 |
Познер В.В.: Партия и подавление интеллектуальной свободы
Я стал членом КПСС в тридцать три года. В отличие от тех, кто из пионеров "автоматом" переходил в комсомол, а потом по этой наезженной колее вступал в партию, я пионером не был.
В комсомол я вступил зимой 1954-1955 года , будучи второкурсником. Вступление это запомнилось на всю жизнь. Мою кандидатуру обсуждал весь курс на общем собрании, человек триста. Как обычно, попросили "рассказать о себе", потом пошли вопросы - сначала по уставу, который я знал на зубок, потом по истории, в чем я тоже был силен. Словом, все шло по накатанной дорожке, как вдруг одна сокурсница встала и потребовала:
"Расскажи, как ты боролся против капитала, когда жил в Америке?"
Мне показалось, что она шутит, но поскольку никто не рассмеялся, я попросил ее уточнить вопрос.
"Ты был в подпольном движении борьбы против капиталистической эксплуатации?"
Тут-то я понял, что я в безвыходном положении, что ничего объяснить ей не смогу. Ее воспитали так, что у нее сложилось свое представление о Соединенных Штатах, и что бы я ни сказал, я ничего не изменю в ее взглядах. Поэтому я просто ответил, что не был членом никаких подпольных организаций. Она отреагировала соответствующим образом:
"Товарищи, мой отец - посол Советского Союза в Китайской Народной Республике, он очень хорошо разбирается в таких вопросах, и он учил меня не доверять людям вроде Познера, воспитанным на Западе".
Несмотря на это, подавляющее большинство моих сокурсников проголосовали за меня, но я никогда не забуду ее слов.
Затем мою кандидатуру утверждал факультетский комитет комсомола. Меня попытались поймать на вопросе "Что сказал Маркс на могиле Энгельса?" - но я не поймался. Потом спросили, читал ли я последние газеты. Какие события показались мне наиболее важными? Случилось так, что в течение недели, предшествовавшей моему приему, мы переезжали из гостиницы "Метрополь" в новую квартиру. Из-за миллиона разных дел читать что-либо было некогда. Я и объяснил - мол, так и так, газет не видел. В ответ на мои слова воцарилась мертвая тишина. Потом, после некоторого молчания, один из членов комитета, откашлявшись, проговорил:
- Володя, мы не можем принять тебя в комсомол, ведь ты же знаешь, что комсомолец должен был политически грамотным и хорошо подкованным. Мы даем тебе неделю, чтобы ты восполнил этот пробел.
И меня отпустили. Через пару дней я встретил этого члена комитета на факультете, и он сказал мне:
- Ты что, Володь, ох...л? Читал ты газеты, не читал - какое это имеет значение? Не хочешь - не читай, если ты такой мудило. Нам-то насрать на твой переезд. Сказал бы, что читал, ну, не ответил бы насчет событий, все равно приняли бы. Думать надо головой, Володь, а не жопой!
И в самом деле, ровно через неделю мне задали тот же вопрос, я подтвердил, что газеты читал (чистая правда!), и за то, чтобы принять меня в ряды Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи, проголосовали единогласно. Тогда я впервые стал догадываться о том, что означает членство в ВЛКСМ , насколько оно может быть формальным. Но не подозревал, что вскоре это станет главным рассадником цинизма и коррупции в стране.
Предельно важным делом я считал членство в КПСС. С одной стороны, многое в руководстве партии вызывало во мне протест (шел 1967 год, Хрущева скинули за три года до этого, и у власти был Л.И. Брежнев); само советское общество казалось мне душным, в чем-то неприемлемым. Но с другой стороны, мог ли я надеяться что-либо изменить, не являясь членом партии? Можно ли быть активным членом общества, находясь вне центральной силы этого общества? От этой головоломки я сходил с ума. Решение было принято в конце концов благодаря двум людям - Иосифу Давыдовичу Гордону и Николаю Яковлевичу Тиллибу , старому большевику, латышскому стрелку.
Как истинный латыш, Николай Яковлевич говорил мало и по делу:
"Если хочешь быть коммунистом, если хочешь исправить что-то - вступай в партию. Но хорошо подумай прежде, чем сделаешь это. Это будет не просто, оцени, хватит ли у тебя сил". Он оказался прав.
Это было и есть не просто - что, в общем, не беспокоит меня. Не стремился же я в партию ради развлечений. Но несмотря на то что я член партии с 1967 года, я все еще противлюсь принципу демократического централизма и не нахожу решения дилеммы, которую он ставит. Будучи членом команды, ты можешь сколько угодно обсуждать тактику и стратегию, но когда тренер принял решение, с которым команда согласна, ты обязан выйти на поле и сыграть так, как было договорено, даже если ты не согласен с принятым планом. Либо тебе придется уйти из команды. Но вот вопрос: как же сыграть по плану, с которым ты принципиально не согласен?
Это не риторический вопрос. Применительно к партийной дисциплине мы все помним не один эпизод, когда решение партии оказывалось катастрофическим для страны - например, насильственная коллективизация или оказание "интернационалистической помощи" Афганистану. Правда, ни в том, ни в другом случае не было никакого открытого обсуждения. Несогласных арестовывали, расстреливали, ссылали, отправляли в психлечебницы.
Когда партия объявляла о каком-либо своем решении, ни средства массовой информации, ни общество в целом не обсуждали этого решения, а лишь выражали горячее его одобрение.
Марксизм утверждает, что научный метод анализа способен прояснить самые сложные и важные политические и социальные истины. Однако во всех странах, где к власти пришли коммунистические партии, именно они стали единственными обладателями истины в последней инстанции.
Партия утеряла свою роль исследователя общественного развития, как мне кажется, потому, что она к своей политической функции присовокупила функцию управления. Она стала не только разрабатывать стратегию, не только агитировать массы, но и непосредственно управлять всеми процессами - от биологической науки до языкознания.
Это начинает меняться при перестройке , но очень медленно - ясно, что высшие партийные функционеры не горят желанием расставаться с должностью верховного главнокомандующего всего и всех. Что до рядовых партийных работников, то для них ситуация вообще выглядит устрашающей. Ведь в течение десятилетий партработник мог в принципе рассчитывать на занятие любой должности - министра, председателя комитета, посла. Это вытекает из той простой истины, что партработник на самом деле ни в чем не является экспертом, специалистом, он умеет только одно: управлять тем, что поручит ему партия, и так, как хочет партия. Потому и возможна ситуация, когда председателем Госкино становится человек, чье знакомство с кинопромышленностью и киноискусством ограничивается любительским просмотром кинофильмов. И именно такой партработник до самого последнего времени принимал все решения, касающиеся кино в Советском Союзе. Решения, которые базировались на безошибочной мудрости партии. Но теперь, когда мы начинаем возвращаться к ленинскому взгляду на роль политической партии, на что надеяться нынешнему партработнику? Потеряй я работу, я сумею устроиться - ведь у меня в руках профессия. Я журналист. К тому же я знаю языки. В худшем случае я смогу зарабатывать переводами.
Но что ожидает партработника, лишившегося места, тем более если он или она уже много лет трудятся в этом качестве и давно забыли то, чему когда-то учились? Ведь и управлять-то они умеют престранным образом. Как правило, они только мешают людям работать.
Во всем мире фермеры, крестьяне сажают, выращивают и собирают то, что считают нужным, тогда, когда считают это нужным. Но только не в Советском Союзе. Здесь партия указывает председателю колхоза, что сажать, когда сажать и когда собирать урожай. Не бред ли? Морозы, жара, снег, дождь - это не его вопрос. Приказано сажать такого-то числа - и баста! Приказали сажать кукурузу там, где она не может расти? Сажай! А не будешь сажать - тебя посадят. Так-то. В этой ситуации председатель колхоза имеет три возможности. Наиболее смелые и независимые посылают партийное начальство на три буквы, что сопряжено с огромным риском, вплоть до расстрела (так было еще в совсем недавнем прошлом).
Партработник не может позволить, чтобы крестьянин оказался прав, а он - нет. Лучше сгноить его, упрятать за решетку, чем допустить, чтобы он добился выдающегося результата и тем самым нанес удар по престижу партработника. Более осторожный председатель правления отвечает "Есть!", потом возвращается в колхоз и поступает так, как считает нужным.
Наконец, председатель, которому не раз давали по башке, которому все уже все равно, говорит "ну и х... с вами!" и выполняет указания. И потом все удивляются тому, какое тяжелое положение царит в советском сельском хозяйстве.
Что до меня, то я поражен, что оно вообще функционирует. Как, впрочем, и все остальное. Партийные работники указывают художникам, что и как рисовать, писателям - о чем и как писать. Результат такого "управления" ничуть не лучше того, что мы имеем в сельском хозяйстве.
Сейчас многое меняется радикально, но принцип демократического централизма все еще стоит незыблемо. Да и шестая статья Конституции СССР оговаривает "руководящую роль" партии.
Ссылки: