю Сусанне отдыха.
Впрочем, об экспедиции Сусанка знает все очень подробно и знает, что редакция дала согласие на командировку. На это у нее есть свое, особое и очень серьезное мнение. Кажется, она его и выскажет сейчас со всей решительностью. Ее серые глаза темнеют, брови взлетают, будто птицы, готовые ринуться в атаку, на висках тонко дрожат жилки.
- Я тебе напомню, что ты говорил мне недавно: "соскучился по семье, по детям, по жене, хочется засесть за книги". Ты говорил это? Не смей отказываться!
Сусанка подходит к книжному шкафу, громко открывает его и выбрасывает на пол груду папок. Мне больно смотреть: в каждой - столько труда, бессонных ночей.
- Оставь! - раздраженно говорит Сусанка. - Не трогай. Любуйся издали.
- Она раскрывает другой шкаф, и снова летят на пол картонные папки. - Вот еще, любуйся, смотри! Что это такое? Ах, это рукопись книги "Енисей - голубая дорога". Чудесно. Сколько страниц? - триста. А это что такое? Второй вариант той же книги, сколько страниц? - пятьсот. А это что? Третий вариант. А где книга? Где гранки? Где верстка? Книги нет. Она не готова. Вместо нее есть репортажи, беглые путевые очерки. Я знаю, ты скажешь: "Я - репортер. Мое дело - события, факты, я агитатор фактами за коммунизм". Но это же издевательство над самим собой, чтобы весь отпуск просидеть над книгой, а теперь бросить, не окончив ее.
В угол отправляется вторая связка рукописей, туда же летят и другие папки.
- Целая гора бумаги! - зло объявляет Сусанка. - Ты все путешествуешь, потом болеешь. Первую экзему забыл? Мы почти не видимся. Конец этому! Все! Ясно? Нет, тебе ничего не ясно. По глазам вижу, что ты все еще ничего не понял и живешь своими мыслями. Но я так это не оставлю. Я заставлю тебя отказаться от дурацкой теории - пока ноги носят, нужно ездить, видеть страну, познавать народ и писать, писать, писать!
К ногам Сусанки обрушивается очередная порция рукописей.
- Что это упало? - артистически изображая детскую наивность, она открывает зеленую папу с надписью "Сердце Сибири". - Ах, это рукопись книги об Ангаре, о героизме строителей первой ангарской ГЭС. Да, да, я вспомнила - ты ведь первый журналист, который рассказал об ангарской стройке. Ну, а книга где? Где результат путешествий по Байкалу, Ангаре, изучения стройки? Где книга? Ее нет. Есть десятки вариантов книги, черт знает сколько истрачено денег на перепечатку, а главное - сколько труда, времени, сил и жизни в этих папках. Безобразие! Стыд, срам и позор!
Пытка на этом не кончается. Сусанка идет в прихожую, хлопает там дверцами шкафов и приносит груду папок.
- Рукописи, рукописи!.. Не допущу, не позволю, чтобы все это погибло, чтобы бессмысленно пропал адский труд.
Дверь открывается, и входит сонный Сашка.
- Что вы спать не даете?
- Полюбуйся: это все книги, которые не дописал отец! - с гневным торжеством говорит Сусанка. - Будь в нем хоть немного писателя или ученого, он все бросил бы и заканчивал эти книги. Их ждут в издательствах. Мне надоело читать грозные письма редакторов. А он? Изволь смотреть, как лежит литературный силос и гниет. Теперь он собирается все это бросить и уехать еще в одну миленькую командировку - на этот раз к черту на куличики, в Антарктиду. Причем, не исключено, что он там сломает себе башку!
- В Антарктиду? - с Сашки слетает сон. - Я бы тоже поехал! Возьми с собой! Я буду носить штатив от фотоаппарата, заряжать пленкой магнитофон, буду печатать на машинке, работать фотолаборантом.
- Боже мой! - Сусанка хватается за голову. - Сумасшедший дом.".
"Волнение, - вспоминает Евгений Иванович, - достигло особого накала, когда началось медицинское освидетельствование кандидатов в экспедицию.
Теперь встречи журналистов переместились на берег Москва-реки, к поликлинике водников. До назначенного часа журналисты уже нервно шагали вдоль гранитного парапета набережной имени Горького. Ветер приносил сорванные с деревьев лапчатые желтые листья кленов и швырял их с берега в реку. Сколько раз мы "загадывали на листьях" - возьмут нас или не возьмут.
Щемящая тоска охватила нас, когда хирург вынес "приговор" старейшему морскому репортеру Георгию Брегману : "допустить в экспедицию нельзя". Делегацией направились мы к главному врачу поликлиники водников ходатайствовать и даже требовать, чтобы ветерану журналистики и морского флота разрешили участвовать в экспедиции. Увы - просьбы остались без результата".
Из письма Рябчикова матери 9 октября 1955 года:
"Возможно, я отправлюсь на Южный Полюс. Вчера закончились медицинские испытания, которые проводились со зверской точностью и тщательностью. Мне записали: "здоров", "годен", и вчера же все документы отправились на оформление. Как там окончательно решится все с моей отправкой, сказать сейчас трудно. Во всяком случае, редакция выдвинула мою кандидатуру, дала потрясающую характеристику, и теперь все зависит от высших сфер".
Словом, нервы на пределе. Масла в "огонь" ожиданий подлило приглашение в МГУ (25 октября 1955 года) на доклад начальника ГУСМП В.Ф. Бурханова "О плане советских исследований в Антарктиде". Столько необычного, интересного!
А сколько желающих поехать! Примерно сто человек пишущей братии.
Основными "распорядителями" для Е. И. стали редакции "Огонька" и "Правды".
Из письма Рябчикова матери i2 ноября: "Вчера меня пригласил в "Правду" Павел Алексеевич Сатюков ( зам. главного редактора . - М. В.) и сделал официальное предложение от "Правды", чтобы я плыл в Антарктиду и летел на Южный Полюс как специальный корреспондент "Правды" и как корреспондент "Огонька". Наше начальство с этим соглашается".
В тот же день Сатюков, предварительно договорившийся с руководством "Огонька", официально командирует Е. И. как спецкора "Правды" в распоряжение начальника КАЭ с 12 ноября, а через два дня, 14- го, редколлегия "Огонька" утвердила и свое намерение относительно Рябчикова: тоже спецкором и с того же числа - 12 ноября. И на вечер в ЦДЖ, 18-го, посвященный 1-й КАЭ, Евгений Иванович уже шел, облеченный полномочиями двух крупнейших изданий. Параллельно на Рябчикова "положили глаз" телевидение, всесоюзное радио, "Литературная газета" (с ней, по некоторым источникам, сотрудничал и Е. М. Сузюмов), газеты "Водный транспорт", "Советский флот". Среди заказчиков корреспонденции "Магаданская правда", "Восточно-Сибирская правда".
Заранее творческие "узы" с Е. И. обозначил и директор киностудии "Мосфильм" И. Пырьев :
"Узнав о том, что Вы отправляетесь в качестве специального корреспондента "Правды" и "Огонька" в Антарктиду, киностудия обращается к Вам с предложением подумать о возможности создания сценария, посвященного этой исторической научной экспедиции. По всей вероятности, Вы как журналист скоро столкнетесь с интереснейшим жизненным материалом, который может быть использован для создания увлекательного фильма о героических делах наших полярников и ученых. Мы будем рады после Вашего возвращения в Москву поручить Вам написание такого сценария".
В обязанности Е. И. вошло и поручение политруководства экспедиции выпускать на "Оби" радиогазету.
"С какой радостью и гордостью, - вспоминал Е. И., - наблюдал я еще в Москве, как развертывалась подготовка к штурму Антарктиды и космоса. Научные планы обрели характер государственно важных планов. Вот это размах! Вот это экспедиция!
Свидетельствую: искренне, честно готовились советские ученые к штурму Антарктиды. Они не имели никаких агрессивных замыслов. Они думали о геологическом строении антарктического континента, о циркуляции атмосферы над "землей тайн".
Но. есть на свете мрачные, злые силы, которым ненавистна советская страна, наш народ, наша наука. Реакционеры от науки открыто и исподтишка начали атаковать советскую экспедицию в Антарктиду. Я читал американские сообщения и слушал радио, возвещавшее о том, что "русским не запустить спутника", "русские не смогут высадиться в Антарктиде" - ведь советской экспедиции достался такой дьявольски сложный и неприступный район Антарктиды, где, уверяли буржуазные обозреватели, невозможно разгружать корабли, невозможно строить базу, нельзя жить людям: "русские разобьют лбы о неприступные ледяные твердыни", их ждет "ледяной ад", им "досталось само проклятье"".
А как тщательно собирался в дорогу сам Рябчиков! "Нужно было достать хоть из-под земли сменную оптику для фотоаппаратов, запастись магнитофонной и фотопленкой, пишущими машинками, бумагой, записными книжками, справочной литературой". Все - срочно, сиюминутно.
Проводы экспедиции, из Калининграда , назначили на 30 ноября, а за день до отплытия, 28-го, отдел пропаганды и агитации обкома КПСС пригласил журналистов на вечер встречи с участниками экспедиции. Сомова слушали с особым вниманием, жадно впитывая новую, необычную информацию.
Наконец, 30-е. И "Обь", флагман КАЭ, дал прощальные гудки.
Из дневников и воспоминаний
Многочисленные публикации, радиорепортажи - своеобразный "отчет" журналиста и писателя о событиях, зачастую претендующих, по своему содержанию, на уникальность. С учетом же "собрания" дневников, которые Е. И. вел на протяжении всего похода, можно говорить о своеобразной "энциклопедии", посвященной КАЭ, ибо фиксировалось буквально все, связанное с походом к ледяному континенту и работой на нем: несомненно, у Евгения Ивановича были планы широко "доложить" стране о первом советском "броске" в Антарктиду.
"Пересказывать" Рябчикова нет смысла и невозможно: обилие деталей, подробностей, ситуаций заставило бы переписывать объемные тексты.
Жаль, что Е. И. не "сложил" все в одну книжку - она стала бы, несомненно, бестселлером. (Вряд ли на эту роль может претендовать небольшая брошюра "Земля тайн" в серии "Библиотека "Огонька"", вышедшая в 1957 году. А весьма объемные рукописи - наброски романа "Полюс жизни", "Берег отважных" так и остались в машинописном варианте. Как и расширенная заявка на сценарий фильма "Барьер неизвестности": виной ли тому творческие споры с А. С. Кочетковым - Рябчиков считал, что Александр Степанович как режиссер и сценарист - "никакой", или были другие причины - не могу судить. Однако. его ленту "Огни Мирного" руководство Центральной студии документальных фильмов считало талантливой, несомненно удачной).
Впрочем, интересующиеся историей освоения Антарктиды могут найти - проще всего через Интернет - немало разножанровых "посвящений" этой теме. Но я попытаюсь внести и свою лепту, познакомив любознательных с некоторыми впечатлениями Рябчикова, которые лишь частично попали на газетные и журнальные полосы или характеризуют Е. И. как "действующее лицо" экспедиции.
Словом, давайте побудем и поразмышляем вместе с Евгением Ивановичем.
"Всматриваюсь в мужественные простые лица полярников. Многих я знал по Арктике и Москве - это были известные исследователи Севера, полярные летчики и моряки, радисты и строители, водители тракторов и вездеходов.
И думаю: во имя чего они устремляются на другой конец планеты - в Антарктиду, где каждого ждут суровые испытания, где возможны даже трагедии? Что заставляет их снова покидать родной дом, семью и на многие-многие месяцы идти в далекий поход?
Понимал: все они искренне хотят выполнить свой долг перед Родиной, все они желают творчески использовать свой богатый, накопленный годами опыт работы в Арктике в новых, прежде неведомых им условиях шестой части света, что в их неукротимом движении к "земле тайн" проявляется замечательная черта советских людей - сделать все, чтобы выполнить международные обязательства своего Отечества, даровать человечеству новые научные открытия.
Изучаю альбом истории "Оби" . Он хранится у Андрея Федоровича Пинежникова , капитана-дублера . Радуют новые знакомства - очень интересные.
Начинаю литературные записи. Вооружившись магнитофоном, фотоаппаратами, автоматическими ручками и, конечно, записными книжками, я хожу по кораблю и пишу, снимаю, включаю магнитофон. Все интересно, все значительно. Нельзя упускать подробности, как нельзя, естественно, терять общей картины.
Нужно, как говорят, разрываться на части, чтобы успеть несколько раз в день передавать информационные сообщения и репортажи в "Последние известия", ежедневно посылать по радио корреспонденции в "Правду" и раз в неделю - в "Огонек".
Технология работы была для меня привычной, да и с радистами установились добрые отношения, хотя иногда бранились - "много текста".
Пишущая машинка трещит днем и ночью, профессора устали консультировать, штурманам тоже надоело давать объяснения репортеру.
Сложность моего положения заключается в том, что я должен был смотреть на айсберги, на пингвинов и морских леопардов, то и дело беседовать с учеными и моряками, писать на машинке радиоинформации и вести подробный путевой дневник.
Пришлось перетащить пишущую машинку на ходовой мостик и печатать там, наверху, на месте событий. Оставляю машинку только ради съемок и очередных интервью.
Пока лежим в дрейфе, спешу дописать корреспонденцию в "Правду", короткую информацию в "Последние известия" радио (Рябчиков подсказывал: "Передавайте сообщения в ночных выпусках, которые слушают участники экспедиции". - М. В.), начать первую страничку для "Огонька". Кроме того, нужно заполнять страницы дневника: я привык вести его везде и всюду, при любых обстоятельствах.
Штрихи к теме.
Работать приходилось в экстремальных условиях. "Творческий процесс" - в курительном салоне: больше устроиться негде. "Думаю, со временем обеспечу рабочее место и переберусь из хорошей, но очень тесной каютки, хотя бы в трюм, но на простор. Сомов обещал всяческое содействие. Он мил и внимателен".
Лишь бы не подвела пишущая машинка. Но однажды Евгению Ивановичу не повезло: "Крутая океанская зыбь сорвала ее со стола, ударила о палубу, и я отправился к Михаилу Семеновичу Комарову ( нач. транспорта КАЭ . - М. В.) - этого талантливейшего механика друзья называют левшой.
Он вставил в глаз лупу, осмотрел машинку, нагрел паяльник и принялся за работу. Машинка ускользала от него, катаясь по столу во время зыби, паяльник относило в сторону. Инструменты пляшут и прыгают на столе и диване, а Комаров как ни в чем не бывало занимается ремонтом. И машинку наладил!".
Я чуть ли не в тупике: на глазах происходили важные события, нужно было не уходить из рубки, стоять на Капитанском мостике, лазить на мачту к впередсмотрящему, и в то же время необходимо было немедленно, не теряя ни минуты, все записывать. Голова была уже перенасыщена фактами, событиями, и в памяти, конечно же, не удержать детали, характерные подробности событий - нужно все записывать тотчас, не медля! (И настойчиво теребил московские редакции: "Прошу извещать о получении, использовании, размерах для ориентировки, указать, какого размера должны быть выступления. В эти дни очень нуждаюсь в ваших указаниях, элементарных извещениях в наших нелегких условиях").
Велик соблазн забраться на самый верхний "этаж" корабля. Солнце уже взошло, туман поднялся с моря и открыл холодные дали. С разрешения капитана-дублера я пробираюсь под самолетами, среди ящиков к стальной трубчатой грот-мачте. Она словно вбита гигантским желтым крестом в серое небо.
Устроился со своими блокнотами, фотокамерами и магнитофо- ном на Капитанском мостике, но вскоре оставил журналистское "хозяйство", когда пришлось лезть на мачту, чтобы посмотреть с самой верхней точки на океан и на первые, сверкнувшие вдали айсберги. В общем, техника фиксирования событий пришла в противоречие со стремительностью развития событий в жизни судна".
Руки вцепились во вделанные в мачту скобы, и я осторожно поднимаюсь вверх. скоба, еще скоба, десятая, двадцатая. Посмотришь вниз - кружится голова, глянешь в сторону - шире и раздольнее открывается горизонт, и чем выше - ощутимее качка.
Но вот показывается рея. Еще несколько усилий и закоченевшие руки открывают дверцу смотровой кабины. В ней около электрической печки, скрючившись, пряча под полой куртки съемочную кинокамеру, стоит молодой оператор Александр Кочетков . Он протягивает руку, помогает забраться в "бочку". В это время мачта, круто описывая дугу, клонится на правый борт, на мгновение застывает, словно раздумывая, стоит ли ей касаться волн, затем решительно бросается в противоположную сторону. От полетов то вправо, то влево мутит, к горлу подкатывается горячий ком.
- Хороший планчик снял, - невозмутимо говорит Кочетков - Седой туман, из моря поднимается багровое солнце, и золотистая дорожка ложится от него к черному носу корабля. Импрессионизм!
Что там скрывать, - сетовал я на безоблачную погоду, когда пересекали экватор, хмурился, когда спокойно и гладко проходили мимо Зеленого мыса и Фарерских островов.
Теперь, кажется, начинается.
Чуть попривыкнув, смотрю с высоты на вспаханное ветром море, на изломанную черту горизонта с размазанными дымами кораблей и постепенно перевожу взгляд на лежащую внизу палубу. Она кажется длиной и узкой. Прижавшись друг к другу, стоят на ней зеленые транспортные самолеты, к кормовой надстройке прикручены тросами и цепью ящики с деталями вертолета.
В том секторе шестого континента, куда направляется советская экспедиция, расположены геомагнитный полюс и полюс относительной недоступности . А сам берег, к которому нужно подходить, обрывист, гол, мрачен, непригоден для высадки.
Радиообозреватели американских радиостанций улюлюкают, торжествуя: "Русская экспедиция пропала! Русским не высадиться на леднике, а если они это и сделают, то - заверяют газетные пророки - русские захлебнутся в Антарктиде: их ждет "ледяной ад", им "досталось само проклятье"".
Никто не прилетит сюда на помощь, не придут суда - вокруг, на огромном пространстве - только айсберги, туманный океан, тайна, коварная смерть.
Ссылки: