Рудницкая Людмила Даниловна - мать Несмеянова (1787-1958)

Мать моя родилась в июне 1878 г. в Москве и еще в самом раннем возрасте оказалась с родителями в Киржаче. Она получила среднее образование во Владимирской женской гимназии (в Киржаче в ту пору и много лет спустя не было средних учебных заведений) и, после нелегкой жизни дома, тотчас по окончании гимназии уехала из дома, поступив учительницей в какое-то глухое село, местоположение и название которого я забыл. Учительствовала она там вряд ли более двух лет, так как осенью 1898 г. 20 лет от роду уже вышла замуж. Как можно видеть на фотографиях того времени и как я сам помню в свои 8 лет, мама была редкой красавицей, скорее польского, чем русского типа, она очень похожа на одну из мадонн Рафаэля. По- видимому, она уже тогда обладала известной независимостью и самостоятельностью, как показывает ее отъезд в дальнюю неизвестную деревню против воли ее деспотического отца. См. Фото (несм) Людмила Даниловна Несмеянова - мать А.Н. Несмеянова. 1889 г.

Жизнь с папой не давала оснований для проявления этих черт ее характера, так как это была жизнь полная любви, гармоничности и счастья.

В семье, конечно, папа всецело играл роль головы. Играла ли мама роль шеи? Этого во всяком случае нельзя было заметить. В первые годы жизни в Москве, в Бахрушинском приюте , маму, очевидно, целиком поглощали маленькие дети и их болезни. Она и сама была не очень крепкого здоровья. Одно время у нее подозревали туберкулез. Дифтерией она болела вместе с нами. Период 1906-1909 гг. я вспоминаю как время моей уже осознанной безграничной любви к маме и боязни за нее. У меня был в папином садике любимый большой дуб, на который я мог легко взбираться - так были расположены ветки (я и сейчас помню их расположение). Там на высоте, на развилке из трех веток, я сидел, с мучительным беспокойством ожидая маму, уехавшую зачем-то в город. Несколько позднее, когда дети вышли из грудного возраста и у мамы появилось больше времени, она стала брать уроки живописи и писала. С моей позднейшей точки зрения, больших способностей у нее не было, но кое-какие пейзажи и натюрморты удавались. Удачны были ее аппликации, которые она делала, наклеивая и нашивая лоскутки материи иногда по своим, иногда по чужим мотивам. Три такие большие картины-аппликации: Балтийское море, Иван-царевич и Ночь (в виде летящей восточной женщины на фоне звездного неба) украшали стены нашей квартиры в приюте и позднейших жилищ. Естественно, что мама и папа были постоянными посетителями выставок передвижников и Союза русских художников , а с 10-12-летнего возраста и я бывал их спутником. Некоторые поразившие меня картины помню до сих пор, например "Ведьму" Богданова-Бельского (это не ведьма, а просто украинка) или, по- видимому, позднее, "Весну" Степанова. К музыке мама была равнодушна. Лучше сказать музыка была к ней равнодушна: у нее было абсолютное отсутствие музыкального слуха, наследственное от ее отца. Впрочем, в период примерно 1910-1917 гг. у родителей был абонемент (два места) в Большой театр, так что билет частенько перепадал и мне, но если пел Собинов и особенно Шаляпин - шли родители. Сверх того, у меня примерно с 1910-1912 гг. был свой детский абонемент (утром в воскресенье) в Большой, но это уже другая тема.

Свои художественные уменья мама широко применяла, организуя вместе с приютскими ребятами и некоторыми воспитателями подготовку к праздникам, обычно рождественским. Залы школьного здания с елкой, столами с угощениями, зал для танцев и т.д. превращались расписанными декорациями в русские терема или дворцовые анфилады. Делались декорации и для домашних спектаклей, игравшихся воспитанниками, из которых я помню великолепную постановку "Женитьбы" Гоголя и чеховских вещей - "Злоумышленник" и др. Все роли, и женские в том числе, игрались мальчиками (приют был мужской). Когда в приюте появился инициативный учитель пения Лебедев, то была поставлена и опера-попурри. Что касается лично меня, я был мальчик крайне стеснительный, та единственная роль, в которой я фигурировал, и то однажды, была роль суфлера. Не знаю, получается ли из моего описания картина полнокровной, интересной для воспитанников и старших участников, дружной жизни приюта, но это было так, и мама играла здесь немалую роль, участвуя всей душой в жизни папиного детища - приюта. Из этих художественных забав "вышло и дело". Приют был нацелен на подготовку высококвалифицированных мастеров - слесарей, токарей, электриков. Однако выяснилось, что ряд воспитанников проявил себя одаренными художественно, но мало способными к мастерству натурами. Были приглашены преподаватели-художники, и группа приютских "ребят" завершила свое образование по этой специальности. Некоторые другие, более склонные к учебной работе, были устроены в учительские семинарии, в частности в киржачскую. Таким образом, мои родители жили душа в душу не только в семье, но и "в деле". Несмотря на то, что мама целиком плыла в фарватере мужа, жила его делами, думала как он, она далеко не была обезличена, полностью сохранила индивидуальность. Это особенно ярко проявилось в переломный 1917 г. и в катастрофический 1933 г. - год папиной смерти, которая должна была бы, казалось, раздавить маму, но она, напротив, нашла силы плодотворно работать и одна. Об этом, впрочем, после.

Эта интеллектуальная самостоятельность мамы сказывалась и в ее полном атеизме. Для нее просто не существовало вопросов религии. Она была вся земная.

Ссылки: